Золотая рыбка 2

Включив микрофон, Квазимодо настраивается на волну SOS, и радиослушатели второй раз за день слышат голос Юстиции. В течение нескольких минут город становится похож на растревоженный муравейник. По улицам оживленно снуют автомобилисты, не оставляя без внимания ни одного бритоголового мужчину. Незнакомые люди, сбившись в небольшие группы, патрулируют улицы, заглядывают в увеселительные заведения. Сыщики — как профессионалы, так и добровольцы — опрашивают таксистов и гостиничных портье.

Некий ретивый журналист, услышав сообщение Юстиции, тотчас спешит в больницу, куда доставили раненых, и после недолгих пререканий с администрацией добивается разрешения вести прямой репортаж из операционной.

Даниэль Беллок без сознания. На лице его маска, через которую поступает наркоз. Свет мощной лампы направлен непосредственно на вскрытую грудную клетку. Чуть слышно позвякивают инструменты в руках хирургов, торчат зажимы, тампоны сушат операционное поле. К рукам и ногам раненого прикреплены датчики, терапевт и анестезиолог следят за показаниями приборов. На лбу у врачей бисеринками проступает пот, капли его увлажняют марлевые маски.

Из тела раненого извлечено несколько пуль, кровотечение остановлено, хирурги готовятся накладывать швы. Тончайший лазерный луч помогает обрабатывать внутренние повреждения. Проходит немало времени, прежде чем кропотливая работа врачей завершена…

Проснувшись, я вижу склонившегося надо мной Дональда. Он подносит к моим губам чашку с чаем, сует в рот таблетку; давясь, я глотаю лекарство. В гудящей голове мешаются обрывки сна и действительности. Я пытаюсь вспомнить, что со мной произошло накануне, и постепенно в памяти всплывают рушащийся дом, туннельный свод, лавина огня, мечущиеся лошади.

— Хольден?.. — неуверенно спрашиваю я.

Дональд качает головой, некрасивое лицо его полно печали.

— Даниэль?

Он издает тяжелый вздох.

— Хольден ранил его.

Нестерпимая боль рывком поднимает меня со дна колодца забвения. Вскочив с постели, я начинаю одеваться, а Дональд всячески успокаивает, убеждает, уговаривает, умоляет остаться. Даниэля прооперировали, он спит, незачем мне туда бежать… Но я должна видеть его!

— Подожди до утра! — выйдя из себя, орет Дональд. — К тому времени хотя бы выяснятся его шансы выжить. — Заперев дверь, он прячет ключ в карман.

— Я должна его видеть! — в отчаянии кричу я и заливаюсь слезами. Молю отдать мне ключ, но Дональд лишь молча трясет головой.

Разумом я прекрасно все понимаю, но, дойдя до точки, все же оглушаю своего лучшего друга отработанным ударом, вытаскиваю у него из кармана ключ и выскакиваю вон из нашего убежища. Всю дорогу я упрашиваю таксиста гнать побыстрее, врываюсь в больницу как фурия, сметаю с пути сестер и санитарок и наконец добираюсь-таки до заветной палаты.

Даниэль спит. На бескровном лице резко проступает черная щетина. Нос закрыт маской аппарата искусственного дыхания, грудь, плечо, рука в бинтах. К кистям и щиколоткам подключены электроды. В вену из капельницы поступает кровь, отовсюду раздаются негромкие звуки — всхлипы аппарата искусственного дыхания, тонкое попискивание мониторов. Даниэль неподвижен.

Все эти механические звуки сливаются в моей душе в один сплошной вопль: «Нет-нет-нет-нет!» Стоя у изножья кровати, я смотрю на Даниэля, все тело мое сотрясает дрожь, а в голову лезут дурацкие, эгоистичные мысли: что же будет со мной? Мне-то как теперь жить? Да и зачем жить без него?

В палату неслышно входит врач — проверить состояние пациента. Время от времени он поглядывает на меня, но заговорить не решается. Заметив на губах его слабую улыбку, я цепляюсь за эту соломинку надежды. Когда доктор уходит, я взываю о помощи к Золотой рыбке, но она молчит. Умолкаю и я, только слезы все льются и льются.

Подойдя к окну, утыкаюсь лицом в занавеску и вновь прокручиваю в памяти все с начала и до конца. Прикидываю мысленно все, что я приобрела и что могу потерять. Затем оборачиваюсь к Даниэлю. Он спит, если это состояние можно назвать сном. Мне приходит на ум Элла — знает ли она о случившемся? Ну а остальные, куда они подевались?

