Страница 2 из 56
Господи, какая же пустота в доме!.. Потерянно слоняюсь я по квартире, сопровождаемая запахом перестоявшего ужина, и восстанавливаю в памяти события последних дней. Итак, Дональда отстранили от дела. Вспоминается разговор с Шефом. Меня ведь тоже отстранили от расследования. Даниэль подался в кинозвезды. Как тут не позавидовать Квазимодо, которому никто не указчик — чем хочешь, тем и занимайся. Ну а я?.. Если уж пианистки из меня не вышло, может, заняться частным сыском?
Вместо этого я с тоски усаживаюсь за швейную машинку. Бьюсь как проклятая над брючными карманами, что отвлекает меня от прочих неприятных мыслей. Но не надолго. Брюки почти готовы, где их будущий хозяин?
Вот и снова все пошло по кругу… Теперь мыслями моими завладевает Лаковый маньяк. Поди догадайся, отчего именно этот оттенок лака вызывает в нем бешеное желание пустить в ход нож! Зато по крайней мере у нас появилась хоть какая-то зацепка. Ведь не случайно же у всех убитых женщин ногти были покрыты именно таким лаком. Напрашиваются два предположения: либо маньяк много раз ездил автостопом, и лишь четыре — вернее, пять женщин — чем-то спровоцировали его на убийство, либо он наметил жертву заранее, где-нибудь у придорожного кафе или бензозаправочной станции, а вовсе не голосовал на обочине шоссе. Или же он намеренно охотится за определенным типом женщин и подсаживается в машину прямо на месте?
Вдвоем с Лацо нам быстро не размотать это пакостное дело. Легко сказать — проверить все общественные места — забегаловки, бензоколонки, кино для автомобилистов и тому подобное — на всем протяжении магистрали!.. Конечно, Илеана могла бы вспомнить, где их пути скрестились, и, вероятно, сумела бы описать внешность убийцы, но и тогда не факт, что нам удастся его отловить. Маньяк прекрасно понимает, что пятая жертва, коль скоро она осталась в живых, способна навести на его след, и давным-давно сбежал или залег на дно.
Пойдем дальше. Сама я ногти никогда не крашу, однако не мешает узнать, насколько популярен среди женщин этот цвет. Возможно, выбор отнюдь не случаен. Скажем, каждая четвертая модница с розовыми в золотую крапинку ногтями раскатывает по путям-дорогам, и Лаковому маньяку остается лишь выждать, когда на него наедет, а там — ножичек в карман, и вперед! Возможно, эта мания сродни писательскому вдохновению: зреет исподволь, а потом только дай ей выход…
Вставать с места мне неохота, и ценой сложных акробатических трюков я ухитряюсь дотянуться до телефона, не загремев на пол вместе со стулом. В больнице отвечают, что состояние Илеаны без изменений.
Значит, завтра начнем прочесывать северное шоссе номер один. С утра надо будет взять машину из ремонта и заглянуть в несколько универмагов, поинтересоваться насчет лака в крапинку. Да, и не забыть бы предупредить секретаршу Шефа: пусть на время перейдет на другой лак или же объезжает стороной роковое шоссе.
Когда наконец открывается входная дверь, я остервенело крою вторую пару брюк. Дело идет к ночи, однако усталость как рукой снимает, стоит только позади раздаться рокочущему, словно морской прибой, басу:
— А я-то думал, ты спишь…
Я оборачиваюсь: вроде бы руки-ноги целы. За спиной Даниэля в комнату прошмыгивает Мартин.
— Могли бы явиться и пораньше. Ужин не только остыл, но и окаменел, пока вас дождался.
— Не беда, — бодро отвечает Мартин. — Сметем все подчистую.
— Сперва под душ или сначала отчитаться? — спрашивает Даниэль.
— Отчитаться.
— Ладно. Кандидат на Нобелевскую премию, твой приятель литератор, при виде меня испытал легкий шок. Ни слова не говоря, я вручил ему фотографию.
— А он что?
— Там было на что посмотреть. Сначала он побледнел, потом посерел. Затем пошел красными пятнами и, наконец, снова сделался весь серый. После чего разрыдался, и тут его всего перекосило — челюсть-то у твоего ухажера сломана. Порвал снимок в клочки, потом принялся складывать обрывки. Словом, спектакль шел без перерыва, только сменялись картины. Ну а когда смотреть надоело, я удалился.
