Страница 31 из 78
Якуб-бек поспешил ответом, в котором однакоже высказался против посредничества Худояр-хана: «и последний посланный, доставивший ваше письмо, был не из русских подданных, не потому чтобы русским не кого было послать, а потому что этой чести удостоиваются только Кокан и Бухара. Если бы русские верили моему доброжелательству, то прислали-бы своего человека, чем оказали бы мне милостивое внимание и я счел-бы это за доказательство расположения ко мне. Если ваши слова служат действительно выраженном доброжелательства ко мне, то пусть приведет к нам побольше ваших купцов. Пришлите также ко мне кого-нибудь из русских или из ташкентских сартов, даже хотя бы только своего пастуха, я бы с ним отправил в вам своего человека… великий генерал-губернатор, исполнитель воли Белого Царя, выслушал-бы как своего, так и моего посланных и тогда убедился-бы в справедливости моих слов».
Таким образом Якуб-бек предоставлял нам сделать теперь первый шаг к сближению, что конечно не было в видах нашего генерал-губернатора, но принимая в соображение, сделанную уже Якуб-беком попытку к сближению — посольством Шади-мирзы в 1868 году, а также неудобства всякого другого образа действий, генерал-губернатор решился послать в Кашгар посольство. Якуб-бек еще яснее высказался в письме некоего Ахрар-хана {46} к Мирзе-Хакиму {47}. Что письмо составлено по указаниям самого Якуб-бека, следует во-первых, из содержания письма и даже из выражений, а во-вторых, из того, что оно было вручено гонцу лично Якуб-беком.
«Генерал-губернатор, писал Ахрар-хан, очень хорошо сделает, если поведет переговоры о дружбе помимо хана. Если-же в этом деле примет участие Худояр-хан, то оно, наверно, никогда не состоится… да и дальнейшие сношения никогда не приведут к желанной цели. Хотя высоко счастливому (титул, принятый в последнее время Якуб-беком в замен прежнего «Аталык-Гази») и хорошо известно могущество и величие России, но как храбрый человек, он надеется на Бога, и никогда не откажется от боя, ибо смерти он не боится, и за счастие считает умереть за веру».
Очевидно было, что Якуб-бек дорожил дружбою России, но боялся уронить себя заискиванием, а посредничество коканского хана считал притязанием на свою самостоятельность. — В посольстве нашем он видел факт признания нами Джитышара, на равне с Бухарой и Коканом.
Мы стоим в иных условиях и потому снисхождение к болезненной щекотливости честолюбия джитышарского деспота не могло бы затмить славу недавних дней и заглушить гром наших побед. Делая сами шаг к сближению с Якуб-беком, мы высказывали только снисходительность, свойственную силе.
Якуб-бек был предупрежден, впрочем, что это последняя попытка с нашей стороны, и что если он не воспользуется случаем уступить добровольно, то будет принужден к тому силою.
Во главе миссии поставлен был капитан генерального штаба барон Каульбарс, зарекомендовавший себя уже как сдержанностью, так и твердостью в переговорах с Кульджею. Для астрономических определений, в состав миссии был назначен геодезист — капитан Шарнгорст, а для собирания сведений о степени благосостояния и потребностях населения — купец Колесников.
Инструкции, данные барону Каульбарсу, указывали ему, во-первых, привести Якуб-бека к подписанию условий тождественных с действующими ныне в Бухаре и Кокане, во-вторых, собрать сведения о положении сношений Кашгара с Ост-Индией, внушить Якуб-беку, что из двух соседей ему выгоднее держаться того, кто ближе и, следовательно, опаснее. Наконец, предстояло еще выяснить Якуб-беку, что именно мы считаем законным, по отношению к торговле и что нет, что может вынести торговля и чего нет.
Выступив из Токмака в конце апреля 1872 г. посольство было встречено 6 мая, в 30 верстах за Чатыркулем, посланными от Якуб-бека.
Прием нашей миссии был сделан блистательный. Любезность Якуб-бека превзошла все ожидания. Через несколько дней, однакоже, поведение Якуб-бека изменилось: оказалось, что гонцы киргизы, возившие письма генерал-губернатора, распространяли неверные слухи о движении наших войск к Токмакскому ущелью. Барон Каульбарс, видя нескончаемость переговоров, решился просить, чтобы Якуб-бек или немедленно подписал предложенные ему условия или отпустил миссию.
