Золотоискатель

Как мог я так быстро позабыть эту красоту? Возбуждение, которое я испытываю сегодня, ничуть не похоже на то лихорадочное состояние, что свело меня с ума и заставило бегать по долине. Теперь я понимаю, зачем явился сюда: оно сильнее меня, это воспоминание, существовавшее во мне до того, как я появился на свет. Впервые за последние месяцы мне кажется, что Лора близко, что разделяющее нас расстояние ничего больше не значит.

Я думаю о ней, томящейся, будто в плену, там, в Форест-Сайде, и смотрю, смотрю на рассветный пейзаж, чтобы передать ей через все расстояния эту красоту и этот покой. Я вспоминаю, как мы играли когда-то под крышей дома в Букане: забившись каждый в свой угол темного чердака со старым номером «Иллюстрейтед Лондон ньюс», мы изо всех сил старались мысленно передать друг другу найденные там слова и картинки. Интересно, удастся теперь Лоре взять верх в этой игре, как когда-то? Я мысленно передаю ей все, что вижу: четкую линию холмов на фоне розового неба, изумрудное море, ветер, медленный полет птиц из бухты Ласкар прямо на восходящее солнце.

К полудню я поднимаюсь на Командорскую Вышку, к разрушенной дозорной башне Корсара, и оттуда вдруг вижу расщелину. Из долины она не видна, так как вход в нее скрывает каменная осыпь. При полуденном солнце я отчетливо различаю зияющую в боку восточного холма темную рану.

Тщательно сопоставив ее местоположение с растущими в долине деревьями, я иду переговорить с фермером, живущим у здания телеграфа. С дороги на Порт-Матюрен его ферма похожа, скорее, на ветхое убежище от дождя и ветра, наполовину ушедшее в землю. При моем приближении с земли ворча поднимается нечто черное, при ближайшем рассмотрении оказавшееся полудикой свиньей. Следом, злобно щерясь, появляется пес. Я вспоминаю, как Дени учил меня когда-то во времена наших скитаний по полям: палка, камень не помогут. Нужно два камня — один бросаешь, другим грозишь. Собака отскакивает, но к входу в дом меня не подпускает.

«Господин Кастель?»

Появляется мужчина, по пояс голый, в рыбацких штанах. Это негр с хмурым лицом, высокий и крепкий. Он отгоняет собаку и приглашает меня войти.

Изнутри ферма выглядит темной и закопченной. Всю обстановку составляет стол и два стула. В глубине единственной комнаты что-то стряпает женщина в полинялом платье. Рядом с ней — светлокожая девочка.

Г-н Кастель предлагает мне сесть. Сам он остается стоять, вежливо слушает, как я объясняю, что мне от него надо. Потом одобрительно кивает. Он будет приходить ко мне время от времени, когда понадобится помощь, а его приемный сын Фриц станет каждый день носить мне еду. Зачем мы будем копать землю, он не спрашивает. Он вообще не задает вопросов.

Днем я решаю продолжить свои поиски южнее, в верхней части долины. Покинув убежище в тени тамаринда, куда я перенес свой лагерь, я поднимаюсь вверх по течению Камышовой реки. Речка — в сущности, небольшой ручей, слабое отражение подводной реки — извивается по песчаному руслу, петляет, образует островки. Выше она и вовсе превращается в тоненький ручеек, бегущий посреди ущелья по черному галечнику. Я подобрался совсем близко к отрогам гор. Растительность тут еще беднее, чем в долине: колючие кустарники, акации и неизменные пальмы вакоа с их саблевидными листьями.

Кругом стоит глубокая тишина, я иду, стараясь производить как можно меньше шума. У подножия гор ручей разделяется на несколько источников, вытекающих из вулканических и сланцевых расщелин. Вдруг небо затягивается тучами, начинается дождь, падает крупными холодными каплями. Вдали, в самом низу Лощины, над морем собирается гроза. Укрывшись под тамариндом, я смотрю, как на узкую долину надвигается дождь.

И тут я вижу ее: это та самая девушка, которая помогла мне, когда я бредил от жажды и переутомления. У нее совсем детское лицо, но она высока и стройна, на ней короткая юбка, какие носят обычно женщины манафов, и рубашка вся в лохмотьях. Волосы — длинные и вьющиеся, как у индианок. Наклонив от дождя голову, она идет вдоль долины прямо к моему дереву. Я знаю, что она меня еще не видит, и боюсь момента, когда буду обнаружен. Что она сделает? Закричит от страха и убежит? Она ступает бесшумно, гибкая, как животное. Вот она останавливается, смотрит в сторону тамаринда и замечает меня. По красивому непроницаемому лицу пробегает тревога. Она застывает, стоя на одной ноге и опираясь на длинную острогу. Намокшая от дождя одежда липнет к ее телу, длинные черные волосы оттеняют сияние медной кожи.

