Страница 13 из 137
III Седая ночь из сада смотрит в дом. Шуршат кусты, и сонно стонут ставни. Спираль обоев свесилась винтом, Под ней на стенке — замок стародавний. Горит свеча. На тонкое лицо Дрожащий свет упал косым румянцем. На рваной скатерти домашнее винцо, И чай, и сыр, и булки с темным глянцем. У докторши сегодня пир горой: И дом другой, и вся она другая — Сегодня утром в тишине сырой К ней постучалась путница чужая. С большим мешком на худеньких плечах, Косясь сквозь сад на алые амбары, Она, сияя в утренних лучах, Спросила: «Где дорога в Кошедары?» И как-то так, как в поезде порой, Они разговорились незаметно,— Ребенок рассмешил ее игрой, И яблони кивнули ей приветно… И вот осталась. В поздний темный час, Как две сестры, они шептались тихо, И пальцы их сплетались много раз, А ночь в окно смотрела, как волчиха: Россия — заушенье — боль — и стыд, И лисье бегство через сто рогаток, И наглый бич бессмысленных обид, И будущее — цепь немых загадок… Вплетая в шепот все растущий плеск, В саду запел дорожный колоколец. Беспечный смех — и черных веток треск, И лай собак из всех глухих околиц… Трещит крыльцо. Влетают впопыхах Веселые, как буйные цыганки, С кульками и пакетами в руках Три гостьи, три знакомых хуторянки. Под темным небом толстый самовар Опять гудит и мечет к звездам пламя, А в комнате раздолье и угар,— Хохочет докторша, трясется замок в раме… Журчит-звенит болтливый разговор: «В обмен на соль добыли две холстины, И воз жердей купили на забор! И насушили куль лесной малины!..» Мужчины там…Вернутся ли назад? Воюют? Сгинули? С востока нет ни слова. А жизнь не ждет — и хлев, и луг, и сад Зовут к работе властно и сурово. Ни книг, ни нот… Движенья их резки, И руки жестче дланей амазонок… Смеются, пьют. К свече летят жуки. В соседней спальне кротко спит ребенок. IV Проходят дни… В аллее свет и тень, Под липами лениво пляшут блики. Тяжелый жернов, вдвинутый на пень, Оброс вокруг усами ежевики… В конце аллеи севший на бок склеп: За ржавой грудью выгнутой решетки Портрет врача, венок, истлевший креп, И глаз лампадки, розовый и кроткий. Кричит петух. В колодезной бадье Полощутся лохматые утята. Сквозь сеть малины промелькнул в ладье Старик-кузнец, отчаливший куда-то. Перед крыльцом понурый пегий конь, В тележке куль: мука — одежда — птица… Раскрыла двери смуглая ладонь, И вышла докторша и новая жилица. Опять на Запад, к новым берегам,— Напрасно та всю ночь ее молила Остаться здесь, где кров и птичий гам, Поля и труд, и гладь речного ила… Нельзя! На Запад! Где-то там отец, Она его напрасно ищет с мая… Ее знакомый, виленский купец, Видал его в Дармштадте у трамвая… Возница влез на козлы и молчит. Уходит гостья в дом обнять ребенка, Вернулась, села, — мягкий гул копыт, И вот опять в кустах нырнула лошаденка… Опять одна… Веранда спит в лучах. В окне играет мирно с нянькой Лиза. Собака спит на старых кирпичах, И тмин висит у пыльного карниза. Пошла полоть в дремучий огород, За ней гурьбой вихлястые утята… Но труд постыл, — и снова от ворот Идет в поля на зов реки косматой. Слетелись галки к отмели косой. За Вилией штыки на солнце блещут… Хлеба под ветром льются полосой, И волосы из-под платка трепещут. Вдали у бора снова цепь телег: Скрипят-ползут печальным длинным рядом. Безудержный, мятущийся набег Из русского бушующего ада. Она стоит и смотрит: не понять!.. Тучнеет хлеб в томлении ленивом, Синеет даль. Стрижей веселых рать Влетает в гнезда под речным обрывом. У отмели — сырая колея. Ребята плещутся. Щенок за уткой мчится… Шумит, поет и плещет Вилия, Качается прибрежная пшеница. <1922>
Оазис *
Они войдут в сады эдемские, по которым текут реки: там для них все, чего ни захотят.
Коран, гл. 16, ст. 33 Когда душа мрачна, как гроб, И жизнь свелась к краюхе хлеба, Невольно подымаешь лоб На светлый зов бродяги Феба,— И смех, волшебный алкоголь, Наперекор земному аду, Звеня, укачивает боль, Как волны мертвую наяду… Любой зеленый летний день, Домишко, елка у оврага, Добряк-приятель, зной и тень — Волнуют небывалой сагой… Сядь, Муза, вот тебе канва,— Распутай все шелка и гарус, И пусть беспечные слова Заткут узором вольный парус! …………………………………………………… Матвей Степаныч, адвокат, Владелец хутора под Вильно, Изящно выгнув торс назад, Сказал с улыбкою умильной: «Ну что ж, задумчивый поэт, Махнем-ка к тетушке на хутор? Там воздух сладок, как шербет, Там есть и сыр, и хлеб, и буттер…» вернуться