Страница 116 из 123
— Я не верю этому, пройдет неделя, другая — и мир увидит тебя прежним, — горячо возразил Жак.
— Возможно ли? Возможно… — повторил Максимилиан. — Но события всяко не заставят себя ждать… До встречи, Жак. Пошли, Броун! — окликнул он пса.
— Знаешь, я думала, он страшен, — сказала Изабелла, когда человек скрылся в переулке. — А он… Знаешь, кого он мне напомнил?
— Кого же?
— Короля… перед казнью.
— Луи? Почему? — брови Жака слегка приподнялись.
— Не знаю. Он — такой же растерянный. И потом…
— Ты почувствовала что-то? — тихо и серьезно спросил Жак.
— Да, почувствовала, — кивнула она. — Ты же знаешь, каков у меня Дар…
Она чувствовала — и если бы только то, что высказала Жаку! Нет, все было гораздо хуже и страшнее. Но она гнала от себя эти мысли, порой проклиная свой Дар, порой — стараясь вспомнить, где и в каком гадании она ошибалась хоть когда-нибудь. Ведь были ошибки, были! Значит, судьбой предопределено далеко не все!
Каждое утро этого жаркого и удушливого лета она надеялась — сегодня все решится, сегодня Жак — создатель голема — найдет, наконец, способ уничтожить свое творение. А творение, меж тем, направляло энергию на сотни и сотни казней. Люди действовали, считая, что они существуют сами по себе, сами осуждают, сами кричат: «Смерть врагам народа!» — провожая на казнь своих собратьев.
Но это было далеко не так…
Иногда Изабелла почти физически чувствовала, как в самом центре столицы засела безумная, насосавшаяся крови тварь — тварь, которой чуждо все, что дорого людям, которая требует только одного — крови и смерти.
И все-таки, даже в эти дни она пыталась надеяться на лучшее. Пыталась — насколько могла.
Ей было совершенно все равно, будет ли жива нынешняя диктатура, или же случится что-то еще — но лишь бы прекратились казни, лишь бы Жак был просто рядом.
И все же катастрофа произошла внезапно — вечером Жак ворвался в ее квартиру с возгласом:
— Макс арестован! В городе — восстание!
Дальнейшее Изабелла вспоминала словно бы в дымном мареве, которое окутало город в ту ночь.
Она и Жак бегут куда-то по центру города. Они не одни — их несет толпа. Изабелла оглядывается. Что-то резко переменилось во всех этих людях. Она ненавидела толпы — с тех самых пор, когда казнили короля. Но сейчас в глазах людей читалось иное — воля и решимость. Они пытались думать, эти люди — и не важно, кто из них был полуграмотным, а кто — нет.
— Неподкупный освобожден!.. — услышали они. — Все — к ратуше!.. Восстание!.. Долой предателей из Конвента!
На Ратушной площади оказались, не сговариваясь, все участники «Третьей стражи». Но то, что они мгновенно нашли друг друга — это уже никакой случайностью не было.
— Все мы знаем, что делать! — страстно говорила Юнона. — Даже если завтра Макс победит — а он должен, обязан победить, — это ничего не изменит! Прольется еще одна река крови — или не одна.
— Я должен убить голема. Немедленно, — кивнул Жак. — Я виновен во всем, это была моя идея…
— Наша идея, Жак. Наша, гражданин Гарио! Только сил у нас маловато, — возразила Юнона.
— Тогда — вперед, — Жак снова оказался во главе небольшого союза тех, кто хотел повернуть с места неподъемное колесо истории.
— Я иду с вами! — решительно объявила Изабелла.
— Ты? — Юнона посмотрела на нее, и в глазах ее промелькнули и жалость, и удивление — и дикая тоска. — А ты знаешь, что возврата может не быть?
— Я клялась! — настаивала девушка.
— Тебе, должно быть, совсем немного лет. Не обманывайся внешностью — среди нас нет никого, кто не пережил бы век. Ты же… ты же на кромкуможешь выйти с трудом, тебе бежать некуда.
— Нет, — Изабелла помотала головой, и Юнона поняла — этот ответ окончателен.
…А потом что-то и в самом деле сдвинулось с места — должно быть, то самое колесо истории. Изабелла видела ворвавшихся на площадь солдат — здесь и свои, и чужие были похожи, как родные братья, понять, кто есть кто, оказалось почти невозможно.