Мартин бросается в кресло и, заглушая жалобный стон пружин, во все горло хохочет.
— Судя по описанию, это Круз, вот только я не понял, о чем речь.
— Оно и к лучшему, — замечаю я.
Дождавшись своей очереди, Даниэль продолжает:
— Съемки прошли нормально, если не считать того, что затянулись допоздна. А что у тебя новенького? Схватила убийцу?
— Отложила на завтра. — Мне хочется спросить Даниэля, насколько он в курсе этого дела, обсудить с ним кое-что, посоветоваться, но у бдительного Мартина ушки на макушке, так что придется воздержаться.
— Даниэль сказал, что съемки прошли нормально, а ты, вижу, и поверила, — встревает вездесущий братец. — Если Файшак хочет помочиться, то штаны ему застегивай каскадер. Это, по-твоему, нормально?
Отложив в сторону шитье, я встаю.
— Совсем ты, братец, зарапортовался, — одергиваю я Мартина. — Услышала бы мама, в какой манере ты теперь разговариваешь, ее пришлось бы холодной водой отпаивать.
— Чего ты к парню цепляешься? — недоумевает Хмурый.
— Ничего! Наверное, радоваться надо, что он не хнычет, как хлюпик, а рассуждает под стать взрослому мужику.
— Знакомство с Даниэлем мне на пользу, — хвастливо заявляет Мартин.
— Отчего бы вам не поселиться вместе? — предлагаю я и, сурово насупив брови, спрашиваю у братца: — Ты говорил Даниэлю, какой фортель вы с Конрадом выкинули сегодня ночью?
— Говорил, — подтверждает Хмурый и направляется в ванную. Я швыряю ему вдогонку только что сшитые брюки. Подхватив их, он, не сбавляя темпа, продолжает путь. И никаких комментариев.
— Ну и что он тебе сказал? — киваю я в сторону ванной.
— А что он, по-твоему, должен сказать? Мы ведь не лезли на рожон, а всего лишь следили за домом.
— Откуда?
— На все дальнейшие вопросы отвечу лишь в присутствии своего адвоката, — парирует бесстыжий мальчишка и нагло добавляет: — Дала бы пожрать, а то мне через час сматываться.
— Куда это ты намылился? Ночь на дворе.
— Не заставляй меня повторять одно и то же.
Я смотрю на него и диву даюсь. Да, это несомненно мой брат Мартин, но как же он изменился! Может, дать ему по башке, чтобы мозги на место встали? Господи, что это я! Ведь по башке ему уже дали. Пожалуй, с того момента и начались удивительные метаморфозы.
— Что с тобой? Ты в порядке? — смеется братец, глядя на меня.
— Не сказала бы… — отмахиваюсь я.
Позднее, за ужином, Мартин продолжает свое показательное выступление:
— Не пойму, Дениза, у еды такой странный вкус, потому что она перестояла, или все дело в том, что это ты ее готовила?
Хмурый молча жует, игнорируя мои отчаянные взгляды. Приходится самой отбиваться от нападок.
— Видишь ли, я решила не лазить за подсказками в поваренную книгу, а доверилась свободному полету фантазии.
— Помнится, мальчишкой я так восхищался тобой! Ты была для меня кумиром и идеалом, честное слово. Мне казалось тогда, что у тебя богатая фантазия.
— А что еще тебе тогда казалось?
— Что моя сестра — самая умная, самая красивая и самая храбрая на свете.
— И что же?.. — нетерпеливо подстегивает его Даниэль.
— Как — что? — Мартин подбирает остатки соуса с тарелки. — По-твоему, моя сестрица не такая? — Последняя капля соуса повисает у него на подбородке. Наспех промокнув ее салфеткой, братец летит к двери. — К утру вернусь, — бросает он с порога.
— Когда? — переспрашиваю я слабым голосом.
Даниэль берет меня за руку и ненавязчиво просвещает:
— Мартин уже взрослый.
— А я и не успела заметить, как он повзрослел.
Не сказать чтобы на душе у меня полегчало, хотя перед сном мы с Даниэлем обсудили все мои дела-заботы. Почему-то мне кажется, будто некоторые мои вопросы, в частности по поводу Дональда и Шефа, Беллок попросту пропустил мимо ушей. Я не настаиваю, поскольку в голове у меня начинает постепенно складываться целостная картина. Даже смысл загадочного замечания секретарши Шефа вроде бы проясняется. Не факт, что сон мой станет безмятежней от этих открытий.