Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 37 из 43

«Ну что вы, — рассмеялась она. — Не из полиции».

«Так кто же тогда?»

«Господа, которые очень вами интересуются, любопытный вы нос! Очень достойные господа жаждут вас увидеть! Будете вести себя разумно, правда?»

«Кто они?»

«Достойнейшие люди, я же сказала. Человек шесть. Вы их очень интересуете».

«Журналисты».

«Можно и так сказать».

«Хотят написать обо мне статью?»

«Вообще-то они не журналисты. И точно не будут говорить о вас…»

«Значит, те, кого я видел, когда меня сюда привезли?»

Медсестра собрала все свои вещи и взялась левой рукой за ручку двери.

«Нет, нет, не они. Молодые люди, такие же, как вы. Они придут сюда с главврачом. Зададут вам вопросы. Будьте с ними полюбезней, и они, возможно, сумеют что-нибудь для вас сделать».

«Они легавые, да?» — не отставал Адам.

«Студенты, — сказала женщина и открыла дверь. — Студенты, — повторила она, — раз уж вы непременно хотите знать».

Адам заснул и проспал до их прихода, до 7 часов 10 минут.

Та же медсестра снова разбудила его, встряхнув за плечо, заставила помочиться, поправить пижаму и причесаться, а потом отвела к двери в другом конце коридора. Он вошел один.

Комната, еще меньшая по размерам, чем его палата, была заполнена сидевшими на стульях людьми. Шкаф с лекарствами в одном углу и весы в другом указывали на то, что это смотровая. Адам прошел между посетителями, нашел свободный стул в конце комнаты и сел. Посидел молча несколько минут. Остальным до него словно бы и дела не было. Адам попросил у сидевшей рядом девушки сигарету, она кивнула, открыла черную кожаную сумку и протянула ему пачку. Это были довольно дорогие сигареты из светлого табака, «Блэк», а может, «Морье»; Адам спросил, может ли он взять три или даже четыре штуки. Девушка предложила ему забрать всю пачку. Адам поблагодарил и несколько минут вдумчиво курил. Потом поднял голову и оглядел всех по очереди; их было семеро, семь молодых самцов и самок в возрасте между девятнадцатью и двадцатью четырьмя годами и один доктор приблизительно сорока восьми лет. Никто не обращал на него внимания. Они тихо переговаривались между собой. Трое что-то писали. Четвертая, девушка читала заметки в школьной тетради; именно она подарила ему сигареты. Звали ее Жюльенна Р., стройная, на редкость красивая блондинка с пучком и родинкой над правой лодыжкой. На вид ей можно было дать двадцать один год с небольшим. Одета она была в темно-синее тиковое платье с поясом из сафьяна на золотистом виниле. Ее мать была швейцаркой. Отец десятью годами раньше умер от язвы.

Она первой из всех посмотрела на Адама, и он заметил и круги у нее под глазами, и серьезный, понимающе-сочувственный взгляд. Потом она скрестила руки, зажав мизинец в сгибе локтя, и, едва заметно шевеля кончиком указательного пальца, чуть сильнее обычного вытянула шею вперед. В очертаниях ее высокого лба была детскость и одновременно иконописность; прическа — в стиле средневекового «бандо», с валиком и на косой пробор.

Именно она внимательней остальных слушала главного врача и товарищей. Это угадывалось по невероятно сосредоточенному лицу; его симметрия не утяжеляла подбородок и делала складочку у нежных губ еще более пытливой. При дыхании она слегка приоткрывала рот и не опускала глаз, подавляя Адама взглядом; в нем была тьма разнообразнейших эмоций и нюансов, он был многомудрым, как у великой грешницы, познавшей запретную сладость инцеста. Это была цитадель разума и знания — не мстительная, не жестокая, но почти старческая в своей спокойной уверенности.

Она заговорила первой, с одобрения главного врача. Слегка наклонилась к Адаму, как будто хотела взять его за руки, но не сделала этого, а спросила, очень серьезно и спокойно:

«Давно вы здесь?»

«Нет…» — ответил Адам.

«Можете сказать точно?»

Адам колебался.

«Один день? Два? Три? Дольше?..»

Адам улыбнулся.

«Да, пожалуй, три или четыре дня…»

«Вы уверены?»

Юноша в темных очках переспросил:

«Три или четыре дня?»

Адама одолели сомнения.