Слышались звуки стрельбы, свистели пули — рядом бежали и падали люди. Верные предателям войска штурмовали Ратушу.
— Нам надо успеть, — тихо говорит Жак, но Изабелла слышит его. Их четверо — это все, кто остался от революционной «Третьей стражи». Остальных не следует дожидаться — они остались там, возле Ратуши. Почти бессмертные тоже могут умирать.
Изабелле никто ничего не говорит — она чувствует все сама.
— Где может быть тварь? — спрашивает она.
— Около площади… Да где угодно — сегодня она упьется смертью! — кричит Юнона. Она ранена, но еще может идти. — Попробуй прикончить ее, Исабо… Если у тебя хватит сил… Должно хватить… — шепчет она, остановившись. — Держи, попробуй понять, как оно действует, — она вынимает откуда-то из рукава серебристый тонкий жезл. — Я больше не могу…
Юнона усаживается на ступеньки какого-то дома, ее голова медленно заваливается набок…
…Жак что-то глухо объясняет на бегу, Изабелла не слушает его — и не глядит в его лицо. Потому что сейчас оно — страшно. Это лицо вампира из самых жутких рассказов, только сейчас его ненависть оборачивается не на людей.
Изабелла и без того знает — созданное по ошибке существо не возьмешь пулями. Да и серебро, которое, говорят, охраняет от нечистой силы, бессильно. Возможно, поможет тот жезл, что отдала ей Юнона, возможно — причудливая резная статуэтка в руках Жака — когда-то Жак рассказывал Изабелле, что сей предмет был привезен из далекой колонии в Новом Свете.
А возможно, против тварине поможет ничего…
— И все я думаю, а куда же это они запропали?! Придут, придут, обязательно придут!.. — слышится рядом насмешливый клекот. — Вот я вас, голубчики, и дождалась…
Почему-то Изабелла очень хорошо различает во тьме эту женщину — и силуэт гильотины за ней. Глаза тварисветятся, но не безумием — скорее, бешеной злобой, которой не бывает, не может быть у обычных человеческих созданий.
— Во имя свободы, — каркает тварь, и острый кинжал, появившись словно бы из ниоткуда, с невероятной силой вонзается в глазницу их третьего спутника.
— Во имя равенства! Ты же считал меня неравной себе, не так ли? — шипит тварь, и Жак не успевает. Еще один кинжал — и статуэтка разваливается в его руках. И Изабелла понимает — что бы она не сделала — она тоже опоздала.
— Что, милочка, я же говорила — мы с тобой увидимся! И увидимся здесь, около этой милой бритвы, — тварьвзмахивает рукой в сторону гильотины. — Мы с тобой поговорим еще о братстве, милочка!
— Беги на кромку, Исабо, беги немедленно! — хрипит Жак. Кажется, что гигантская удавка затягивает его шею.
Изабелла медлит, и тогда словно бы какая-то сила подхватывает ее — и резко, со всего размаха, ударяет о мостовую…
…Она пришла в себя от шума дождевых капель. Поднялась на локте, присмотрелась, не обращая внимания на промокшую насквозь одежду.
Здесь, на этойплощади, не было никого — ни Жака, ни сотворенного им голема. Не было и гильотины. Просто сама площадь оказалась какой-то странной. Неправильной, что ли. Что именно было здесь неправильного, она поняла чуть позже.
Никакой мостовой здесь не было, девушка сидела на земле, не зная, что делать дальше. Нужно было возвращаться. Жака больше нет. Никого из них больше нет. Она осталась одна — ученица могущественных магов, почти не способная не только что победить созданного ими голема, но даже просто выжить.
Медленно наступал рассвет — хмурый и дождливый. И в этот момент неподвижно сидящая на земле Изабелла поняла, что именно здесь неправильно.
Все пространство, почти неотличимое от оставшейся в ее мире площади Революции, поросло кроваво-красной травой.
Глава 17
Завершение жатвы
Изабелла грустно глядела в окно. Ее война действительно завершена. Завершена — и проиграна. Точно так же, как лето проиграло осени — и вынуждено уйти, усыпав поле боя желтыми и красными листьями. Только лето еще вернется. А вернется ли она в мир людей?