Подозрения Якуб-бека скоро рассеялись, 10-го июня посол наш получил два экземпляра договора, подписанного Якуб-беком задним числом (21 мая). Чтобы связать с этим актом воспоминание о дне именин генерал-губернатора (Константин Петрович). Это уже европейская любезность! Она конечно не пришла бы и в голову человеку, незнакомому с русскими святцами, но тут помог барон Каульбарс, посоветовав Якуб-беку выставить это число: ясно, что мы должны считать это любезностью не Якуб-бека, а нашего капитана.
Текст договора ни чем не разнится от бухарского и коканского: право въезда для торговли, право иметь склады (караван-сараи), право иметь консулов (караван-башей), уменьшение пошлины до 2 1/2 % со стоимости товара и наконец право транзита. Вместе с нашей миссией Якуб-бек отправил своего посла с письмом, в котором чуть не с первых же слов слышится нота удовлетворенного самолюбия.
«Наконец пришла и моя очередь!» восклицает Якуб-бек. «Вы прислали ко мне верных людей, которые собственными глазами видели, собственными ушами слышали от меня, что я никогда не помышлял противиться Его Величеству и причинять какой-нибудь вред…» далее Якуб-бек просил допустить его посла к Высочайшему Двору, для поднесения собственноручного письма его. «Это будет для меня великою милостью, прибавил Якуб-бек, вы бы довели меня, ничтожного, до солнца и на мою долю выпала-бы капля из моря!»
Так как азиятские владетели приучены уже видеть в допущении их посольств к Высочайшему двору особенную милость и высокую награду за точное исполнение принятых ими на себя обязательства то генерал-губернатор счел преждевременным согласиться на просьбу Якуб-бека, но обещал ему исполнить ее впоследствии, если только он заслужит эту честь, дальнейшим своим поведением. Кашгарский посланец был достаточно обласкан, осмотрел все наши военные учреждения, присутствовал на маневрах, нарочно для него устроенных, и, наконец, был отпущен во свояси в сопровождении нашего чиновника.
Таким образом наши пятилетния бесплодные попытки ввести Кашгар в сферу нашего политического влияния увенчались, наконец, успехом. Успех этот казался для нас тем важнее, что добыт был единственно твердостью и умеренностью нашей политики, а не силою оружия, как это было по отношению к Кокану и Бухаре. Якуб-бек подписал условия не из крайности, а из сознания собственной выгоды; будущее покажет, какие договоры лучше исполняются.
Англичане однако-же зорко следили за нашими сношениями и вслед за миссией Каульбарса двинули целую экспедицию Форсейта, которая, конечно, затмила своим богатством, подарками и обещаниями, скромную русскую миссию. На торжественном приеме 11 декабря 1873 года Якуб-бек произнес речь в честь английской королевы и заключил ее следующими словами: «королева английская для меня как солнце — оно делает подобных мне бедняков счастливыми когда обращает к ним лицо свое». Сравнение с солнцем, как видно, любимое у Якуб-бека.
Несколько тысяч ружей, правда старых и вышедших уже из употребления, но тем не менее весьма пригодных для таких нищих каковы кашгарцы — были преподнесены Якуб-беку, от имени вице-короля, в знак дружбы, а может быть и союза.
Нам, конечно, неизвестно, что было обещано англичанами и какого рода договор заключили они с Якуб-беком, но мы легко можем о многом догадаться по образу действий последнего и по его поведению относительно нас. Якуб-бек заметно поднял голову и наложил на нашу торговлю прежния стеснения, как будто договора 1872 года вовсе и не существовало. — Захват товаров, насильственная покупка их, арест купцов — все это практикуется по прежнему. Исправляющий должность туркестанского генерал-губернатора, генерал-лейтенант Колпаковский написал, по этому поводу, к Якуб-беку категорическое письмо и что будет дальше пока неизвестно. Может, конечно, случиться, что договор 1872 г. придется подписать еще раз, но уже кровью, а может случиться, что все уладится, при косвенном влиянии англичан, которым, конечно, не рассчет допускать столкновения между Россией и Кашгарией. Англичане поторопились прислать новую экспедицию, с военным конвоем, и по прежнему блистательно приняты Якуб-беком, который, кажется; видит в них залог спокойствия и талисман, способный охранить его от всяких невзгод и посягательств. 12 февраля 1874 года сэр Форсейт заключил с Якуб-беком формальный договор.