Штопор

— Это длинная история и не интересная для тебя… Убей меня, — повторила она просительно.

— Но… Ты из Ташкента?

— Да. Там родилась и жила до восемьдесят пятого.

— Кто те двое? — кивнул Николай в сторону, куда стрелял.

— Мой муж, Абдулахаб, и его сослуживец моджахеддины, или, как у вас называют, душманы.

— Много их здесь?

Женщина пожала плечами:

— Отряд Масуда. Но самого Масуда здесь нет. Так сказал Абдулахаб.

— Сколько их?

— Не знаю. Я пришла одна.

— Зачем?

Она помолчала.

— Хотели с мужем уйти из отряда. Начать новую жизнь.

— Почему же он стрелял в нас?

— Он — моджахеддин. И новую — не значит вашу.

— Понятно. Идемте.

— Куда? Убейте меня здесь.

— Вы же знаете: советские воины безоружных не убивают. А если вы виноваты, ответите по советским законам.

— Разрешите мне проститься с мужем? — кивнула она в сторону, где упали душманы.

— Вы думаете?..

— Я видела, как он упал.

Николай не знал, что делать: отпустить — может убежать, пойти с ней — можно попасть под автоматную очередь. А живы те двое или погибли, знать хотелось.

— Хорошо, идите, — принял наконец он решение: убежит — не велика потеря; не убежит — прояснится картина, как отсюда выбираться.

Женщина пошла. Николай на всякий случай приподнял автомат, хотя уже принял решение — не стрелять, даже если она побежит.

Женщина нагнулась, походила между камней и вернулась.

— Они ушли. Но кто-то ранен, там кровь, — она показала ему руку, испачканную кровью. — Надо уходить.

Он и сам понимал, что каждую минуту здесь могут появиться душманы, которые могут если не пленить его, то убить. А плечо ныло нестерпимо, и во всем теле была страшная слабость.

Он склонился над Мальцевым, приложил руку к лицу — оно уже захолонуло. Захоронить бы, чтобы не растерзали звери, но не было ни сил, ни времени. Придется ждать до утра, пока не появятся наши. Звери не должны тронуть — выстрелы их далеко отогнали…

Николай забрал у штурмана документы, автомат, пистолет и, осторожно ступая, направился вдоль берега на запад. Женщина послушно пошла рядом. Ему было тяжело, она это видела и предложила:

— Дайте мне автомат, я понесу.

— С патронами? — усмехнулся он.

— Можно и без патронов, — тихо ответила она. Ее покорность вызывала сочувствие и раздражала: Николай немало слышал о коварстве восточных людей, а ему в его положении было не до того, чтобы разгадывать, что она задумала, когда по пятам следует муж с душманами.

Автоматы оттягивали плечо, затрудняли движение, и бросать жалко — все-таки наши, советские, его автомат и штурмана; отдать этой женщине — мало ли что у нее на уме? — и без патронов может огреть прикладом…

Отсоединил рожок у одного, выбросил патрон из патронника и швырнул автомат в реку. На всякий случай постарался запомнить место: невысокое деревцо на берегу с характерным изгибом у самого комля. Рожок отдал женщине.

Прошли молча около получаса. Выстрелы позади смолкли — то ли бой закончился, то ли ветер уносил их.

Если душманам удалось уничтожить пост наблюдения и отряд десантников, они обязательно предпримут поиски советского летчика, тем более что он увел жену одного из них. Не лучше ли ее отпустить?.. Вряд ли это облегчит положение. Да и женщина не просит…

— Как вас зовут? — спросил он.

— Земфира, — ответила женщина.

— Николай. — Он тут же осекся, усмехнувшись над собой: познакомились, называется. Ночь, луна, он и она. А вместо цветов — автомат с взведенным затвором…

Он уже еле передвигал ноги. А надо было уйти как можно дальше: чем дальше уйдут, тем труднее будет их искать. И сил больше нет, голова кружится, перед глазами все мелькает… Если придется стрелять, сумеет ли рука твердо держать автомат?..

Надо отдохнуть. Добраться бы до Двугорбой да залезть на вторую террасу — там и пещеры есть, и настоящие блиндажи из валунов. Но сколько туда идти?.. И вверх подниматься он не сможет. Рана, несмотря на тугую повязку, продолжала кровоточить.

