Страница 2 из 47
В проход между креслами выкатился со старым фотоаппаратом кругленький Вовка Самоварик.
— Одну минутку!.. Та-ак! — Он навел аппарат на Распутин, щелкнул затвором и козырнул не сержанту Кульбеде и не командиру взвода Славке Мощагину, а Богдану — красивому смуглому парню, сидевшему у окна. — Поверженный гладиатор на пленке!
Не переставая жевать резину, Богдан пренебрежительно бросил:
— Не трать пленку на падаль!
Несколько мальчишек заискивающе осклабились, преданно глядя на Богдана. А Распутя все лежал. Чтобы голова не стукалась о пол, он сунул под затылок руку и, не моргая, глядел через окно вверх, на грозовую тучу. Произнес густым монотонным голосом:
— Говорят, молнии черными бывают.
Неразлучные дружки Фимка и Димка переглянулись. Фимка крутанул у виска пальцем.
— Того, кажется!
Димка согласился кивком головы. А Богдан сплюнул длинно и презрительно.
— Ему что-то жидкое в голову ударило.
Сержант Кульбеда тихо подсказал Славке Мощагину:
— Прикажи встать.
Славка постарался принять строгий командирский вид.
— Эй! Гришка! Хватит валять дурака!
— А кого еще может валять дурак? — усмехнулся Богдан. — Только сам себя!
И снова мальчишки, сидевшие с ним, преданно осклабились.
Второй юный дзержинец с двумя звездочками на рукаве — командир отделения Сергей Лагутин — нахмурился. В глазах у него разгорелся сердитый огонек. Его злило, что Гришка никак не отреагировал на замечание командира взвода.
— Оглох? Слов не понимаешь? — Сергей приподнял ногу, чтобы лягнуть Распутю. — Ну тогда…
— Отставить! — Сержант Кульбеда удержал Сергея за колено, с упреком взглянул на Распутю и скрипуче, по-стариковски прокряхтел: — Э-э-эх!.. Нет на вас гвардии старшины Грехопуда!
Упоминание неизвестного старшины со странной фамилией никого не заинтересовало.
— Какая разница, где лежать, — пробасил Распутя и все-таки приподнялся, тяжело перевалился на сиденье, вытянув во всю длину тощие ноги в огромных кедах. — Могу и тут.
Падение Распути временно прервало знакомство ребят с сектантом Забудкиным, и теперь все снова повернулись к нему.
— Докладывай дальше, — сказал сержант Кульбеда. — Мы во взводе должны все друг про дружку знать.
— Я все уже сказал, — Забудкин закрыл глаза-щелки, лицо у него вытянулось, как иконописный лик. — Тяжко вспоминать.
— Звать-то хоть как? — спросил кто-то.
— Иночка.
Богдан коротко хохотнул.
— Бабье имечко!
Забудкин приоткрыл глаза, липко ощупал зрачками Богдана.
— В миру — Иннокентий.
— Не годится! — возразил Богдан и перестал жевать резину — задумался. — Мы тебя Изувером окрестим или Раскольником. Выбирай!
— Отринь! — злобно гаркнул Забудкин.
— Шуруп! — тихо позвал Богдан.
Сидевший поблизости мальчишка с готовностью наклонился к нему.
— Первое тебе и твоим шурупчикам задание: популярно растолкуйте Раскольнику ситуацию.
Мальчишка вскочил, шагнул к Забудкину, жарко и вразумляюще прошептал:
— Это Богдан! Запомни! Бог-дан!
— Отринь! — повторил Забудкин и, выставив перед собой руку, по-кошачьи царапнул по воздуху скрюченными пальцами с обкусанными ногтями.
Сзади Шурупа выросли еще четверо мальчишек. Забудкин вжался в сиденье.
— По местам! — крикнул Сергей Лагутин, бесцеремонно расталкивая мальчишек.
— Не зашиби! — предупредил его сержант Кульбеда.
Но Сергей не церемонился. Сил у него хватало, и он быстро распихал мальчишек по местам.
— Н-да! — горестно произнес Богдан. — Не шурупчики, а так — гвоздики сапожные.
— А ты не подзуживай! — прикрикнул на него Сергей. — Предупреждаю! Как командир предупреждаю!
Богдан языком придвинул разжеванную резину к губам и выдул большой мутный пузырь.
