Страница 27 из 121
Писатель
(зевая)
Дважды два — четыре. Читатель Позвольте мне сказать два слова. Вы так отделали сурово Того, кто вас распродает… Но вы-то сами кто? Илот? Не соблазненная ж купцом Вы институтка в самом деле? Вы тоже стали продавцом И растеряли вкус и цели. Специалисты по попам, Альковам, страхам и скелетам, Вы по налаженным тропам Гарцуете зимой и летом. Легко! Сто раз себе самим Вы подражаете убого,— А если смыть манерный грим — Что там останется? Немного… Критик Ну, не совсем… Читатель Не в этом суть! Но кто же, господин писатель, Определил ваш новый путь? Вы сами? Общество? Издатель? Для вас сейчас любой успех, Как допинг для усталой клячи… Зачем торгуетесь при всех — Чей «изм» умнее и богаче? В неделю изводя стопу, Привыкли вы менять две маски: Во вторник презирать толпу, А в пятницу ей строить глазки… В тупой анкете «о мозоле» И ваше мненье мы найдем, В кинематографе с моржом Снимались вы по доброй воле… Да не один кинематограф! Я не могу пойти в кабак, Чтоб со стены, как вещий знак, Не угрожал мне ваш автограф… Поймите… Надо уважать Хотя кого-нибудь на свете. Я вас любил… Писатель(брезгливо)
Да, на жилете Ты любишь, друг мой, порыдать. Будь проклят ты с такой любовью! Устану ль я иль вдруг споткнусь,— Ты первый всякому злословью, Как прачка, веришь, милый гусь… Ты будешь пить, служить в акцизе И развивать игриво прыть,— А я обязан, в светлой ризе, Голодный над тобой парить… Не ты ль, приятель, Льва Толстого На Джека Лондона сменил? Кто «интересней», — тот и мил. К чему кроту вершины слова? Увы, грешна моя душа,— Но пред собой одной и только,— Что я порой не гимн, а польку Спеша писал из-за гроша. Да, я толкался в ресторанах И бисер улице бросал, Но по музеям на Дианах Не я автографы писал. А ты! Что сделал ты на свете? Родил собачий, затхлый быт И, приучивши спину к плети, Охотно ел из всех корыт. Проблем не стало для тебя: Расковырял, зевнул — и к черту! Чтоб чем-нибудь развлечь себя, Ты к книгам подходил, как к торту… Не ты ль виной, шальная муха, Что даже слово «гражданин» Сейчас так дико режет ухо, Как старомодный «райский крин»? Но будет. Брысь… А вы, мой критик, Что в поте вялого лица, Как прогрессивный паралитик, Меня жуете без конца? Вы помогли мне разобраться В себе самом? Когда и чем? Пересказать, сравнить, придраться, Поставить балл — и все. Зачем? Какие общие вопросы Вы подымаете сейчас? Все те же шпильки, брань, разносы И генеральский зычный бас. Кого вы вовремя узнали? Не вам, сидящим у дорог, Провидеть за туманом дали! Дай Бог кой-как свести итог… Парнасский пресный регистратор И юбилейный декламатор Без вдохновенья и огня — Не вам, мой друг, судить меня! Но впрочем — точка. Извините. Шумит в башке. И пусть. Плевать! Я лишь хотел в чаду событий Чуть-чуть наш узел развязать, Чтоб на мои одни лишь плечи Не клали сдуру весь багаж… Все хороши! Эй, человече, Что ж счет?.. Пойдем на вернисаж… (Все подымаются и уходят.) <1914>ПОСЛЕ ПОСЕЩЕНИЯ ОДНОГО «ЛИТЕРАТУРНОГО ОБЩЕСТВА» *
Мы культурны: чистим зубы, Рот и оба сапога. В письмах вежливы сугубо: «Ваш покорнейший слуга». Отчего ж при всяком споре, Доведенном до конца,— Вместо умного отпора Мы с бессилием глупца, Подражая папуасам, Бьем друг друга по мордасам? Бьем, конечно, языком,— Но больней, чем кулаком… <1909>КОРНЕЙ БЕЛИНСКИЙ *
(Посвящается К. Чуковскому)
В экзотике заглавий пол-успеха. Пусть в ноздри бьет за тысячу шагов: «Корявый буйвол», «Окуни без меха», «Семен Юшкевич и охапка дров». Закрыв глаза и перышком играя, Впадая в деланный холодно-мутный транс, Седлает линию… Ее зовут — кривая, Она вывозит и блюдет баланс. Начало? Гм… Тарас убил Андрея Не за измену Сечи… Раз, два, три! Но потому, что ксендз и два еврея Держали с ним на сей предмет пари. Ведь ново! Что-с? Акробатично-ново! Затем — смешок. Стежок. Опять смешок. И вот — плоды случайного улова — На белых нитках пляшет сотня строк. Что дальше? Гм… Приступит к данной книжке, Определит, что автор… мыловар, И так смешно раздует мелочишки, Что со страниц пойдет казанский пар. «Страница третья. Пятая. Шестая…» «На сто шестнадцатой — „собака“ через ять!» Так можно летом на стекле, скучая, Мух двадцать, размахнувшись, в горсть поймать. Надравши «стружек» — кстати и некстати — Потопчется еще с полсотни строк: То выедет на английской цитате, То с реверансом автору даст в бок. Кустарит парадокс из парадокса… Холодный пафос недомолвок — гол, А хитрый гнев критического бокса Все рвется в истерический футбол… И, наконец, когда мелькнет надежда, Что он сейчас поймает журавля, Он вдруг смущенно потупляет вежды И торопливо… сходит с корабля. Post scriptum: иногда Корней Белинский Сечет господ, цена которым грош,— Тогда кипит в нем гений исполинский, И тогой с плеч спадает макинтош! <1911> вернутьсявернуться