Штопор

Она посмотрела на часы: половина двенадцатого. И чего она так разволновалась: ведь он запросился на двенадцать, еще целых полчаса.

Чтобы как-то скоротать время, Наталья повела дочь вдоль ограды, где после осенних дождей и потепления кое-где появились зеленые побеги, напоминающие кактусы, — с толстыми стеблями, утыканными колючками. Это, конечно, были не цветы, но довольно симпатичные растения, Наталья, обломив нижние шипы, чтобы не наколоться, сорвала несколько штук и сложила в пучок. Получился незамысловатый, но довольно оригинальный букет. Если бы еще маленький цветочек.

Они прошли вдоль ограды, и Наталья увидела выбившийся из песка ярко-оранжевый колокольчик. Нагнулась и вскрикнула от резкой боли в животе, будто подававшее признаки жизни существо перевернулось там и ударило чем-то острым. Она еле удержалась, чтобы не упасть, легонько оперлась об Аленку и замерла. Постояли немного. Боль утихла. Но стоило ей пошевелиться, в животе снова дернулось, кольнуло.

А Аленка тянула ее уже к калитке.

— Пойдем, мамочка, опоздаем.

«Что же это со мной?» — встревожилась Наталья. Когда она ждала первого ребенка, такого не случалось. Разве только перед самыми родами. А теперь до них еще пять месяцев.

— Сейчас пойдем, маленькая, — Наталья еле перевела дух, ожидая, когда боль утихнет.

— Уже гудит, ты слышишь, мамочка? — захлопала Аленка в ладоши, не замечая материных мук.

Наталья прислушалась. Нет, Аленке просто показалось. Боль наконец отступила, и Наталья неторопливо и осторожно пошла за дочерью. Вскоре и она услышала гул, похожий на далекий раскат грома, но он не затихал, а нарастал и быстро приближался.

«Коля», — мысленно произнесла имя мужа Наталья и, чувствуя как грудь наполняется радостью, вытеснившей вмиг все боли и тревоги, сделавшей тело легким и сильным, рванулась к калитке.

Но вдруг гул стал затихать, удаляться. Неужели не он? Но этому не хотелось верить. Наталья взглянула на часы: без пяти двенадцать. Он! Непременно он. И гул самолета новый, какого раньше она не слышала, Николай обещал прилететь на могучем ракетоносце, каких здесь, на аэродроме, еще не было, — и точность, присущая Николаю во всем, тем более когда дело касалось полетов. А удаляется он, чтобы лучше зайти на посадку — самолет-то новый, требует более продуманного и точного расчета. Она усмехнулась своим мыслям — уже и рассуждать научилась по-авиационному, будто причастная к летному делу. А разве не причастная? Жить с летчиком, его проблемами и заботами, радостями и тревогами, каждый день провожать его на полеты, ждать и думать, как он там, представлять себе, что он делает и что может случиться… Сколько передумала она и пережила только за последние месяцы! Догадывается ли он и понимает, как любит она его теперь?! Кажется, догадывается. И жалеет ее еще больше.

Аленка тянула шею, распахнув в восторге свои темно-карие с синеватым отливом глаза.

— Смотри, мамочка, смотри, вон он…

Самолет приближался и рос на глазах. Обозначились длинные, скошенные назад крылья, острый нос, темный зев четырех двигателей, попарно расположенных по обе стороны длинного сигарообразного фюзеляжа.

Аленка зажала ручонками уши — грохот стоял такой, что казалось, земля дрожит. И к радости, у Натальи прибавилась гордость — таким самолетом управляет ее муж!

Они, стоя у проходной, ждали долго и томительно, видели, как Николай расхаживает у самолета с Владимировым и еще какими-то офицерами, приехавшими на «газике», что-то им показывает, объясняет. А потом командир отряда и Николай сели в «газик» и поехали к командно-диспетчерскому пункту.

— Почему папа не идет к нам? — обиделась Аленка.

— Папа занят, скоро освободится, — ответила Наталья, сама сгорая от нетерпения; понимала, что дело есть дело, а начинала сердиться: «Не может оставить свои самолеты на потом, будто дороже их у него нет ничего».

И когда они устали ждать и хотели уже вернуться домой, из командно-диспетчерского пункта вышел Николай.

Аленка первая бросилась ему на шею.

С Натальей Николай поцеловался сдержанно, но глаза у него были счастливые, ласковые. Не снимая Аленку с рук, сказал:

— Идемте, вещи и подарки подвезут потом.

— Устал? — спросила Наталья, разглядывая знакомое, но с какими-то непонятными черточками, появившимися за две недели отсутствия, лицо мужа.

— Нет. Соскучился. — Николай обнял ее другой рукой и привлек к себе.

