Страница 41 из 42
— Иван, — вступилась Лилит, — перестань, уйми свою сущность.
— Сущность? Да, я сущность. Я чудовище, разве вы не знали? Я божественное чудовище Молох!
Вероника закрыла глаза. Перед ней показались всплески огня, горел большой костер, вокруг него под звуки ритуальной музыки плясали люди. Рядом возвышался идол с лицом тельца и длинными рогами, прекрасным мускулистым телом мужчины, и пьедестал перед ним. Жертвенник! Вот пляски заканчиваются, и люди ведут к Молоху самую красивую девушку. Одним ударом кинжала останавливают ее жизнь, из горла темно-алая кровь брызжет на холодное изваяние. Капли крови моментально высыхают на идоле, и он начинает выискивать новую жертву, приглядываясь к ней холодными голубыми глазами. Да, у Молоха глаза Ивана. Он библейское чудовище. Ей столько раз об этом говорили, но Вероника не понимала, думая, что выражаются иносказательно.
— Ты этого не сделаешь, — Никита встал впереди Вероники, заслонив ее от дула пистолета.
— А кто мне помешает? — скривился Молохов. — Свергнутый ангел? Ангел, лишенный защиты за то, что нарушил обет безбрачия. Клоун!
— Иван, — вкрадчиво начал Замятин, — давай договоримся мирно…
— На войне как на войне, — прошептал Молохов, не обращая на него никакого внимания. Он пристально вглядывался в испуганные глаза Вероники и наслаждался этим зрелищем. — Отойди, Ангел, или я сначала убью тебя, потом ее.
— Нет, Иван, — Вероника выступила вперед Никиты. — Он здесь не причем! Не смей его трогать!
— Вера…ника…
Никита не успел ничего сказать, лишь быстрым рывком опередил вылетевшую из пистолета пулю и поймал ее своей широкой грудью, заслоняя любимую девушку от смерти.
— Не-е-е-ет! — закричала Вероника, видя, как Никита падает рядом с ней на идеально подстриженную траву газона. — Не-е-е-ет! — кричала она, наклоняясь к нему и пытаясь рукой остановить кровь, проступившую влажным пятном на белой рубашке.
Возгласы ужаса и вопли страха гостей, сбежавшихся посмотреть на ссору и увидевших страшный финал, заглушил рокот мотоциклов, и через секунду четыре байкера на бешенной скорости промчались по огромному двору Замятина, направляясь прямиком на Молоха. Иван побледнел, опустил пистолет и отступил на шаг назад. Его красивое лицо выразило изумление, сожаление, испуг, но не раскаяние в содеянном. Молох не умел каяться и признавать собственные грехи, он лишь считал грехи людей. И собирал жертвенный урожай красавиц, согрешивших на его глазах.
Железные кони сбили чудовище с ног, как пустую резиновую куклу, болванчика, и бездыханное тело Ивана Молохова, перевернувшись в воздухе, с глухим звуком упало в розарий.
Байкеры остановились возле тела Никиты Бородина и рыдающей девушки.
Златокудрый Денис-Голод снял шлем и склонил голову. Следом за ним обнажил голову Марс-воин. Скользнули по плечам длинные волосы Эммы-чумы. Медлил, словно не решаясь вступить в дело, лишь четвертый всадник-Смерть.
— Не-е-ет, Никита, не оставляй меня, — плакала Вероника, обнимая за шею своего ангела. — Я не смогу без тебя жить, я не хочу без тебя жить. Не оставляй меня, пожалуйста, забери с собой! Что я должна сделать, чтобы быть с тобой?! Если нужно умереть, то я умру, только будь рядом. Пожалуйста, не уходи без меня, я тебя очень прошу, не покидай меня, любимый. Ты помнишь, у нас есть Ройс и Дженни? И я совсем не умею за ними ухаживать, я путаю консервы и плохо мою их миски. Они пропадут без тебя! Я без тебя пропаду…
— Врача вызвали? — тихо поинтересовалась Лилит у Замятина.
— Когда? — он пожал плечами. — Да и нужно ли? Молох выстрелил ему прямо в сердце.
— Снимаете? Снимаете?! — забегала рядом Мила Токарева. — Снимайте! Бедная, бедная Верочка! Берите мертвого ангела крупным планом… Эх, жаль Цепина сегодня нет!
— «Ангелы здесь больше не живу-у-т, ангелы, ангелы!», — лилась из динамиков трогательная песня.
