Страница 13 из 14
У девушки было широкое лицо, с некрасивыми, одутловатыми щеками и почти полностью отсутствующим подбородком.
– Ваша фамилия? – спросила она.
Алиска назвала свою фамилию. Защелкали клавиши под быстрыми пальцами, и девушка вновь повернулась к ней:
– Присядьте, пожалуйста. Вас пригласят.
– А… скоро?
– Как только Анна Александровна освободится.
И когда же это будет? Но раздражение ее было каким-то вялым, и Алиска послушно уселась на диванчик, благо, он оказался мягким и удобным.
– Могу я предложить вам чаю? Специальный травяной сбор. Весьма полезен для кожи. – Девушка коснулась своей шеи, и Алиска увидела, что кожа у нее и вправду великолепная – белая, нежная, какая бывает только после посещения салона красоты, да и то недолго.
Конечно, от чая Алиска не отказалась.
Подали его быстро, и не в чашке, а в каком-то кривобоком сосуде из необожженной черной глины. Из узкого горлышка сосуда торчала длинная соломинка с бумажным зонтиком.
– Надеюсь, вам понравится, – сказала девушка-администратор, возвращаясь на свой пост.
Алиска попробовала напиток – осторожно, и ее нёбо обласкала мятная прохлада, сменившаяся приятной горечью.
– Пейте, пейте. Не бойтесь. – На соседнем диванчике устроилась женщина в ярко-красном сарафане, расшитом деревянными бусинами. Она принялась листать журнал, то и дело поглядывая поверх страниц. И, зацепившись взглядом за Алиску, женщина спросила, отчего-то шепотом: – А вы тоже – за судьбой?
Алиска пожала плечами:
– Просто так… интересно…
Почему-то признаваться в том, что пришла она в «Оракул» с весьма определенной целью, ей не хотелось. Женщина кивнула: мол, она все понимает.
– За судьбой, значит… ты не думай, я знаю, о чем говорю! Дочка моя сюда приходила. Такая… прям как ты… красивая.
Нежданная собеседница Алиски не была старой, как не была и молодой. Гладкую кожу лица не портили морщины, но на шее виднелись весьма характерные складочки.
– Связалась с одним… с женатым! Он все пел, что жену не любит, бросит ее, скоро на моей дочке женится.
– Врал! – решительно сказала Алиска.
Не то чтобы ей самой случалось сталкиваться с подобной ситуацией, но в женских журналах писали о таких случаях.
– Вот и я ей говорила: не верь ему! И чем все закончилось? Он ее обрюхатил и бросил!
– Ужас какой!
Алиска прижала руку к груди. Любовь всегда проходит, поэтому лучше как-то вообще без нее обходиться.
– И осталась моя дуреха с животом и без мужа… ну, Господь надоумил ее сюда сходить.
– Помогли ей?
Женщина важно кивнула и принялась загибать пальцы, перечисляя «удачи»:
– Вернулся! Прилетел! Ноги ей целовал! Прощения просил! С женой развелся – и мою дочку в ЗАГС на руках потащил! Квартиру на нее отписал! Машину!
Алиска завороженно кивала.
– Я и пришла-то, чтобы поблагодарить их.
Женщина подняла с пола пакет и, приоткрыв его, продемонстрировала содержимое Алиске. Внутри лежали бархатные коробочки, в такие обычно ювелирные украшения упаковывают.
– Мамины еще вещички. Но ради счастья дочери мне ничего не жалко!
– Так ведь…
– Отдариваться всегда надо! – строго сказала Алискина новая знакомая. – Иначе удача недолгой будет, а потом все станет, как прежде было, и даже еще хуже.
– Извините, – девушка-администратор прервала их разговор. – Вас ждут.
Алиску повели куда-то – по коридору, темному и узкому. Здесь светильники горели через один и были слишком тусклыми, чтобы можно было рассмотреть что-либо, кроме массивных дверей.
– Прошу, – сказала девушка, открыв одну такую дверь перед Алиской.
– Проходите, дорогая моя! Проходите, – Анна Александровна протянула к ней руки, словно желая обнять гостью, но не обняла, а взяла за обе ладони и… прижала их к своим рыхлым щекам.
Щеки ее были прохладными, морщинистыми.
– У вас замечательная аура. Теплая, – Анна Александровна потянула Алиску за собой, в глубь кабинета. Щелкнула дверь. Заперлась – автоматически? Нет, конечно, нет!
