Страница 8 из 9
20 июля 1865 года цесаревич Александр Александрович принес присягу императору. «…Я молился, сколько мог, страшно было выходить посреди церкви, чтобы читать присягу. Я ничего не видел и не слышал; прочел, кажется, недурно, хотя немного скоро», — поверял цесаревич своему дневнику.
Когда-то Александр с энтузиазмом присоединялся к школярам, громко и радостно распевавшим известную выпускную песню:
Прощайте, все учителя,
Предметы общей нашей скуки,
Уж не заставите меня
Приняться снова за науки!
Теперь «приняться снова за науки» заставила его сама судьба. Как человек исключительно добросовестный, он посчитал своим долгом овладеть всеми знаниями, необходимыми для управления империей.
Знаменитый историк С. М. Соловьев, и до того занимавшийся со старшими великими князьями, прочел Александру углубленный курс русской истории. К. Н. Бестужев-Рюмин расцветил свежие впечатления своего ученика яркими психологическими портретами исторических деятелей дней минувших. Курс русской словесности цесаревичу преподавал знаменитый Ф. И. Буслаев, видевший в языке отражение всей духовной жизни человека. Блестящий цивилист К. П. Победоносцев раскрыл наследнику всю силу законов, приобщил к славянофильству и сумел стать «властителем его дум». Последний и в будущем имел исключительное влияние на своего воспитанника.
Александр прослушал курсы политических наук и правоведения в университетском объеме, что позволило ему не выглядеть одиозно в роли канцлера Гельсингфорского университета. Впоследствии он углубил свои знания в области государственного права под руководством Г. Пискарева. Большое внимание цесаревич уделял изучению экономики и статистики, понимая, что эти знания необходимы правителю такой огромной страны, как Россия. Хорошая военная подготовка соответствовала программе академии Генерального штаба и делала его профессионалом, когда он занимал различные армейские должности: от командира полка до атамана казачьих войск и командующего петербургским военным округом.
И конечно, Александр продолжал заниматься иностранными языками. Немецкий, французский, английский — на этих языках он говорил практически свободно. Но не следует думать, что манера цесаревича изъясняться на русском — прямо, лаконично, бесхитростно — разительно менялась, когда он переходил на иностранный язык: он оставался верен себе, что давало основания недоброжелателям называть его владение языками дурным.
В сентябре 1865 года наступил первый день рождения Николая — уже без него. На панихиде Александр не сумел сдержать слез. Вечером он записал в свой дневник: «Плакал как ребенок, так сделалось грустно снова, так пусто без моего друга, которого я любил более всех на земле и которого никто на свете мне заменить не может не только теперь, но и в будущем. С ним я разделял и радость, и веселье, от него ничего не скрывал и уверен, что и он от меня ничего не скрывал. Такого брата и друга никто из братьев мне заменить не может, а если и заменит его кто отчасти, то это Мать или будущая моя жена, если это будет милая Дагмар».
Все труды официальных историков полны упоминаний о горячем желании правящей четы устроить брак второго сына и Дагмар Датской. В истории известно немало случаев, когда по смерти царственного жениха невесту выдавали замуж за его брата и, наоборот, по смерти невесты жених спокойно вступал в брак с ее сестрой. Но это чаще всего были холодные династические, основанные на голом расчете союзы. А Николая и Дагмар связывала такая страстная, пламенная, хотя и кратковременная любовь!…
Но смерть брата и похоронные церемонии, затем принесение присяги, усиленная учеба несколько отвлекли цесаревича от его чувств к Мещерской. К тому же родители дали ему понять, что он должен жениться на датской принцессе. Однако стоило Александру снова встретиться с Марией, как он опять покорился ее очарованию.
Императрица все решительнее настаивала на датском браке. Незадолго до нового, 1866 года она имела разговор с сыном и принудила его дать согласие «сделать все как надо».
