После измены (сборник)

Я покачала головой:

– Нет. Все нормально. Ты же мне зла не желала. А вопросы такие любой бы себе задавал. Так человек устроен. И я бы, наверное, на твоем месте…

– Не сомневайся, – кивнула Галина. – И ты бы тоже. Хотя ты у нас – почти святая. Это я, правда, без иронии! Ты бы не завидовала. Ты, Ириш, другая. Мне, поверь, даже стыдно было – завидовать родной и любимой сестре! Сама себе была противна! А когда у тебя случилась эта история, я вообще чуть от ужаса не померла – вот, думаю, назавидовалась!

– Брось! – остановила я ее. – При чем здесь ты! Просто от своих бед и проблем у человека кожа дубеет. Не мучайся и забудь. Пойми – я ведь думала, что моя предыдущая жизнь – не награда и не божья милость. Я считала, что все нормально. По-другому и быть не может. Вот у всех может, а у меня – нет. Такое вот слепое заблуждение наивного человека. А оказалось, что может… И знаешь, тут ничего не работает – ни чужие страдания, ни беды. Работает только твое. Твое горе, твои слезы, твои обиды. Твое разочарование. Почему со мной так? Ну разве я заслужила? Видишь, у всех все одинаково. Те же претензии и обиды на судьбу.

Сестра кивнула и проговорила задумчиво:

– И да, и нет. Можно по-всякому сказать. Ела большой ложкой – отдохни. Посиди на диете. Осмотрись. Носик опусти. Все мы, бабы, по жизни маемся. Воз свой тащим. А ты? Ну чем ты лучше нас, грешных? Можно тебя пожалеть, поахать – да. Правда, жизнь наша сволочная. Вот ведь была одна счастливица, и ее шарахнуло. Срубило, бедную, под корень. Все мужики – сво…! И этот – не святой. А как в наши годы собраться? Как не сломаться? Не девочки, поди.

И никакой он не подлец. Обычный мужик. Свежатинки захотелось, молодого мясца. Свое-то, поди, за столько лет опротивело! Нормальные дела, житейские. Пообижалась и – будя. Смотри, подберут мужика. Да что там подберут – схватят и не выпустят. Тетки-то сейчас цепкие, за любого хватаются, на все идут. А тут – не любой. Товар-то вполне ликвидный. – Сестра засмеялась, а потом тихо добавила: – Да прости ты его, Ира! Прости! Не суши себя обидой! Я вот заболела из-за этих обид – на жизнь и на него, дурня моего. А стоят они нашего здоровья? Страданий наших стоят? А ты вот подумай – а если бы он не одумался? Не решил возвращаться? Слюбилось бы с той девкой и срослось? Родили бы ребеночка, радовались жизни. Ты бы увидела их счастливые физиономии. Легче бы тебе было? Да еще бы и начались материальные проблемы – разделы, распилы. Леня твой, конечно, человек приличный… Но… От них всего можно ожидать, когда горячка любовная прижмет. Они же не головой тогда думают, а сама знаешь чем! Да еще – если эта матрешка деловой окажется. А они все сейчас деловые, не сомневайся! Такие шустрые, что тебе и не снилось! А ночная кукушка – ну, ты понимаешь! Нет, на улице ты, разумеется, не останешься. А вот в однушке в Выхино – запросто. Как нечего делать. Вот и думай, милая моя. Думай! Может, и правда – хватит? Ну хорош уже. И себя довела, и его. И мать переживает, и Анюта. Никому не на пользу, всем плохо.

Я вздохнула и улыбнулась:

– Я подумаю. Обещаю и клянусь! – Выпрямила спину и шутовски изобразила пионерский салют, продолжать разговор не было сил: – Мне пора, извини.

Сестра кивнула:

– Конечно.

У двери мы обнялись и обе замерли.

Я тихо спросила:

– Ну а ты-то как, Галка? Как все будет?

– Как есть, – жестко ответила она. – Менять что-либо и принимать решения у меня сил нет. Пусть идет, как идет. Куда-нибудь кривая вывезет! – Она попробовала улыбнуться, но вместо улыбки получилась жалкая и кривая гримаса.

На улице было почти жарко – такая ранняя и теплая весна! Синоптики и сами удивлялись аномальной погоде. Впрочем, они всегда и всему удивляются. Словно не ученые со сложнейшими приборами, а бабки-предсказательницы. Все у нас аномальное – и погода, и страна. Аномальное и непредсказуемое.