На просеке
В лагерь приехали как раз к обеду — так было рассчитано. Предполагалось, что сразу после приезда и обеда ребята начнут строить себе жилье — натягивать палатки, ставить раскладушки и другую немудреную лагерную мебель. Второй и третий день отводились для дальнейшего благоустройства.
Все это, конечно, шефы могли бы подготовить заранее, до приезда мальчишек, но капитан Дробовой настоял на том, чтобы ребята сами позаботились о жилье.
Остальное было готово к приему мальчишек. На обширной поляне стояла просторная столовая, к которой примыкала кухня. Дымок приветливо курился над трубой. Невдалеке располагалась мастерская — приземистое здание с широкими окнами. На двух крайних окнах алели кресты — там была санчасть. Штаб лагеря — рубленая изба — находился в центре поляны.
Взводу сержанта Кульбеды была отведена просека, которая круто спускалась от штабной поляны к речке.
Выплеснув ребят, «Икарус» с трудом развернулся меж деревьев и уехал, а они стояли молча и растерянно осматривались, чувствуя, как вместо тревоги и гнетущего ожидания в груди зарождается радость. Не таким представлялся им лагерь. Воображение рисовало им безжизненно-серую картину с обязательным забором и хмурыми часовыми у ворот, с уныло-прямыми дорожками, соединявшими палатки в единую неразрывную цепь, с вытоптанной до последней травинки площадкой для общих построений и бесконечных поверок. А здесь был дикий лес, чащобный запах, чистая речка и небывалый простор. Да и туча куда-то исчезла. Солнце щедро заливало просеку.
— Гриб! — сдавленно рыкнул Распутя и присел, а потом и прилег на бок около высокого ячеистого коричневого колпачка, выглядывавшего из травы. — Строчок!
— Сморчок! — поправил его сержант Кульбеда. — Строчок похож на кочан цветной капусты, а этот, видишь, конусом растет.
Сверху от штабной поляны подъехал грузовик с имуществом взвода, гуднул, требуя освободить дорогу. Мальчишки расступились, только Распутя хоть и встал, но с просеки не сошел — переступил через гриб навстречу машине и раскинул руки.
— Стопори! Раздавишь!
Водитель еще раз прогудел и, приоткрыв дверцу, высунулся из кабины. Он был трусоват и знал, кого привезли из города, — прибьют на лесной просеке да еще и машину угонят. С такими лучше не конфликтовать.
— Посторонись! — вежливо попросил он. — Дальше там пошире — мне поворачивать ловчее.
— Обойдешься! — буркнул Распутя.
Водитель покосился на стоявших слева и справа мальчишек, заметил сержанта.
— Ты тут главный?
— Глуши мотор, — ответил Кульбеда и тихо подсказал Славке Мощагину: — Командуй разгрузку!
Приказывать — и не одному кому-то, а целому взводу — Славка не умел. Одно дело — быть комсоргом в классе, руководить своими товарищами и совсем другое — командовать полусотней незнакомых, собранных из разных школ мальчишек.
— А ну, ребята, взялись! — неуверенно крикнул он и первым полез в кузов машины.
— Давай, давай! — подхватил командир отделения Сергей Лагутин и подтолкнул к грузовику попавшего под руку Вовку Самоварика.
— Шевелись!.. На разгрузку!.. Взялись! — вразнобой прокричали командиры трех других отделений-тоже юные дзержинцы с двумя звездочками на рукаве.
Мальчишки неохотно обступили машину и начали принимать сверху и лениво сваливать в кучу тюки, рюкзаки и свертки. Получилось так, что почти все юные дзержинцы, командиры отделений и командир взвода Славка Мощагин оказались наверху в кузове. Остальные были внизу, а Богдан и сектант Забудкин даже не подошли к машине. Забудкин присел на старый пенек и, раскачиваясь всем туловищем взад-вперед, безучастно смотрел на разгрузку. Богдан зорко следил за работавшими в кузове мальчишками и, когда Славка Мощагин поднял ярко-оранжевый рюкзак, заторопился к машине.
— Осторожней! Осторожней!
Он протянул руки, чтобы принять свой рюкзак, но в это время Сергей Лагутин нарочно оттеснил наверху Славку и вкатил на борт тяжелый брезентовый рулон.
— Держи!
Рулон был длинный. Одним концом он навис над Гришкой Распутей, а другой приходился как раз на Богдана.
— Держи! — повторил Сергей, отняв от рулона руки.