Страница 27 из 49
Он начал расхаживать перед подчиненным, а тот продолжал стоять неподвижно.
Комендант делал три шага в одном направлении, затем поворачивался и делал три шага в противоположном. Гравий под подошвами его сапог тихонько скрипел. При каждом повороте Брайтнер на секунду замирал и выпускал изо рта густое облачко дыма. Огонек его сигареты ярко поблескивал в полумраке.
– Давайте прикинем, кто же это мог быть… Конечно же, не женщина, и, безусловно, не коммунист. И никто из евреев, это уж точно, у них не хватило бы смелости… – Брайтнер прервал свои рассуждения вслух и, резко повернувшись к обершарфюреру и выставив в его сторону указательный и средний пальцы, которыми он держал сигарету, сказал:
– Алексей, украинец. Это был именно он, да?
Лицо обершарфюрера вытянулось от удивления.
– Так точно, Herr Kommandant,это был он, Алексей.
Брайтнер самодовольно улыбнулся и снова выставил указательный и средний пальцы с зажатой между ними сигаретой в сторону своего подчиненного:
– Рассказывайте.
– Алексей неожиданно для нас выскочил из барака через окно. Он что-то кричал, но у нас ведь у всех есть на все возможные случаи соответствующие инструкции, и часовой на караульной вышке…
– …открыл по нему огонь, – перебил своего подчиненного Брайтнер. – Ведь так?
– Именно так, Herr Sturmba
– Прекрасно, прекрасно, – пробормотал комендант, сильно затягиваясь сигаретой.
Обершарфюрер растерянно ждал, что еще ему скажет его начальник, и, чтобы скрыть свою растерянность, то и дело затягивался сигаретой. И вдруг комендант резко к нему повернулся.
– Мой дорогой Шмидт, мы потеряли еще одну пешку. Этого и следовало ожидать. В шахматах жертвуют в первую очередь именно пешками. Но это делает данную игру еще более интересной, разве не так?
– Э-э… да, несомненно, Herr Kommandant.
Брайтнер принялся молча курить.
– Простите, Herr Sturmba
– Мои указания?… А, нуда, конечно. – Комендант бросил окурок на землю и раздавил его носком сапога. Шмидт поступил со своим окурком так же. – Мои указания таковы: все должно происходить так, как и раньше.
– Но… может, нам усилить охрану? Мне не хотелось бы, чтобы кто-нибудь из этих заключенных снова попытался…
– Нет, – перебил подчиненного комендант, – больше они ничего подобного делать не станут – в этом можете быть уверены. Только глупая и ничтожная пешка может совершить такой бессмысленный поступок. Держите меня в курсе всех событий – даже самых незначительных. Не упускайте ничего из внимания. И сообщайте абсолютно обо всем, что могло бы меня хоть чуть-чуть заинтересовать.
– Я могу идти, Herr Sturmba
– Да… Или нет, задержитесь на секунду. Как по-вашему, HerrШмидт, кого они выберут?
Обершарфюрер растерянно посмотрел на своего начальника:
– Я… я не знаю, Herr Kommandant….
– Послушайте, HerrШмидт, я же не требую от вас, чтобы вы написали мне по этому поводу подробный рапорт. Просто скажите мне – так, по-дружески, – кого, по вашему мнению, они решат отправить на расстрел?
– По моему мнению, Herr Sturmba
– Вы в этом уверены, HerrШмидт?
Обершарфюрер, сам того не замечая, горделиво расправил грудь: ему польстило то, что начальник столь живо интересуется его мнением.
– Да, уверен.
– А Пауля Хаузера они не выберут? Вы о нем, случайно, не забыли?
– Если он человек умный, он будет помалкивать. Никто ведь не заставляет его рассказывать, кто он на самом деле.
– Вы в этом уверены?
Брайтнер как-то криво усмехнулся, от чего его подчиненному стало не по себе. Шмидту подумалось, что ему и самому уж лучше стараться помалкивать.
– Видите ли, HerrШмидт, ситуация на шахматной доске зачастую оказывается гораздо более запутанной, чем может показаться с первого взгляда. Фигура, которая вроде бы уже обречена, иногда оказывается именно той фигурой, которой делают шах королю… Можете идти, Herr Oberscharführer.