В палате я больше не в силах оставаться, с ума можно спятить от назойливых хрипов, писков, пощелкиваний приборов, от скачущих на табло зеленоватых цифр. Неужели это и все, что мы способны узнать о необъятном мире, именуемом человек?! Так и не решась прикоснуться к Даниэлю, я пячусь к двери и начинаю расхаживать взад-вперед по длинному больничному коридору. Дежурные сестры негромко переговариваются в своей стеклянной клетке, делая вид, будто я их не интересую.

Нервы постепенно успокаиваются. Я заглядываю в болтающуюся на плече сумку — да, оружие на месте. Улучив момент, когда никто не смотрит в мою сторону, достаю пистолет и засовываю в карман брюк. Пожалуй, он даже не слишком выпирает.

Хотела попасть в больницу — вот и попала. Подожду еще немного, вдруг как раз сейчас решается судьба Даниэля. Но долго расхаживать взад-вперед невмоготу. Надо действовать! Убью Йона Хольдена и постараюсь сама погибнуть при этом.

Внезапно со стороны главной лестницы доносится звук осторожных шагов и тотчас стихает. Почудилось? Из стеклянной клетки слышны обрывки разговора, затем вдруг раздается сигнал вызова, и обе сестры одна за другой спешат в палату. В опустевшей дежурке звонит телефон — долго, настойчиво, но некому снять трубку. Дойдя до конца коридора, я слышу, как рядом открывается дверь служебного хода. Из темноты навстречу мне выступает мужчина и останавливается. Ждет, чтобы я его узнала.

Наголо обритая голова прикрыта кепчонкой, на глазах черные очки. Не так давно он принимал меня в своем доме, верхом на лошади и разодетый на манер английского аристократа, держался надменно и пытался нагнать страха. Сейчас на нем дешевый костюм, лицо усталое.

— Явилась, значит. — В голосе его звучит удовлетворение. — Беспокоишься за своего любовничка?

Не вынимая руки из кармана, я стреляю в Хольдена. Звук выстрела эхом раскатывается по пустому коридору, и тотчас же раздается топот.

Раненный в бедро Хольден на миг теряет равновесие, но в следующую секунду вскидывает пистолет. Я снова давлю на спусковой крючок, и два выстрела сливаются в один.

Хольден роняет оружие, рука у него прострелена. Он разворачивается, собираясь в очередной раз скрыться, но дорогу ему преграждает Квазимодо.

Хольден готов броситься на калеку, но внезапно передумывает. Похоже, нам обоим приходит в голову одна и та же мысль, обоих нас переполняет отчаяние и ненависть. Он отнял у меня Даниэля, а я лишила Хольдена того, что мнилось ему властью. Расплатой за это может быть только смерть.

Кто-то берет меня железной хваткой и отрывает от Хольдена. Я успеваю заметить, как Квазимодо наступает на руку Хольдена, сжимающую оружие.

Тщетно я пытаюсь вырваться из объятий Патрика. Хольден садится на полу, одна рука его безвольно висит вдоль тела, другой он массирует горло. Он переводит взгляд с меня на Квазимодо, а затем куда-то мне за спину. И тут я тоже замечаю их: Конрада, Мартина, Луиса, Стива, Рюля. Выходит, все они были здесь. Ждали Хольдена.

Квазимодо рывком поднимает своего врага с пола и улыбается.

— Ты меня, конечно, не помнишь. — Голос его звучит почти бесстрастно. — Ведь я всего лишь один из многих. Видишь, как отделали меня твои подручные? За это они заплатили сполна. Нет в живых того, кто швырнул камень в ветровое стекло моей машины. Умер и тот, кто позднее снова переломал мне кости. Распрощались с жизнью и те двое, которые по твоему приказу пытали отца Беллока. Ты тоже умрешь, и на лбу у тебя останется моя метка: «Юстиция». Да, это я, урод и калека, вершу над тобой суд.

Йон Хольден трясет головой, словно отказываясь верить своим ушам. На лысине его поблескивают капли пота, глаза сузились в щелки, лицо искажено злобной гримасой. Вырвавшись из рук Квазимодо, он бросается не к лестнице, а на меня, но Квазимодо делает ему подсечку. Хольден растягивается на полу. Для него все кончено.