В дневнике наследник записал: «Теперь настает совсем другое время, серьезное; я должен думать о женитьбе, и дай Бог найти мне в моей жене друга и помощника в моей незавидной доле. Прощаюсь я с М. Э., которую любил, как никого еще не любил, и благодарен ей за все то, что она мне сделала хорошего и дурного. Не знаю наверное, любила ли она меня или нет, но все-таки она была со мой милее, чем с кем-либо. Сколько разговоров было между нами. Были и неприятности и ей, и мне за нашу любовь. Сколько раз я хотел отстать от этой любви, и иногда удавалось на несколько времени, но потом опять сойдемся и снова мы в тех же отношениях».
Через несколько дней царь и царица решили, что Александру следует ускорить сватовство: ехать в Копенгаген и просить руки принцессы Дагмар. Он безропотно подчинился долгу. Императрица стремилась закрепить непрочный успех. Она заставила Александра привыкать к мысли о Дагмар как о супруге, выбирать драгоценности для принцессы, чтобы завершить свадебный дар, который стали формировать еще при жизни Никсы.
Обратив внимание на несчастный вид наследника, император напрямую спросил: какие у него отношения с Мещерской? Царевич ответил, что никаких. И правда, можно ли было назвать «отношениями» невинные разговоры и редкие совместные прогулки? А юный богатырь внезапно осознал, что ему этого мало. «Я чувствую, что теперь меня это не насыщает, мне надо больше, но что это больше…» — исповедовался он своему дневнику. Но даже ему он не назвал свое чувство: физическое влечение, желание. Ему нужна была только Мари и никто другой.
Он несколько дней напряженно размышлял о будущем, о своем выборе и, наконец, решил отречься от престола. «Я только и думаю теперь о том, чтобы отказаться от моего тяжелого положения и, если будет возможность, жениться на милой М. Э. Я хочу отказаться от свадьбы с Дагмар, которую я не могу любить и не хочу. Ах, если бы все, о чем я теперь так много думаю, могло бы осуществиться! Я не смею надеяться на Бога в этом деле, но, может быть, и удастся. Может быть, это будет лучше, если я откажусь от престола. Я чувствую себя неспособным быть на этом месте, я страшно мало ценю людей, мне страшно надоедает то, что относится до моего положения. Я не хочу другой жены, как М. Э. Это будет страшный переворот в моей жизни, но если Бог поможет, то все может сделаться, и, может быть, я буду счастлив с дусенькой и буду иметь детей. Вот мысли, которые теперь меня все больше занимают, и все, что я желаю. Несносно, что поездка в Данию на носу и преследует меня, как кошмар».
Отношение к Дагмар резко переменилось. В его дневнике вместо «будущая моя жена, милая Дагмар» появляется: «Я не могу ее любить и не хочу». Возникают нехарактерные для периода романтической влюбленности мысли о детях… Что могло так резко изменить его чувства. Может быть, он узнал нечто крайне неприятное для себя?
Желание цесаревича отказаться от женитьбы на Дагмар Датской становилось все сильнее, он готов был отречься от права престолонаследия ради любимой женщины в пользу следующего по старшинству брата Владимира. Амбициозный и самолюбивый, тот грезил о троне и считал себя гораздо более достойным преемником отца, чем неуклюжий старший брат.
Примеры отречения наследников от престола в доме Романовых имелись. Мыслью об отречении долго играл «русский сфинкс» Александр I. Великий князь Константин Павлович пошел дальше брата: панически боясь быть отравленным, он предпочел любовь польки Жанетты Груздинской короне Российской империи.
12 декабря 1825 года, за два дня до восстания декабристов, Сенатом был принят указ, ограничивающий права престолонаследника. Позднее Николай I не забыл включить его в Свод законов Российской империи. Согласно указу наследник престола, «имеющий на оный право», мог отказаться от него, но «в таких обстоятельствах, когда засим не предстоит такого затруднения в дальнейшем наследовании престола». Отречение объявлялось «невозвратным» после того, когда оно будет «обнародовано и обращено в закон».