Страница 47 из 78
Л. Майо обратил поэтому особенное внимание на пополнение сети железных дорог ветвями от центра Индустана к северо-западной границе, что, по его мнению, составит самую прочную систему обороны вверенной ему страны.
Почти одновременная смена Черняева и Лауренса, должна была, казалось, повести за собою: со стороны русских — ослабление энергии и предприимчивости, а со стороны англичан — напротив, возбуждение и той, и другой.
При этом мы, конечно, проигрывали в квадрате. Но в войсках наших свирепствовала лихорадка завоеваний; болезнь эта не уступала лечению, так как в перемежку с лекарствами, давались весьма сносные крепительные: чины и ордена.
Не только генералы, но и простые поручики бредили завоеваниями. Капитаны же, которым вверялась какая-нибудь команда, тотчас осуществляли свои мечты: так был взят, например, Абрамовым, Яны-Курган, соблазнивший своею близостью к лагерю под Джизаком, где за старшего оставался Абрамов.
Как было устоять перед подобными соблазнами когда, благодаря им, можно было шагнуть в 4 года из поручиков артиллерии в генералы! {72}
Это обстоятельство, как видно, хорошо было известно англичанам: так в одном официальном документе прямо заявлялось, что английский кабинет совершенно уверен в искренности русского правительства, нежелающего никаких приобретений в Средней Азии, но что он боится предприимчивости второстепенных начальников, которые, в погоне за славой и наградами легко увлекаются за пределы, указываемые свыше.
И так, закваска, положенная Черняевым, обещала еще на долго продержать нашу энергию в возбужденном состоянии. Что касается Ост-Индии, то и тут нельзя было ожидать через чур крутой перемены.
Если политика невмешательства, которой так последовательно держался сэр Джон Лауренс, заслужила со стороны общественного мнения только одне нарекания и если настроение нынешнего великобританского кабинета далеко от вооруженного вмешательства, то можно было ожидать принятия какой-либо средней меры, удовлетворяющей, по возможности обе стороны. Такою мерою оказалась подержка Шир-Али-хана, как наиболее склонного к интересам Англии.
По поводу знаменитого умбальского свидания между покойным вице-королем — лордом Майо — и авганским эмиром Шир-Али, в 1869 году, «Times» проповедывала следующее: «на каждом шагу эмир видел внушительные доказательства нашего могущества в Индии. Он проезжал по нашим железным дорогам, по которым, в случае необходимости, войска и военные материалы могут быть быстро доставлены на границу Пешавера; в разных местах ему приходилось видеть, по крайней мере, вчетверо больше войск, чем сколько находится русских в целом Туркестане. У него не могло остаться никаких сомнений относительно неизмеримого превосходства в Азии британского могущества перед русским… ему не возможно заблуждаться на счет того, с какой стороны Авганистану грозит большая опасность…» И так как Россия далеко, так как ее неудовольствие незаметно из такой дали, Англия же наоборот — у дверей и может, в каждую данную минуту, дать себя почувствовать, то и ясно, кому Шир-Али должен подчиниться. Это до такой, степени ясно, что кажется англичане могли бы обойтись и без 800,000 руб. ежегодной дани, которую они обязались платить Авганистану!
Так рассуждают в самой Англии. Островитяне не боятся и хвастают. Не то в Индии: там очень хорошо понимают, что если бы англичан было и не вчетверо, а вдесятеро более противу русских, то и тогда даже положение их весьма шатко, в виду двух сот миллионов подавленного и ненавидящего их населения! Там сознают, что ведь Шир-Али не такой же простофиля, чтобы не понять и не оценить их положения… Конечно, Авганистану Ост-Индия не по плечу, но если английским купцам придется расплачиваться за все свои проделки, варварские казни и грабительства, да еще по счетам самих индостанцев, поддержанным таким адвокатом как Россия, то еще вопрос в чью пользу решит судьба эту старинную тяжбу?
В то время как в Англии «общество испытало некоторое разочарование, узнав, что с авганским эмиром не заключено никакого договора и, что за щедрую субсидию в 120,000 фунтов стерлингов Англия не получила по видимому ничего», — в Индии смотрели на это дело совершенно другими глазами: «субсидия эта, бесспорно, довольно тягостное бремя для финансов Индии, но нам можно помириться с этой жертвой, как с премией, уплачиваемой нами за безопасность северных границ Индии».