Речка повернула вправо, и путь им преградил довольно густой и колючий кустарник. Здесь было относительное затишье — вот бы где передохнуть! Но в случае боя кустарник — плохая защита. И Николай повернул вправо. Споткнулся о камень и чуть не упал.

— Вам надо отдохнуть, — посоветовала женщина.

Он не ответил.

Почти сразу от реки начинался крутой отрог, и они пошли по нему вверх. Николай вынужден был останавливаться чуть ли не на каждом шагу.

Наконец, нашли большой валун и опустились за ним с подветренной стороны. Боль приутихла, и сразу захотелось спать. Многое отдал бы он сейчас хотя бы за пятиминутный сон! Но нельзя даже задремать, на секунду потерять бдительность.

— Скажите, Земфира, что заставило вас уйти к душманам? — спросил он, стараясь хоть чем-то разогнать сонливость.

— Когда я выходила замуж, Абдулахаб не был душманом, — ответила женщина с грустью в голосе.

— Кто же он был?

— Студент Ташкентского университета. Мы учились с ним вместе. Я любила его.

— А он?

— И он. Иначе зачем бы он повез меня к себе на родину?

— Давно вы поженились?

— В восемьдесят четвертом. А в Афганистан уехали в восемьдесят пятом, после окончания университета.

— И как же вы позволили уйти ему в душманы?

— Если восточная женщина противоречит мужу или не согласна с его решением, она недостойная жена и презираема всеми.

— И все-таки вам удалось уговорить его уйти из отряда?

— Нет. Ему самому надоела собачья жизнь, спать под кустами, в норах, есть черствые, холодные лепешки, выполнять волю злых и жестоких людей. Масуд много причинил нам зла, и Абдулахаб убил его.

— Кто такой Масуд?

— Сардар. Военный начальник, господин.

— Почему же вы не ушли к нашим? Не сдались?

Женщина помолчала.

— Поначалу мне удалось уговорить Абдулахаба уйти в Советский Союз. Но в последний момент муж передумал: у нас появились драгоценности, и он сказал, что в Советском Союзе их отберут. Потому решил перебираться в Арабские Эмираты. Мы поссорились…

— Да, невеселая история, — посочувствовал Николай. — И чего вам в Советском Союзе не хватало?

— Вы летчик? — спросила Земфира.

— Да.

— А чего вам на земле не хватало, что вы полезли в небо?

— О-о, — засмеялся Николай, — вы хотите сказать, что вас в чужую страну тоже позвала романтика?

— Нет — глупость, а не романтика. Вот вы чудом остались живы, а я… Мать не раз говорила мне, что значит жена мусульманина. Да и сама я знала, видела, как отец обращается с ней. А когда он оставил нас, мне казалось, что виноват материн строптивый характер. Хотелось доказать, что счастливую семью создают любовь, женская нежность и покорность. Ошиблась. Покорность — это унижение, рабство, это надругательство над собой. Лучше умереть, чем так жить…

Плечо ныло, и по телу разлилась такая слабость, что трудно было пошевелиться. А становилось холодно, не согревала и демисезонная куртка. Николай застегнул замок повыше, приподнял воротник — не помогло; его начала бить дрожь.

Женщина прислонила к его лбу ладонь.

— У вас жар, — сказала тоном медсестры, приставленной ухаживать за больным. — Вам надо сделать хорошую перевязку, продезинфицировать рану.

— В этих-то условиях? — усмехнулся Николай.

— У вас есть аптечка?

— Только индпакет.

— Давайте индпакет.

— До утра потерпим.

— Мне кажется, рана сочится, я чувствую запах крови.

— Ничего, вся не вытечет.

Он тоже чувствовал, что левая сторона куртки намокла еще больше и сильно отяжелела, но довериться жене душмана не решался: кто знает, что у нее на уме; стоит чуть надавить на рану, и он потеряет сознание. А возможно, где-то недалеко ее муж с единоверцами. Надо уходить как можно дальше.

Надо идти. Видимо, душманы организовали погоню… С такой болью в плече он плохой ходок. И здесь оставаться небезопасно — узкая горловина между рекой и горами, на них запросто могут наткнуться… И вертолету сесть трудно, особенно при таком ветре.