Мне повезло

С Кристальди мы провели вместе много лет. Но я никогда не чувствовала себя по-настоящему его спутницей жизни: мы с ним никогда не были на равных. Я оставалась облагодетельствованной им Золушкой.

Кристальди был выдающимся продюсером, одним из самых крупных в Италии. Он даже возглавлял Ассоциацию европейских продюсеров, и именно он представлял Европу на переговорах с американцами.

Кристальди был необычайно умным и смелым продюсером, обладавшим силой, решимостью и способностью вмешиваться даже в работу над сценариями.

Дело в том, что он никогда не переставал быть профессионалом. Очень трудно, пожалуй, даже невозможно было отделить отношения с ним как с продюсером от обычных человеческих отношений, потому что Франко Кристальди всегда и прежде всего оставался предпринимателем.

Подтверждением тому может быть один лишь на первый взгляд незначительный факт: за долгие годы я так и не научилась называть его по имени. Даже сейчас, когда я о нем пишу, меня что-то сдерживает. Для меня он был и остается Кристальди. Я задумывалась над причинами такой странности. Думаю, это объясняется тем, что он вошел в мою жизнь как продюсер и навсегда остался им: я работала в компании Кристальди. Именно она поглощала его, меня — нас. Так я и не поняла, что за узы нас связывали: отношения мужчины и женщины, просто двух человеческих существ или продюсера и актрисы. Даже подарки, которые он мне делал, я находила оскорбительными, потому что он всегда ограничивался классическими драгоценностями, какие продюсер обычно дарит своей подружке или очередной любовнице. Вот уж чего я никак не могла принять и перенести.

А потом вдруг сюрприз — бракосочетание в Атланте. В то время я снималась в каком-то фильме в Америке. Когда у меня выдались два или три свободных от съемок дня, мы с ним решили совершить маленькое путешествие. И тут я узнала, что Кристальди втайне от меня организовал наше бракосочетание.

Мы жили в отеле Атланты. Утром он мне и говорит: «Пойдем поженимся. Нас уже ждут свидетели и мэр». Мне было велено надеть розовый костюм от Нины Риччи, традиционного букета у меня, естественно, не было, и мы пошли жениться.

Церемония проходила очень скромно и длилась недолго. Сначала расписался он, потом я. Расписались и свидетели — какие-то посторонние люди, первые попавшиеся ему под руку. Это бракосочетание не имело ровно никакой силы в Италии: да, я теперь была замужем, но никакими правами жены похвастаться не могла.

Можно ли назвать Кристальди щедрым? Да, но щедрым умеренно. Об этом свидетельствует и наше так называемое бракосочетание, и усыновление Патрика. Я не хотела этого, считая Патрика своим, только своим сыном. Я одна имела на него право, физически и психологически расплатившись за его появление на свет, и любила его я одна. Но Кристальди сам принял решение, действовал без моего согласия и поставил меня в известность лишь тогда, когда все бумаги были уже готовы.

Вот так Патрик получил фамилию Кристальди. Но только фамилию, без всякого права на наследство. И опять на мою долю выпало одно лишь унижение, ибо я сознавала, что это решение, так же как и решение о нашей женитьбе, было продиктовано не душевным порывом, а желанием покрепче привязать меня к себе, лишить права распоряжаться собой и своей жизнью.

Вначале я склонила голову, приняла его решение. Но потом, с течением лет, мне становилось все труднее переносить это. Кристальди был мужчиной, почти не способным к диалогу, очень замкнутым. И у меня сложилось впечатление, что в его душе прежде всего, если не всегда, верх одерживает продюсер со своими интересами и делами. Я не вполне соглашалась и с профессиональными решениями, которые «Видес» принимала за меня. Одной из главных причин, побудивших меня положить всему этому конец, стал последний навязанный мне фильм — «Так начинается приключение» Карло Ди Пальмы с Моникой Витти.

Дело было в 1974 году. Сценарий совершенно никуда не годился. Моника, с которой мы встречались очень часто и которая всегда была мне по-человечески симпатична, на съемочной площадке становилась просто невыносимой, работать с ней было трудно. Она всячески старалась оттеснить меня на задний план.

