Страница 17 из 49
— Как ее зовут? — не отставал Роулз. — Вы помните ее имя?
— Вы хотите, чтобы я вспомнил имя клиента, который приходил, может быть, год тому назад?
— Но вы написали «КЛБН» на платье. Что это значит для вас?
— Сейчас? Год спустя? Это значит «КЛБН», вот что это значит.
— Много времени прошло с тех пор, как она принесла платье?
— Может быть, и не целый год. Но было лето. Летом здесь можно умереть от духоты. Июнь или июль. А в августе даже хуже. И сентябрь — тоже не пикник.
— Но это было в июне или в июле, правильно? — уточнил Блум.
— Примерно. Могло быть и в мае, — в прошлом году был жаркий май. Не могу сказать точно. Все, что я знаю, — это то, что платье было с чернильным пятном, — в том месте, где и сейчас, и девушка спорила со мной. Она меня вывела из терпения. Готов был застрелить ее. Ее застрелили?
— Да, — ответил Роулз.
— Где? Я не видел никакой дырки на платье. Пуля должна была оставить дырку, где она?
— В горле, — сказал Блум.
— Ну и ну. — Бариш покрутил головой.
— А потом у нее отрезали язык, — добавил Роулз.
— Не надо, пожалуйста, у меня слабый желудок. — Бариш приуныл.
— Сколько ей было лет, девушке, которая принесла платье? — спросил Блум.
— Девятнадцать? Двадцать? Кто может сказать? Для меня все, кому до тридцати, выглядят как одногодки.
— А рост?
— Пять футов восемь-девять дюймов.
— Белая? — спросил Блум.
— Да, конечно, белая.
— Какого цвета волосы?
— Блондинка. Длинные светлые волосы, до талии.
— Звучит неплохо, — заметил Роулз, поглядывая на Блума. — А какого цвета у нее глаза?
— Не помню.
— Не могли бы вы припомнить ее адрес? — полюбопытствовал Блум.
— Я не записываю адресов. Только номер телефона на тот случай, если им захочется навсегда оставить здесь свои тряпки.
— Тогда номер телефона. Вы помните его?
— Я был бы Эйнштейном, если б помнил номер телефона, который мне назвали в мае прошлого года.
— Она приехала на машине?
— Нет. Я отсюда вижу, кто здесь паркуется. Я, как ястреб, слежу за стоянкой, чтобы ее не использовали клиенты лавок. Она пришла пешком. Никакой машины у нее не было.
— Одна? — спросил Роулз.
Бариш ничего не ответил.
— Мистер Бариш, она была…
— Я пытаюсь вспомнить, придержите ваших лошадей, а?
Детективы терпеливо ждали.
— Кто-то был с ней, — наконец сказал Бариш. — Тоже хиппи, как и она.
— Мужчина или женщина? — тотчас же вступил Блум.
— Девушка, девушка, — проворчал Бариш. — Не спрашивайте меня о ее волосах, глазах и прочем. Я не смогу ответить вам, даже если вы будете забивать иголки мне под ногти.
— Белая или черная? — спросил Блум.
— Белая.
— Такого же возраста?
— Приблизительно. Кто помнит точно?
— А цвет волос?
— Нет, не помню.
— Она была блондинка? — вмешался Роулз.
— Я же сказал вам, что не помню! — Возмущенный Бариш повернулся к Блуму. — Я помню только, что хорошенькая девушка была блондинка — та, что спорила со мной.
— Выходит, другая не была блондинкой? — подсказал Роулз.
— Подозреваю, что нет.
— И она не была хорошенькой?
— Собака. Представляете, как выглядит собака? Эта девушка смахивала на собаку.
— Но другая была симпатичной, а? — сказал Блум. — Та, что принесла платье?
— Сногсшибательной. Вы знаете, что такое нокаут? Девушка сбивала с ног.
— И вы считаете, она жила где-то по соседству? — предположил Роулз.
— Кто сказал?
— Вы сами. Вы сказали, что она жила где-то в меблированных комнатах, которые снимают хиппи.
— О, я просто так выразился. Фактически я этого не знаю. Но если она пришла сюда пешком, то должна жить где-то поблизости, нет?
— Вам следовало бы стать полицейским. — Блум улыбнулся.
— Копом-регулировщиком — вот кем я должен был стать, чтобы запретить этим прохвостам из соседних лавок ставить машины на чужую стоянку.