«Вам здесь нравится?» — задала свой вопрос Жюльенна.

«Да», — кивнул Адам.

«Где вы находитесь?» — вступила в разговор девица по фамилии Мартен.

«Вы знаете, где именно находитесь? Как называется это место?»

«Сумасшедший дом», — ответил Адам.

«А почему вы здесь?» — спросила Мартен.

«Да, почему?» — повторила Жюльенна.

Адам задумался.

«Легавые меня привели», — наконец сообщил он.

Девушка что-то отметила в школьной тетрадке — видимо, записала слова Адама.

Где-то далеко по дороге с натугой поднимался грузовик. Приглушенный рев мотора проникал через окно, как назойливая мясная муха, и глухим эхом отражался от белого кафеля стен; это был грузовик с отходами, карабкавшийся по заросшему мимозой склону к мусоросжигательному заводу. Цинковые трубы, кипы картона, груды рессор рухнут на гору отбросов и будут дожидаться очистительного костра.

«Сколько вас здесь продержат?» — продолжила Жюльенна Р.

«Не знаю, мне не сказали». «А как давно вы здесь?» — вмешался в разговор высокий парень, стоявший в глубине комнаты.

Адам бросил на него задумчивый взгляд. «Я вам уже говорил. Три или четыре дня…» Девушка обернулась, укоризненно покачала головой и продолжила, смягчив тон.

«Как ваше имя?»

«Адам Полло», — ответил Адам.

«А ваши родители?»

«Они тоже Полло».

«Да нет — я хотела спросить, есть ли у вас родители?»

«Да».

«Вы живете с ними?»

«Да».

«Вы всегда жили вместе?»

«Кажется, так…»

«Вы жили где-нибудь еще?»

«Да — один раз…»

«Когда именно?»

«Недолго».

«Где именно?»

«На холме. В пустом доме».

«И вы там жили?»

«Да».

«Вам было хорошо?»

«Да».

«Вы были один?»

«Да».

«Вы ни с кем не виделись? Никто вас не навещал?»

«Нет».

«Почему?»

«Они не знали, где я».

«Вам это нравилось?»

«Да».

«Но вы не…»

«Было хорошо. Красивый дом. И холм тоже. Внизу проходила дорога. Я загорал голым».

«Вам нравится загорать без одежды?»

«Да».

«Вы не любите ходить одетым?»

«Не люблю, когда жарко».

«Почему?»

«Потому что приходится застегивать пуговицы. Я не люблю пуговицы».

«А ваши родители?»

«Я их оставил».

«И ушли?»

Адам снял с губы табачную крошку.

«Да».

«Почему вы ушли?»

«Откуда?»

Девушка что-то записала в тетрадь; она опустила голову, словно ее тоже одолели сомнения. Адам увидел, что пробор у нее в волосах образует на затылке букву S. Потом она подняла голову и взглянула на Адама заспанными глазами. Эти глаза были огромными, голубыми, умными, наделенными неодолимой гипнотической силой. Казалось, что голос сливается со взглядом и проникает во внутренности Адама. Пока он дозревал, три других вопроса от двух девушек и парня остались без ответа.

«Вы больны?»

«Сколько вам лет?»

«Вы сказали, что не любите одежду. А голым вы ходить любите?»

Наконец из тумана взрывом мокрого пороха прозвучали слова Жюльенны Р. Как спичка, которой ковыряли в ухе, шипит, но не загорается и распространяет в воздухе едкий запах сгоревшей плоти. Как брошенная в реку головня, идущая ко дну сквозь толщу воды.

«Почему вы ушли из дома родителей?»

Адам не услышал вопроса, она повторила, без малейшего раздражения в голосе, словно говорила в микрофон:

«Почему вы уехали от родителей?»

«Нужно было уехать», — сказал Адам.

«Но почему?»

«Я уже не помню», — начал Адам, и все стали делать пометки в блокнотах. Только Жюльенна Р. не опустила головы.

«Я хочу сказать ___»

«У вас были неприятности?»

«Вы поссорились с родителями?»

Адам махнул рукой, и пепел от сигареты упал на туфлю Жюльенны; он пробормотал «простите…» и продолжил:

«Нет, не так, не то чтобы неприятности, нет — Пожалуй, мне давно следовало уехать. Я думал ___»

«Что вы думали?» — спросила одна из девушек.