И вот однажды монтировавший картину Руджеро Мастроянни, брат Марчелло, позвонил мне домой: «Клаудия, в материале, который я уже отсмотрел, а это почти все, ты похожа на принца Эдинбургского, который на два шага отстает от королевы Елизаветы… В общем, мне не удастся смонтировать ленту: тебя там нет, тебя там совсем не видно, а когда видно, ты в тени…»

Этот фильм стоил мне нервного истощения и стал последней — хотя и одной из множества — каплей, переполнившей чашу моего терпения, потому что навязали его мне именно люди из «Видес» во главе с Кристальди. Я до конца участвовала в съемках, но сразу же после них уехала в Америку: с некоторых пор в мою жизнь вошел Паскуале Скуитьери. Это с ним я, наконец-то свободная и одинокая, решила встретиться в Нью-Йорке…

Говоря по правде, несколько попыток ослабить свои цепи я уже предпринимала и раньше: во время съемок «Поджигательниц» с Брижит Бардо в Испании меня вдруг охватило огромное чувство здоровой радости и веселья, желание дурачиться и развлекаться. Возвратившись со съемочной площадки, я приглашала массажистку, а потом мы всей группой отправлялись на танцы. За мной повсюду таскался мой шофер, он же надзиратель, а если точнее — шпик. Но как бы он ни держал меня под контролем, нельзя же было запретить мне ходить на танцы с моими коллегами, хотя и это он всячески осуждал: слишком громко хлопал дверцей машины, слишком торопливо закрывал ее, когда со мной садился кто-нибудь еще, рискуя оттяпать руку неугодному пассажиру.

Желание порвать с Кристальди и с «Видес» зрело во мне годами. Все началось именно там, в Испании, в 1971 году, когда мы работали вместе с Б.Б., а закончилось моим бегством в 1975-м.

Поначалу Кристальди отказывался верить, что это серьезно. По приезде из Америки я позвонила ему — мы уже были вместе с Паскуале, — но он рассмеялся: «Да брось, Клаудия, это ребячество… Не тяни, возвращайся…»

Нечего и говорить, что я разъярилась еще сильнее: в бешенство приводила сама мысль, что он не принимает меня всерьез. В общем, этот телефонный разговор оказался действительно последним: с тех пор, живя по соседству, практически совсем рядом, мы с ним больше никогда не встречались и не разговаривали.

Вскоре он женился на Зеуди Арайя, а мне пришлось заниматься разводом — аннулировать бракосочетание, оформленное в Атланте. По этому случаю он мне позвонил, нет, кажется, я сама ему позвонила — не помню уже, и выяснилось, что необходимости в официальном разводе нет, поскольку в Италии наш брак все равно считался недействительным. Но он настаивал на разводе: Зеуди должна стать его полноправной женой. А главное — я не должна была ничего просить и тем более ни на что претендовать ни для себя самой, ни для Патрика.

Разрыв с Кристальди и с «Видес» не был для меня легким и безболезненным. То ли из мести, то ли по злобе Кристальди позаботился, чтобы вокруг меня образовалась пустота, и я довольно долго оставалась без работы, а это влекло за собой всевозможные, в том числе и экономические, трудности. Первым нарушил этот заговор Франко Дзеффирелли, пригласив меня сниматься в фильме «Иисус из Назарета». И я всегда буду благодарна ему за это.

Два года назад Кристальди умер. Интересно: после развода мы столько лет были вдали друг от друга, а случилось так, что в день его смерти я оказалась рядом с ним.

Дело было в Монтекарло, где снимался фильм «Сын розовой пантеры» Блейка Эдвардса с Роберто Бениньи. Я была на съемочной площадке — снималась сцена свадьбы, и впервые за тридцать четыре года моей работы в кино кто-то из производственной части сказал: «Немедленно позвоните своей матери». Я едва в обморок не упала, подумала: что-то случилось с отцом.

Бросилась бегом к телефону, но мать меня успокоила и тихо проговорила: «Сядь… Кристальди умер. Это случилось несколько минут назад. И именно возле места, где ты работаешь». Я выглянула наружу и увидела, что напротив церкви, где шли съемки, высится здание клиники. Он был там.