Распахнув плащ, я быстрым шагом пошла к метро. И вдруг мне ужасно захотелось мороженого – летнего, фруктового. Съела его, надо сказать, с превеликим удовольствием, сама не ожидала. И поняла, что очень хочется мяса – большой такой и сочный кусок. И еще – жареной картошки и малосольного огурца. И что самое смешное – пива! Высоченный такой, запотевший стакан на пол-литра. Так захотелось, что я жадно сглотнула слюну.

Вспомнила, что неподалеку от метро есть небольшой рынок. Вот туда и пошла, почти побежала. Две отбивные, килограмм картошки, не забыть малосольных огурцов. Так зримо представила себе вкус этого мяса, ни с чем не сравнимый аромат рассыпчатой молодой картошки, хруст огурца. В общем, если бы не возраст, решила бы, что залетела. Даже смешно стало: на пару бы с Анютой прогуливались! Славная парочка бы вышла! Вот людей бы повеселили!

Дома я исполнила все, что хотела. Поджарила мясо – сто лет не ела жареной свинины! И картошечку туда же! Разложила огурчики, поставила тарелку с горячим. Налила в кружку пива. И – начала кайфовать! Подчистила все до крошки и откинулась на стуле. Хорошо-то как, Господи!

Подумала, что, наверное, началась следующая стадия процесса. В смысле – нервного срыва. Стадия обжорства. Такое тоже бывает. Если буду так жрать, разнесет меня – мама не горюй! В нашей семье не очень хорошая наследственность в этом смысле. Мама всю жизнь держала себя в ежовых рукавицах, а как на пенсии расслабилась – так и тут же разнесло. Ладно, маме можно, разговор не про нее, а я-то! Никогда так, пардон, не жрала. Все капусточка тушеная, курочка отварная, овощи свежие.

Ладно. Без самобичевания и стыда! Съела и съела! Значит, так было надо. Организм умнее нас. А теперь – на боковую, жирок не расплескать. С книжечкой и с шоколадкой. И идите все к черту!

Я себе сегодня нравлюсь, несмотря ни на что. Я собой, представьте, довольна.

А со мной такое бывает нечасто!

Все плохо. Все просто очень плохо. Я проснулась после тяжелого, мутного сна и уставилась в потолок. Господи, как тошно! Дура наивная! Мяса жареного захотелось! Думала – выздоровела. Просто организм измученный потребовал белка. А душа измученная? Что ей, родимой страдалице, подкинуть, чтобы она успокоилась? Я уткнулась в Ленин свитер и заревела.

Все. Хватит себя мучить. И вправду – мазохистка. Ведь все страдания можно прекратить одним махом! Просто позвонить ему. Можно даже через себя не перескакивать. Не говорить всяких там разных слов – люблю, скучаю, прощаю и т. д. и. т. п.

Просто позвонить и сказать «привет». Он умный. Он все поймет. Он всегда понимал меня с полуслова.

Сказать «привет» и спросить, как дела. А дальше – он сам. Он не станет упиваться моим унижением. Он не такой. Да и унижение ли это? Тоже большой вопрос. Он так не расценит. Он мне поможет. Спросит, что я делаю вечером, и пригласит в кафе. Встретиться на нейтральной территории будет проще, дома оба растеряемся, а в кафе он будет вести непринужденную беседу на всякие разные темы. Поговорить о чем, слава богу, есть. Попьем кофе и пройдемся по бульвару. А потом… Потом я просто скажу ему: «Пойдем домой». И он возьмет меня за руку.

Все. Все закончится. В смысле – мои муки. Да и его тоже. И все начнется. Начнется новая жизнь. Нет, не так. Просто начнется жизнь.

Я встала с кровати, пошла в ванную и долго стояла под почти ледяным душем. Потом заварила себе крепкий чай, долго пила и смотрела в окно.

Скоро начнется дачный сезон. Надо будет покупать рассаду. Подстригать кусты. Подсевать газон. Открывать розы. Господи, как я люблю возиться с цветами! Развешивать корзинки с разноцветными петуньями, копаться в земле, пикировать, пропалывать, пересаживать, удобрять. Анюта называет меня Мичуриным. На даче любила печь пироги – с ягодами и грибами. А еще мы ставили самовар, не электрический, настоящий, топили шишками. Пили на веранде долгими вечерами чай. Пахло дымком, пирогами и душистым табаком. Просто сказочные ароматы плыли над головами, обволакивая и расслабляя.

Какими мы там чувствовали себя счастливыми! Просто могли болтать о любых пустяках или – молчать. Если я засыпала, муж укрывал меня пледом и гасил свет, а сам уходил в спальню – читать. Потом я просыпалась и шла к нему, залезала под бочок в уже нагретую кровать и, зевнув, прижавшись к нему, сладко засыпала. Он обнимал меня сильной и нежной рукой.