Страница 9 из 21
Размеры семейных наделов время от времени изменялись общинными властями, в зависимости от количества рабочих рук и едоков в семье. Наделы перераспределялись между крестьянами так, чтобы создать примерно равные стартовые условия всем семьям. Учитывалось качество земли, количество обрабатывающих её рук.
Есть у нас немало любителей вещать о недоразвитии частно-собственнических инстинктов в российском обществе. Режиссеры, числящиеся патриотами, даже снимают фильмы на эту тему. Мол, мы такие-сякие, генетически несовершенные.
А вот если подумать о том, что волновало больше всего русского крестьянина? Увеличение дохода с земли или выживание? Вместо того, чтобы порицать русского крестьянина за то, что он не «частник», стоить обратить внимание на особенности жизни и хозяйствования в русском историческом центре.
Перераспределение пахотных земель в общине производилось в целях гармонизации возможностей и обязанностей, для обеспечения выживания всех членов общины.
Крестьяне имели право распоряжаться своими участками, но в случае их запустения и невозможности обрабатывать, дальнейшая судьбы земли полностью или частично определялась уже волостью. Рубка и корчевка леса, постройка дома, вывоз навоза на поля, покос, помощь семье, в которой заболел или умер кормилец, осуществлялась всем сельским обществом. Скажем, семья, лишившаяся дома из-за пожара или вражеского набега, погибла бы зимой, если бы община не пришла ей на помощь. У нас ведь не Прованс, где можно провести зиму под навесом. В те времена и в конце сентября мог выпасть снег.
Община была не казармой (как снится современным Верам Павловнам), а органом общественной поддержки индивидуального хозяйства, самой что ни на есть ячейкой гражданского общества.
Каких-либо существенных различий в порядках землепользования между общинами владельческих деревень и черными общинами еще не было.
Новгород
Феодальная раздробленность Руси экономически ослабила Новгород уже к концу XII века. В это время иноземные завоеватели, на юге кипчаки, на севере шведы и немцы, фактически прекращают доступ русских к самостоятельной морской торговле на Черном море и Балтике. От потери балтийско-черноморского пути, на котором недавно еще богатела киевская Русь, страдает и Новгородская республика.
Ганзейская лига, обладающая сильным военным флотом, берет в свои руки торговые коммуникации на Балтике, становится монополией. Ганзейский устав категорически запрещает брать товары, принадлежащие новгородцам, на немецкие суда, запрещает давать новгородцам кредит, ограничивает ввоз в Новгород западных товаров – для поддержания высоких цен. Единственным вариантом торговли для Новгорода будет торговый обмен непосредственно на территории ганзейских факторий – на тех, условиях, которые выгодны немцам. Плодами такой торговли сможет пользоваться лишь верхушка новгородского общества – бояре и крупные купцы, «житьи люди».
Новгородское население будет теперь фатальным образом зависеть от слабого плодородия северо-западных русских земель.
Более двадцати раз в истории независимого Новгорода случался массовый голод.
Уже на рубеже XII–XIII вв. в Новгороде появляются первые признаки аграрного перенаселения, произошло исчерпание ресурса свободных пахотных земель. В условиях ограниченных ресурсов начался рост крупного землевладения, разорение мелких крестьянских хозяйств, распространение долгового рабства и ростовщичества, городской нищеты.
Первый раз большой голод в Новгороде случился в 1170 году, когда был неурожай и прекратился подвоза хлеба с Суздальщины, с которой шла война. И вот новгородцы, которые только что продавали пленных суздальцев намного дешевле овцы, спешно зовут себе суздальского князя. В 1215 удальцы-новгородцы опять разбили владимирско-суздальскую рать и снова прекращение подвоза суздальского хлеба привело к трагедии. Кадь ржи (14 пудов) продавалась по 10 гривен – по той цене, по которой недавно можно было купить целое стадо овец. Люди ели «сосновую кору и лист липов и мох», [3]трупы лежали на улицах, население бежало из города.
С этого времени голодные годы повторяются регулярно.