Времени на встречу мужа у Натальи было мало, но она все-таки успела приготовить его любимые блюда — суп перловый с грибами, жареный картофель фри с котлетой по-киевски; дольки красной рыбы украсила тонкими ломтиками лимона, кинзой, укропом. На большой тарелке еле уместился полосатый арбуз, а с краев вазы свешивались янтарные гроздья винограда. Посередине стола поставила бутылку шампанского — хотя Николай и не любил спиртное, Наталье показалось, что без вина стол будет выглядеть буднично. И Марину придется пригласить на обед по такому случаю — Валентин еще на полигоне, а она не признает торжеств без шампанского.

— О-о, да тут целый банкет готовится! — приятно удивился Николай и с благодарностью посмотрел на Наталью. — Это в честь моего возвращения?

Она кивнула.

— А что это у тебя лицо бледноватое? — обратил Николай внимание. — Ты плохо себя чувствуешь?

— Да нет, все как и должно быть в моем положении. Уже прошло. Ты не возражаешь, если Марину пригласить?

— Марину? — переспросил он и пожал плечами. Видно, ему не хотелось этого. — Если ты хочешь…

— Она сообщила о тебе. И неудобно…

— Пожалуйста. Валентин на полигоне?

— Да. Последнюю неделю трудится. В отпуск собирается, уже путевку получил, на одного. Правда, Марина вроде даже довольна, говорит, отдохнем друг от друга.

Николай снова пожал плечами — разве ее поймешь? Как-то он сказал о Марине: «Хорошая она женщина, добрая, чуткая, но есть в ней какая-то непонятная странность, и говорит она зачастую с подтекстом, в котором трудно уловить, где в шутку, где всерьез». И Наталья, сколько дружит с ней, так и не распознала характер подруги. Поначалу показалось, Марина живет одним Валенькой, и вдруг: «Отдохнем друг от друга». А Наталья теперь мужа одного в отпуск не отпустит. Вон как на него женщины заглядываются, в селе и то одна проходу не давала. А на курорте того жди: окрутит какая-нибудь вертихвостка…

Марина явилась по первому звонку, наряженная в роскошное темно-бордовое платье, перетянутая широким черным поясом, что и без того подчеркивало ее тонкую талию, с накрашенными ярче обычного губами и ресницами. Но вот только что удивило Наталью — с Николаем разговаривала почему-то застенчиво, словно недавно знакома с ним или чем-то перед ним виновата. «Неужели у них что-то было?» — мелькнуло в голове Натальи, и сердце ревниво заныло. Но она старалась не подать виду, ухаживала за гостьей, как и прежде, по-приятельски, а в душе уже зрела к ней неприязнь. И Николай держался скованно, больше молчал и на шутки жены и Марины не отзывался: выпил два бокала шампанского и, сославшись на усталость, ушел с Аленкой в другую комнату.

Третий день небо было затянуто низкими темно-сизыми тучами, из которых то лил нудный, по-осеннему холодный дождь, то сыпала мелкая, липкая изморось. Лишь на четвертый, когда экипаж закончил подготовку к полету, дождь и морось прекратились, облака чуть приподнялись и посветлели.

— Не иначе, заявку писали в небесную канцелярию, — пошутил на последних указаниях командир отряда. — Идеальные условия, чтобы и новую технику проверить, и себя показать. А мы тут, на земле, посмотрим, кто из вас чего стоит…

Задание предстояло сложное (простых Николай здесь и не помнил) и ответственное: пройти в облаках ночью по изломанному и разновысотному маршруту на полный радиус действия бомбардировщика, уклоняясь от наземных радаров и от атак истребителей, вести радиолокационную разведку и при выходе на конечный пункт маршрута осуществить прицельный пуск ракеты по военному объекту «противника», расположенному за несколько сот километров. За бомбардировщиком будут следить наземные радиолокационные станции, самолеты ПВО попытаются преодолеть систему радиолокационной защиты бомбардировщика и «сбить» его… Экипажу в этом полете, казалось бы, отводилась довольно пассивная роль — следить за работой аппаратуры и выдерживать заданный маршрут, высоту и режим — все остальное должна делать сама техника: и пеленговать радары «противника», и обнаруживать перехватчиков, оповещая экипаж, и забивать прицел истребителя помехами, и даже самостоятельно открывать по нему огонь из пушек, в данном случае из фотокинопулемета. Техника против техники. Но это на первый взгляд. На самом же деле и летчику и штурману придется семь раз пропотеть, чтобы техника сработала как часы: летчику в условиях невидимости земли точно выдержать режим полета, штурману — сверять работу компьютеров, вносить поправки в прицел станции и ракеты, отстроить датчики чувствительнейшей аппаратуры; на заключительном этапе из множества очень похожих друг на друга засветок отыскать одну-единственную и произвести по ней пуск.