— Здравствуйте! — Я говорю это прежде всего, чтобы нарушить царящую вокруг тревожную тишину. И делаю шаг ей навстречу.

Она не двигается, только смотрит на меня. Дождевая вода струится по ее лбу, щекам, волосам. В руке у нее лиана, унизанная рыбами.

— Вы ходили рыбачить?

Мой голос звучит странно. Понимает ли она, что я говорю? Она подходит к тамаринду и садится на корень, укрываясь от дождя. Ее лицо по-прежнему обращено к горам.

— Вы живете в горах?

Она кивает. Потом говорит певучим голосом:

— Это правда, что вы ищете золото?

Я удивлен не столько вопросом, сколько ее речью. Она говорит по-французски почти без акцента.

— Вам так сказали? Да, правда, я ищу золото.

— И вы нашли его?

Я смеюсь.

— Нет, еще не нашел.

— А вы правда думаете, что здесь есть золото?

Ее вопрос веселит меня:

— А что? Вы так не думаете?

Она смотрит на меня. Ее лицо спокойно, на нем нет ни тени страха — как у ребенка.

— Здесь все бедные.

Она снова поворачивает голову к Лимонной горе, скрытой дождевой тучей. Какое-то время мы молча смотрим на дождь. Я вижу ее промокшую одежду, ее стройные ноги, лежащие на земле босые ступни.

— Как вас зовут? — Я спросил это почти нечаянно, может быть, чтобы у меня осталось хоть что-то от этой странной девушки, которая вот-вот исчезнет в горах.

Она смотрит на меня темными, глубокими глазами, словно думая о чем-то другом. И наконец говорит:

— Меня зовут Ума.

Потом она встает, берет лиану с нанизанными на нее рыбами, острогу и уходит — быстро-быстро шагает вдоль ручья под стихающим уже дождем. Еще какое-то время я вижу ее гибкую фигурку: горной козочкой она перепрыгивает с камня на камень, затем скрывается в чаще. Все произошло так быстро, что я готов поверить, будто сам выдумал это явление, эту девушку, дикую и прекрасную, которая спасла мне жизнь. Дождь совсем перестал, и солнце с новой силой горит в синем небе. При солнечном свете горы кажутся выше и неприступней. Напрасно я вглядываюсь в склоны Лимонной горы. Девушка исчезла, слившись с черными каменными стенами. Где она живет, в каком манафском селении? Я вспоминаю ее странное имя, индийское, в два слога, оно так причудливо прозвучало в ее устах, — это имя волнует меня. Наконец я бегом спускаюсь вниз, в долину, к своему лагерю у старого тамаринда.

Остаток дня я провожу в его тени, изучая карты долины и отмечая на них красным карандашом новые участки для исследования. Когда я отправляюсь взглянуть на них на месте, то неподалеку от второго пункта, на вросшем в землю камне, обнаруживаю четкий знак: четыре точки, образующие ровный квадрат. И тут же мне вспоминаются слова из письма Неизвестного Корсара: «Ищите ::». Сердце мое бешено колотится, когда, обернувшись назад, я вижу дозорную башню Командорской Вышки, расположенную по диагонали норд-зюйд.

В тот же день поздно вечером я нахожу и первую проушину — на осыпи восточного холма.

Я обнаруживаю этот знак случайно, пытаясь вычертить линию ост-вест, пересекающую Камышовую реку в пределах старого болота.

Шагая с компасом в руке спиной к солнцу, через небольшую впадину, которую определил для себя как высохшее русло притока речки, я дохожу до восточного утеса, совершенно отвесного в этом месте. Он представляет собой почти вертикальную базальтовую стену, местами осыпавшуюся. И вот, в одном месте этой стены, ближе к вершине, я вижу знак.

«„Проушина“! Это „проушина“!» — твержу я вполголоса.

Я ищу, как бы мне добраться до верха утеса. Камни срываются у меня из-под ног, но я лезу, цепляясь за кустарник. Добравшись почти до самой вершины, я с трудом нахожу выбитый на камне знак. Снизу он был ясно виден: равнобедренный треугольник, перевернутый вершиной вниз, — именно так выглядели проушины морских якорей во времена корсаров. Кровь стучит у меня в висках, пока я ищу его. Неужели я стал жертвой оптического обмана? На камнях тут и там попадаются отметины в форме угла — следы старых обломов. Снова и снова, скользя на каменной осыпи, я осматриваю край утеса.