— Нет, — шептала Вероника, прижимая к груди голову возлюбленного, — он жив! Он будет жить…
Четвертый всадник Апокалипсиса снял свой шлем. Вероника подняла на него глаза.
Холодное дуновение пробежало по ее телу. Смерть была женщиной, призрачной как сон и неотвратимой как явь. Чума забрала у нее шлем, и Смерть медленно пошла к Никите. Бледная, прозрачная, с зеленоватым отсветом, исходящим от ее облика, она надвигалась на них как неизбежность. Губы Вероники заледенели, не в силах произнести слова протеста или мольбы.
Смерть остановилась у ног Никиты и протянула ему бесцветную руку. От тела Бородина отделилась сущность и подалась к зовущей. Через секунду Никита уже не дышал, а байкеры вновь надели шлемы. Их железные кони взревели моторами и исчезли со двора.
— Нет, — произнесла Вероника и заплакала.
— Извини, дорогой Макс, — к Замятину подошел Адам. — Такая неприятность! Два трупа! Надеюсь, ты выпутаешься без нас? Не хотелось становиться свидетелями непонятно чего.
— Милый, Максим, мы пойдем, — за супругом подошла Ева. — Ты уж здесь как-нибудь сам. Лилит поможет! У вас связи…
Замятин кивнул. Разумеется, ему не нужны лишние свидетели. Пресса? А что пресса? Один звонок, и все пленки будут стерты. Впрочем, он заметил, как Лилит щелкнула пальцами, камеры ничего не записали. Второй звонок, и он все уладит. Лилит подтвердит, что в парня стрелял обезумивший Молохов, покончивший жизнь самоубийством прыжком с крыши дома прямо в розы. Мотив? Ревность.
За Раевскими последовали остальные гости, только что пережившие драму, они сочувственно кивали Замятину и с жалостью смотрели на Веронику. Замятин отправился звонить. Лилит проводила корреспондентов, оставив Милу Токареву как подругу Ветровой.
— Ника, поднимайся, будь добра, — сказала она, — сейчас сюда приедет следователь. Он хоть и наш человечек, но нужно будет заранее договориться…
— О чем? — подняла на нее красные глаза Вероника, не спешившая расставаться с телом любимого. Она гладила его светлые волосы и шептала ему признания в любви.
— Глупости! — заявила Лилит, нервно вышагивая рядом с ней. — Ты слишком слезлива. Я встретила тебя, когда ты страдала по одному, сейчас страдаешь по другому. Льешь слезы по недостойным отпрыскам Адама. Ах, нет, Никита был у нас Ангелом! Это несколько меняет дело, но начинает надоедать. Ты обещала стать стервой, иначе я с тобой никогда бы не связалась! Только стервы добиваются успеха в этом мире. Я никогда не думала, что по мужчине можно так страдать! Разве можно так страдать?! Можно? Что? На самом деле?
Вероника посмотрела на нее так, что она поняла все без слов.
Лилит задумалась.
— Не такая я дрянь, как ты думаешь… Ладно! Все равно с тобой ничего не получилось. Я все исправлю. Людмила! Токарева!
— Да! — Мила подобострастно вытянулась перед Лилит стойким оловянным солдатиком.
— Надеюсь, наши с тобой пути не расходятся? Ты со мной?
— Я с вами куда угодно, — с готовностью ответила Мила.
— Тогда вперед! — и Лилит зашагала к дому. — Нужно позвонить моему врачу, — она принялась отдавать приказы Миле, — пусть приведет девчонку в чувство. Нужно вызвать машину из морга, это после следователя… Что еще? Ах, да. Нам с тобой нужно серьезно поговорить. Ты согласна?
— Согласна, — ответила Мила, предчувствуя, что сейчас от ее согласия полностью изменится дальнейшая жизнь.
— Вот и отлично, — бросила Лилит и оглянулась.
Вероника сидела отрешенная от всего происходящего.
— Правильное решение, — согласилась со своими мыслями Лилит. — Одна, другая… Думаю, Он не откажет. Все-таки обращаюсь к Нему раз в столетие.
Вероника открыла глаза.
Спальня, это ее спальня. Утро, бесцеремонное солнце успешно пытается пробиться сквозь плотные портьеры, от этого они кажутся более светлыми. Но не светлее, как ее жизнь. Теперь она станет совсем безрадостной. Больше нет Никиты. С ней рядом больше нет любимого. Его больше нет, и не будет никогда. Зачем она проснулась?
Вероника закрыла глаза.
Память преподнесла ей подарок, Никита как наяву ожил в ее воспоминаниях.