Страница 8 из 9
— Верно, леди Розамунда. Немыслимо, чтобы кто-то при моем дворе не умел танцевать, особенно накануне предстоящих празднеств.
Энтон поклонился:
— К сожалению, у меня не было возможности поучиться, ваше величество. И я неисправимо неуклюжий…
Теперь Розамунда поняла, что такое настоящая ложь.
— Нет таких, кто совершенно не способен научиться танцевать. Возможно, они не получат такого естественного удовольствия от движения, как я или, как мне кажется, леди Розамунда. Но каждый может выучить последовательность шагов и движений в такт музыке и в нужном направлении.
Энтон опять поклонился:
— Боюсь, я представляю собой унылое исключение, ваше величество.
Королева прищурилась:
— И вы согласны на пари, мистер Густавсен? Он поднял черную бровь, дерзко выдерживая вызывающий взгляд королевы:
— Какой предмет пари имеет в виду ваше величество?
— Единственный! Я держу пари, что каждый может танцевать, даже если он швед. Если, разумеется, ему дать хорошего учителя. Чтобы это подтвердить, вы должны постараться и станцевать нам вольта в Двенадцатую ночь [1]. Думаю, этого времени будет достаточно для уроков.
— Боюсь, я не знаю ни одного учителя, ваше величество. — Мелодичный северный акцент Энтона стал резче от сдерживаемого смеха. Почему?! Розамунда поняла, что он на самом деле наслаждается происходящим! Он получал удовольствие от пререканий с королевой!
Такой дерзости Розамунда могла только позавидовать.
— Здесь вы ошибаетесь, мистер Густавсен. — Королева повернулась к Розамунде. — Леди Розамунда показала себя великолепным танцором, и у нее терпеливые, спокойные манеры, что большая редкость при дворе. Так, миледи, я даю первое задание при дворе — учить мистера Густавсена танцевать!
От такой неожиданности Розамунда похолодела. Она была совершенно уверена, что не сможет сосредоточиться на торжественном медленном павана или быстром запутанном вольта, если будет стоять возле Энтона Густавсена, чувствовать его руку на своей талии, видеть его улыбку совсем рядом. Она конфузилась от одного взгляда на него.
— Ваше величество, — наконец осмелилась она, — я уверена, много танцоров опытнее…
— Вздор! — оборвала ее королева. — Вы превосходно справитесь с этим. Вы дадите свой первый урок после церковной службы в утро Рождества. Что скажете, мистер Густавсен?
— Я скажу, ваше величество, что мое единственное желание — угодить вам, — ответил он с поклоном.
— И вы не из тех, кто уклоняется от вызова, да?! — слегка улыбнулась королева, и глаза ее сверкнули озорством, понятным только ей.
— Ваше величество, вы, как всегда, проницательны, — ответил Энтон.
— Итак, условия таковы: если я выиграю, и вы научитесь танцевать, то заплатите мне шесть шиллингов и сделаете подарок леди Розамунде, какой мы обсудим позже.
— А если выиграю я, ваше величество? Елизавета рассмеялась:
— Уверена, мы найдем вам подходящий приз в нашей казне, мистер Густавсен. А теперь идемте, посол фон Зветкович, я хочу танцевать.
Королева поплыла дальше, Анна — за ней, с Иоганном Ульфсеном. Анна бросила косой взгляд на Розамунду, который обещал изобилие вопросов.
Вокруг них все успокоились, и Розамунда повернулась к Энтону. Ей показалось, что на какой-то миг их окутало собственное облако, густое, непроницаемое, заглушившее весь шум зала.
— Вы мошенник, — прошипела Розамунда.
— Миледи! — Он приложил руку к сердцу, глаза его потемнели от притворной боли, но Розамунда отчетливо слышала, что в его голосе прячется смех. — Что я сделал, чтобы заслужить такое обвинение?
— Я видела, как вы катались на пруду.
— Катание и танцы — не одно и то же.
— И там и там нужно держать равновесие, иметь грацию и координацию движений.
— Вы сами катаетесь?
— Нет. У нас не так холодно, как у вас на родине. Эта зима — исключение. Я редко видела замерзший пруд или реку.
— Тогда вы не можете знать, что катание и танцы — одно и то же, ja?!