— Как она была одета? — спросил Роулз. — Блондинка.
— Голубые джинсы, тенниска, — не задумываясь, выпалил Бариш. — Ни лифчика, ни туфель. Обычный наряд хиппи.
— А другая?
— В чем-то коричневом. Похоже на форменную одежду.
— Какого типа форма?
— Коричневая, я же сказал.
— Может быть, она работает контролером на платной автостоянке?
— Нет, нет, такой контролер мне бы и здесь пригодился, поверьте, а то все эти ублюдки паркуются у меня на стоянке. А стоянка является частной собственностью!
— Она не из скаутов? — спросил Роулз. — Лидер группы, что-нибудь в этом духе?
— Нет, они носят серое, девушки-скауты. Я много раз чистил их форму: воняет хуже, чем у парней. Девушки сильно потеют. — Бариш задумался. — Но та форма — не скаутская. Она коричневая, и на груди, справа, — небольшая пластиковая карточка с именем девушки.
— Официантка? — уточнил Блум. — Она была похожа на официантку?
— Может быть. Кто знает? — вздохнул Бариш. — Маленький ярлычок с именем — здесь, на груди.
— Официантка. — Детективы переглянулись.
— И хорошая грудка, — усмехнулся Бариш. — Аппетитная грудка у той девицы.
В этот момент оба детектива думали над тем, сколько ресторанов в Калузе, в которых трудятся официантки в коричневой форменной одежде.
Глава 6
Сара выглядела ослепительно.
Вся в белом. Белые свободные брюки и туфельки, белая блузка с глубоким круглым декольте. От нее пахло мылом. Сара сказала мне, что здесь нельзя пользоваться духами. Они,вероятно, думают, что она их выпьет, заметила Сара.
Сара призналась мне, что приняла душ и оделась за два часа до моего прихода. Никому из пациентов не разрешается принимать душ, если они не ждут посетителя; кто-нибудь из персонала всегда следит за этим. Сара недоумевала: не пытался ли кто-нибудь утопиться в луже или съесть кусок мыла?
Мы сидели в так называемой Солнечной комнате.
Широкие окна во всю стену в комнате на втором этаже создавали впечатление оранжереи, омрачаемое лишь решетками на окнах.
— Они боятся, что мы выпрыгнем из окна, — объяснила Сара.
В другом углу мужчина с женщиной играли в шашки. Посетители и пациенты сидели вокруг нас на плетеных стульях с желтыми и зелеными подушечками. Интересно, подумал я, навестил ли мистер Холли сегодня свою жену Бекки.
Сара очень внимательно слушала, когда я рассказывал ей о моих беседах с Марком Риттером, полицейским, который привез ее, и доктором Натаном Хелсингером. Ее глаза не отрывались от моего лица, ее внимание никак нельзя было назвать ни рассеянным, ни поверхностным. Я не мог представить ее недееспособной— то есть человеком, не владеющим полностью своими духовными и физическими способностями. Мое собственное внимание граничило с исследованием. Я искал улик для подтверждения версии доктора Хелсингера.
— Что вы о нем думаете? — спросила Сара.
— О Хелсингере? Он кажется компетентным.
— Вы хотите сказать — умственно компетентным? — Сара улыбнулась.
— Я имел в виду… нет, нет.
— Тогда умственно некомпетентным? — Сара все еще улыбалась.
— Он, по-видимому, знает свое дело, — сказал я.
— И он, конечно, сообщил вам, что я — параноик.
Я решил, что должен быть абсолютно честен с ней. Если Сара в здравом уме, она имеет право на открытые, доверительные отношения адвоката и клиента. Если она то, что о ней говорят, тогда, возможно, ее реакция на мои правдивые сообщения приоткроет что-нибудь, чего я не смог уловить сразу.
— Он сказал, что вы очень больны.
— И описал мою иллюзорную схему? Систему иллюзорных восприятий? Галлюцинаций?
— Не в деталях. Он сказал, что система тщательно разработана, эти слова он употребил.
— Да. И я слышу голоса и все такое?
— Вы их слышите?
— Единственный голос, который я сейчас слышу, — это ваш. До меня также доносятся обрывки беседы между Анной и ее дочерью. Анна считает, что ФБР преследует ее за порнографические фильмы. Она убеждена, что сочиняет их, ставит, руководит киностудией и играет главные роли в этих кинофильмах с обнаженными женскими телами.