9 тысяч человек умерло от голода в 1228 году. В катастрофическом 1230 г. кадь ржи продавалась по 20 гривен. «И кто не просльзиться о семь, видяще мьртвьця по уличамъ лежаща, и младънця от пьсъ изедаемы». [4]Родители продавали своих чад в рабство ради хлеба; распространилось людоедство. Князь и прочие представители власти бежали из города. В первой братской могиле (скудельнице) было захоронено 3300 трупов, во второй 3500, затем пришел черед и для третьей скудельницы. По летописи церкви Двенадцати апостолов «всего в Новгороде померло народу 48 тысяч». Парадоксально, но голод 1230 г. привел почти к такому же опустению земли на северо-западе Руси, как и татарские нашествия Батыя и Неврюя на северо-востоке.
С середины XIV века, в наиболее развитой части Новгородской республики (пятинах), налицо все признаки экосоциального кризиса. Росло крупное землевладение и ростовщичество, крестьяне бросали земли и «закладывались» за бояр, или превращались в нещадно эксплуатируемых арендаторов-испольщиков (которые отдают за пользование господской землей половину урожая). Задолжавших и сбежавших половников разыскивали, как беглых преступников. Излишки новгородского населения уходили на ушкуях грабить по Волге – ушкуйники особо не разбирали, где русские, а где татарские селения. Ушкуйники добирались даже до Оби, но, вместо нормального освоения Западной Сибири, занимались грабежом югорцев. Отдадим должное храбрости новгородских пиратов, но все-таки ушкуйники не рисковали выходить в Балтийское море, где их ожидал сильный ганзейский флот.
Голод и мор происходят в 1352, 1364, 1370, 1390, 1414, 1418, 1421–1423, 1431, 1436, 1442, 1445 гг. Часто, очень часто. Тут и нечего сравнивать с московским княжеством.
Количество эпидемий чумы в Новгороде многократно превосходит количество эпидемий в удаленных от Европы регионах северо-восточной Руси. Роль ганзейской фактории не дает новгородскому населению ни благополучия, ни безопасности, ни сытости, но делает город открытым для чумных крыс и блох, которые несли на себе западные «гости».
К концу XIV века новгородская хозяйственная система становится полностью олигархической. Завершается процесс перехода «черных» государственных земель, являющихся объектом коллективной эксплуатации со стороны всей городской общины, в руки богатейших землевладельцев (что резко контрастирует с ситуацией в Московском княжестве). В новгородских пятинах к середине XV века всего 9 % «черных» государственных земель. Четверть земель находится в руках церкви, причем 5 % принадлежит непосредственно архиепископу. Две трети находится у частных владельцев – на правах вотчин, то есть наследственной родовой собственности.
Половина частных земель – в руках 60 человек! Таким образом приватизация государственного земельного фонда обогатила лишь узкий круг новгородского боярства. Подати, которые платили крестьяне, живущие в боярских вотчинах, в пять раз превышали подати, уплачиваемые черносошными крестьянами, которые преобладали в московском княжестве.
Новгородское боярство гораздо больше московской знати ориентировалось на внешний рынок, на экспорт дешевого сырья и получении товаров роскоши. Боярам хотелось немецких кунстштюков, поэтому на крестьян все сильнее давил податный пресс. Этим новгородская верхушка напоминала польско-литовское панство, хотя северно-русское крестьянство находилось в худших природных условиях, чем польско-литовское.
Соответственно собиранию экономической мощи в руках немногих, собиралась в тех же руках и реальная политическая власть. Новгородской республикой управляло, со второй половины XIV века, «собрание посадников», где в определенных пропорциях были представлены боярские кланы. Затем «совет господ» – это 300 боярских семей, владеющих новгородской землей. Исключительно из боярской знати формировалась вся чиновная верхушка Новгородской Руси. Даже торгово-ремесленное население Новгорода было подвластно боярской коллегии тысяцких.
3
Новгородская первая летопись старшего извода. В кн.: Полное собрание русских летописей. Т.3. Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. М.-Л., 1950, с. 54.
4
Новгородская первая летопись старшего извода. В кн.: Полное собрание русских летописей. Т.3. Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. М.-Л., 1950, с. 69.