Мимо проходил слуга с подносом кубков с вином, и Энтон взял два. Один он протянул Розамунде, его пальцы нежно коснулись ее пальцев. Розамунда вздрогнула от этого прикосновения, простое прикосновение руки Энтона заставило ее затрепетать.
— Я уверена, что они не сильно отличаются. Если вы умеете кататься, то можете и танцевать, — сварливо проворчала она и, чтобы скрыть смущение, отпила немного вина.
— И наоборот?! Очень хорошо, леди Розамунда. Теперь я предлагаю вам пари.
Розамунда подозрительно посмотрела на него.
— Какое еще пари, мистер Густавсен?
— Говорят, ваша Темза уже почти замерзла. За каждый урок танцев, который вы мне дадите, я буду давать вам урок катания на коньках. Тогда мы и посмотрим, одно и то же это или нет.
С восторгом Розамунда вспомнила, как он парил надо льдом. Это было так соблазнительно. Но…
— Я никогда не смогу как вы. Я буду падать. Он засмеялся — глубокий теплый звук, который гладил, как ласковый шелк или бархат.
— Вам необязательно вращаться, леди Розамунда. Надо только стоять и тихонько двигаться вперед.
— На двух маленьких тоненьких железочках, привязанных к моим туфлям?
— Клянусь, это не так трудно, как кажется.
— Танцевать тоже нетрудно.
— Тогда давайте докажем это самим себе. Только маленькое безобидное пари, моя леди.
Розамунда нахмурилась:
— У меня нет своих денег.
— У вас есть куда большая драгоценность.
— И что же?!
— Локон ваших волос!
— Локон! — Она непроизвольно коснулась волос, которые были аккуратно заправлены под серебряный головной убор и тонкую вуаль. — Зачем он вам?
Энтон напряженно смотрел, как она провела пальцами по выбившейся прядке.
— Я думаю, ваши волосы созданы из лучей лунного света. Они заставляют меня вспомнить о долгих ночах на моей родине, о том, как сверкает серебряный лунный свет на снегу.
— О! Мистер Густавсен, — выпалила Розамунда, — вы прошли мимо своего призвания. Вы не дипломат и не фигурист. Вы — поэт!
Он засмеялся, и вспышка серьезности рассеялась, как зимний туман.
— Боюсь, не больший, чем танцор, миледи. Очень жаль, потому что, как мне кажется, здесь, в Лондоне, и поэты, и танцоры в цене!
— А в Стокгольме — нет?! Он покачал головой:
— В последнее время в Стокгольме в цене только войны, и больше ничего.
— Жаль. Я думаю, поэзия скорее помогла бы вашему королю добиться руки нашей королевы.
— Думаю, вы правы, леди Розамунда. Но я все же должен выполнять свой долг.
— Да, все мы должны выполнять свой долг, — грустно ответила Розамунда, вспомнив наставление своих родителей.
Энтон улыбнулся ей:
— Но жизнь состоит не только из одних обязанностей, миледи. Нужны и развлечения.
— Конечно. Особенно на Рождество.
— Тогда мы заключаем пари?!
Розамунда рассмеялась. Возможно, сказывались вино, музыка, усталость от долгой поездки из дома ко двору и всего этого дня, но она вдруг почувствовала себя восхитительно-беспечной.
— Хорошо! Если вы не научитесь танцевать, а я не научусь кататься, я дам вам прядку моих волос.
— А в противном случае? Какой приз вы потребуете для себя?
Он наклонился к ней так близко, что она видела морщинки на его лице, небольшую тень от бороды вдоль подбородка, почувствовала запах летней липы от его духов. «Поцелуй», — чуть не выпалила она, глядя на скрытую улыбку его губ.
Интересно, как он целуется? Нетерпеливо, страстно, как Ричард? Или медленно, лениво, смакуя ощущения? Какой он на вкус?
Она отпила еще вина и отступила на шаг; ее взгляд упал на его ладонь, сжимающую бокал. На мизинце было кольцо — рубин в филигранной золотой сеточке.
— Прелестный пустячок, — сказала она вдруг осипшим голосом, показав на кольцо. — Вы поспорите на него?
Он поднял руку, разглядывая кольцо, будто забыл, что оно у него есть. — Как пожелаете.
— Хорошо, — кивнула Розамунда. — Жду вас в галерее в рождественское утро на первый урок.
1
Двенадцатая ночь — последний день рождественских Святок. (Примеч. пер.)