– Вы очень добрый человек. Отзывчивый! Полагаю, этим многие пользуются. Садитесь, – сказала хозяйка кабинета.
Кабинет оказался крошечным. Светлые стены, плетеная мебель и кружевные портьеры. Все какое-то легкое, воздушное. И сама Анна Александровна на гадалку не была похожа.
Она была невысокой, на голову ниже Алиски. Если верить сайту, то Анна Александровна не так давно отметила семидесятилетний юбилей, но ничуть она не походила на старуху. Ее лицо сияло свежестью и здоровьем, и впечатление это нисколько не портили обильные морщины. Волосы Анна Александровна собирала в высокий пучок, платье было длинным, цветастым, но ничуть не пошлым.
– Вы меня иначе представляли? – Она усадила Алиску в удобное кресло и заняла второе, стоявшее напротив. Разделял кресла изящный столик на тонкой ножке. – Все меня иначе представляют. Теряются поначалу… и вы тоже.
Алиска кивнула. Ей хотелось и убежать – и остаться, и поверить – и высмеять эту женщину, которая лишь притворялась гадалкой, хотя все на свете знают, что только цыгане умеют предсказывать будущее. В ней же нет и капли цыганской крови!
– Дайте руку, – Анна Александровна взялась за Алискино запястье, слегка сдавив его крепкими пальцами. Алиска отметила: хороший у нее маникюр. – И послушайте… Если вам не понравится то, что я скажу, – уходите! Платить ничего не придется в этом случае. Итак… ваше имя мне известно, возраст – тоже. Работа у вас не тяжелая, но она утомила вас. Подруг много, но кому можно верить – вы не знаете. А в душе вы не так молоды, как указано в паспорте. На вашей ауре я вижу старые раны… сердце? Конечно, сердце… только оно заживает так долго. А порою и вовсе не заживает. Следы ран остаются на годы. Совершенное кем-то предательство? Да… вижу следы страданий и слез. Нельзя плакать. Слезы уродуют душу.
– Я не плачу.
– Телом – не плачете, – охотно согласилась Анна Александровна. – Но не сердцем. Болит?
– Болит.
Сердце и вправду кольнуло – вдруг, и так сильно, что Алиса едва не вскрикнула от этой неожиданной боли.
– Ничего, – Анна Александровна поспешила ее успокоить. – Если болит, значит, оно еще живо. С мертвым сердцем жить тяжело… а живое – отболит и вновь любить потянется. Уже тянется. Верно?
Она не стала ждать ее ответа, накрыла Алискину ладонь второй рукой и продолжила:
– Мечешься ты, вижу, сомневаешься в чем-то – или в ком-то. Не устраивает тебя нынешняя твоя жизнь. А менять – страшно. Вот сама и не знаешь, чего хочешь. Но я тебе помогу! Спрашивай.
Отпустив ее руки, Анна Александровна повторила:
– Спрашивай – или уходи.
Глаза ее глядели строго, и Алиска решилась. Вытащив из сумочки фотографию Далматова – не самую удачную, но он жутко не любил фотографироваться, – она протянула ее гадалке:
– Вот. Он… мы с ним…
Заготовленные заранее вопросы вдруг разом вылетели из ее головы, но Анне Александровне они и не потребовались. Взяв фотографию, она поднесла ее к глазам, сощурилась, словно пытаясь разглядеть совсем уж мелкие детали. И смотрела на снимок долго, может, минуту или даже две.
– Нехороший человек, – сказала она наконец, откладывая его в сторону, изображением вниз. – Черный совсем. Изнутри чернота идет и точит его. Проклятье – страшное. Родовое! От отца – к сыну… Никого такое проклятие не щадит.
Алиска вся обмерла.
– Тебя он не любит и никогда не полюбит. Радуйся! Если же кого-то он и полюбит, то в могилу сведет. От таких людей, милая, бежать надобно, но…
Гадалка повернулась к окну, задумчиво пошевелила губами, будто собираясь что-то сказать, но не решаясь.
– Но… что?! – Алиска не выдержала.
– Есть один способ это проклятие снять. Если, конечно, ты не испугаешься.
Алиска боялась. Ей вдруг стало холодно, а потом – сразу жарко. Ноги ослабли, сердце провалилось куда-то в живот, затрепыхалось… Анна Александровна, глядя на нее с жалостью, спросила:
– Любишь его?
– Люблю.