Шмидт вытянулся по стойке «смирно» и тут же вскинул руку в нацистском приветствии. Затем повернулся и пошел прочь, однако не успел он сделать и двух шагов, как комендант его окликнул:
– Herr Oberscharführer!
Шмидт обернулся.
– Я передумал, – сказал Брайтнер. – Все остается как и прежде – все, кроме одного. Скажите заключенным, что я по-прежнему жду, когда они назовут мне одно имя. Однако времени на это у них теперь будет меньше. Они должны назвать мне это имя не позднее не восьми, а шестичасов утра. В конце концов, число кандидатов на расстрел сократилось, и поэтому выбирать им будет легче.
Обершарфюрер снова вытянулся по стойке «смирно» и удалился.
Брайтнер, вернувшись в дом и оказавшись в столовой, сел на свое место, положил на колени салфетку и взялся за ложку.
– Какие-то проблемы, дорогой?
Брайтнер улыбнулся.
– Нет-нет, никаких, – ответил он, поднося ложку ко рту. – Так, обычные хлопоты.
Обершарфюрер снова появился в прачечной примерно через полчаса после того, как сообщил, что доложит о произошедшем инциденте коменданту лагеря.
Услышав, как заскрипела дверь, заключенные вздрогнули. Один лишь Пауль даже и бровью не повел.
Яцек тер щеку, на которой от удара кулака Алексея образовалась огромная гематома. Увидев обершарфюрера, он, как и все остальные, вытянул руки по швам и замер.
Эсэсовец обвел всех взглядом. Его губы искривились в издевательской усмешке, от которой заключенным стало не по себе.
– Комендант приказал вам и дальше оставаться здесь. Он ждет, когда вы назовете ему имя.
Никто не осмелился даже вздохнуть.
– Комендант хочет, чтобы вы решили, кто из вас будет отправлен на расстрел, не позднее…
Обершарфюрер сделал паузу и посмотрел поочередно на каждого из заключенных.
– …шести часов утра.
Häftlingeнапряглись еще больше. Никто не решился произнести ни слова – никто, кроме Моше.
– Но… – начал было он.
Обершарфюрер с угрожающим видом приблизился к нему.
– Ты плохо расслышал, Моше? Я сказал: «Не позднее шести часов утра».
– Алексей уже мертв, и именно его мы и выбрали…
– Комендант приказал, чтобы одного из вас поставили к стенке и расстреляли. Расстреляли, понятно? Расстреливать будет линейный взвод. Как предусмотрено инструкцией. Алексей же погиб во время попытки бегства. Это совсем другое дело.
Он повернулся на каблуках и пошел прочь. Моше закрыл за ним дверь.
– Теперь нам придется начинать все сначала, – сказал он.
– Пойдем доиграем, папа?
– Нет, Феликс. Сейчас уже слишком поздно. Тебе пора ложиться спать.
– Папа, мы не закончили партию! Мне не хотелось бы заставлять все эти фигуры стоять на доске и ждать аж до утра… Они устанут!
– Не устанут. Это всего лишь деревянные шахматные фигуры, Феликс.
– Неправда! У них ведь уже даже есть имена!
Мальчик посмотрел умоляющим взглядом на мать. Та ласково погладила его по голове и затем повернулась к мужу:
– Не будет большого вреда, если Феликс ляжет спать чуть-чуть попозже. Идите наверх. Я тем временем наведу здесь порядок… Когда я закончу, Феликс, я приду за тобой и уложу спать.
Мальчик поспешно встал со стула. Шахматы интересовали его не так уж сильно, однако они были хорошим поводом для того, чтобы лечь спать чуть-чуть попозже.
– Хорошо, – кивнул Брайтнер. – Пойдем, Феликс.
Отец и сын поднялись вверх по лестнице, направляясь в комнату на мансардном этаже. Феликс перескакивал с одной ступеньки на другую с фальшиво-показной бодростью уже уставшего, но не желающего ложиться спать ребенка.
68
Господин штурмбаннфюрер (нем.).