Совершенно, как видите, купеческий взгляд на политику! Англичане не видят в этом унижения, они охотно платят дань и не одним Авганцам, покупая золотом свое спокойствие — это простая коммерческая сделка: Англия, так сказать, застраховала свое ост-индское имение в конторе Шир-Али и платит ежегодную страховую премию!
Втайне она даже радуется, что провела бедного авганца, ведь действительно тот продешевил: как таки взяться гарантировать Ост-Индию с севера только за 800,000 р.? Он или надует в свою очередь, или придерется к какому-нибудь движению русских вперед — хоть бы к занятию устьев Аму-Дарьи — и потребует прибавки!
Чтобы заставить Шир-Али согласиться на свидание, которое все-таки несколько унижало бы эмира в его собственных глазах, потому что имело бы вид заискивания слабого у сильного, — англичане прибегли в такой уловке: сначала пообещали ему денег, оружия, пушек, а потом отказались послать для переговоров своего уполномоченного… Шир-Али, соблазненный обещанными благами, согласился отлучиться на расстояние пятисот миль от своих границ и в глазах азиятского мира явился монархом, просящим поддержки Великобритании… Надобно отдать справедливость английской политике — она сумела соблюсти в глазах недальновидного народа все свое достоинство: решившись платить ежегодную дань, она заставила своего союзника явиться на поклон, как бы с просьбой о помощи!
Между азиятскими властителями путешествия, для личного свидания, не в обычае. Кто из них вздумает отправиться в чужую землю, для личного свидания с ее властителем — тот как бы признает себя его подданным… Вот почему, не смотря на довольно ясные намеки, не смотря даже на письменные приглашения со стороны туркестанского генерал-губернатора — ни коканский хан, ни бухарский эмир не думают воспользоваться высокою честью личного свидания… Еще сыновей своих они иногда посылают, но и то считают это за величайшую уступку, и за особенную честь, которую делают русским! А между тем эти ханы считаются не только английскою прессою, но даже и нами самими — за подвластных русской державе. Таково наше самообольщение…
Как бы то ни было, а цель англичан была достигнута. Занятие русскими Самарканда в 1868 г. произвело такой эфект в Средней Азии и такую панику в англо-индийцах, что надобно было ожидать какого-нибудь шага со стороны англичан, чтобы умалить, по возможности, приобретенное русскими значение и восстановить обаяние английского могущества.
Этим шагом и было умбальское свидание.
Англичане развернулись: они приготовились к смотру, который сами же вызвали, с целью похвастаться своими силами — ведь глазами эмира Шир-Али смотрела вся Средняя Азия!
Этот смотр имел значение предостережения: «имеющий глаза — да видит, имеющий уши — да слышит!» Удался ли смотр… то ли увидели глаза, то ли услышали уши, что хотелось англичанам — это другой вопрос.
Подарки, сделанные англичанами эмиру, оценивают в 700,000 р. сер. {73}. — Лорд Майо подарил ему и свою собственную шпагу, как бы в знак того, что против Авганистана она никогда не обнажится; так по крайней мере следует понимать слова, сказанная при этом вице-королем: «мы англичане всегда будем вашими друзьями».
По поводу умбальского свидания «Times» заявлял и то, что «сам по себе Авганистан не имеет для Англии никакого значения и важен только как оплот против дальнейших наступательных планов со стороны России. Никакие трактаты немыслимы в стране, где закон не имеет никакой силы, где рядом с эмиром существует столько независимых вождей, которые спускаются с недоступных гор только для грабежа и разбоя и где смерть каждого эмира служит сигналом к междоусобиям». — Это мнение разделяем и мы, да не только по отношению к Авганистану, но и ко всем азиятским ханствам. — Мы прибавим от себя еще и то наблюдение, что ни один хан никогда не считал для себя обязательными договоры, заключенные его предшественниками, да и свои собственные договоры исполнял только по принуждению и на столько, на сколько ему это выгодно.