Страница 9 из 17
– Сообщили бы мне, я бы вопрос закрыл, – барственно прогудел Осипов и улыбнулся министру.
Компетенция командующего округом не распространялась на полки РВСН, никакого толку от обращения к нему не было бы. Да и здесь ему было нечего делать, разве что лишний раз «засветиться» перед Севрюгиным. Все это хорошо знали и понимали, кроме гражданского Министра, который одобрительно кивнул:
– Вот именно! Все от инициативы зависит!
И брезгливо полез в «УАЗ». Остальные начальники расселись по автобусам, а мелюзга пошла пешком.
До «точки» ехать метров пятьсот. Но кажется – пять километров. «УАЗ» подпрыгивал на стыках бетонных плит, взбивая внутренности пассажиров, как коктейль в шейкере. Севрюгина подбрасывало и мотало на продавленном сиденье. Он был мрачнее тучи. Какого черта делать Министру обороны в этом медвежьем углу? Правда, пуск предстоит важный… Дело в том, что «Воеводы» стоят на боевом дежурстве уже двадцать лет, ровно столько, насколько рассчитан их ресурс. И сейчас подлежат плановой замене. Но планы есть, а новых ракет нет. Значит, что? Покаяться, посыпать голову пеплом и подать в отставку? Хрен вам, слава Богу, не в Америке живем, а в стране победившего счастья! Значит, надо продлить ресурс! Провести контрольный запуск: если один «Воевода» полетит, значит, и другие полетят! Тогда составят акты продления на все ракеты, и порядок – пусть стоят еще лет пять или десять… А там видно будет, тем более что через десять лет расхлебывать ситуацию станут уже другие… Но сейчас надо Министру показать личную заинтересованность в успехе, продемонстрировать, что всей душой болеет за дело, даже не убоялся лететь к черту на рога, не щадя немалого живота своего… Конечно, при других обстоятельствах так бы и остался он в Арбатском округе, в своем кабинете: получил отчет из этого долбаного леса, доложил Верховному Главнокомандующему – и поехал на дачу… Если бы не обосрались с «Молнией»! А вдруг и сейчас обосрутся? Тогда Президент вспомнит про невыполненный гособоронзаказ, про хвалебные отчеты, которые хороши всем, кроме одного: ими Америку не достанешь; даже постращает – дескать, в былые времена за такое разгильдяйство расстреливали! Ну сейчас-то обходятся без крайностей и ошибки легко прощают, но должность потерять все равно можно… Никак, ну никак нельзя обосраться!
Подъехали к наружному КП, спустились в бункер из бетона и стали, Министра усадили перед большим монитором, на котором, кроме леса, ничего и не видно, старших начальников посадили рядом, средние выстроились за их спинами. Тарасенко занял место за пультом связи. Безмолвный майор поставил Севрюгину тонкий стакан с крепким чаем в мельхиоровом подстаканнике и с такой же ложечкой. Здесь это выглядело, как в Москве раритетная чашечка из прозрачного фарфора династии Минь. Но Министр такой изысканности не оценил, хотя чай пригубил с удовольствием.
– Где ваша ракета? Где экипаж? Ну, который ее запускать будет? – спросил Севрюгин.
– Пусковой расчет на глубине двадцати метров, изделие в ШПУ[6], шахта замаскирована, – обстоятельно доложил подполковник Тарасенко, чувствуя, что еще до пуска набрал отрицательные очки, и пытаясь реабилитироваться. Ясное дело, что неведомый летающий кран он добыть не мог – не тот уровень компетенции. Одно дело – к приезду начальства приказать солдатикам пожухлую траву зеленой краской покрасить, медвежатинки раздобыть или спирт на ягодах настоять, а совсем другое – о каких-то летающих кранах договариваться да автобус покупать… С кем договариваться? С медведями? На какие деньги покупать? Сохатый не принесет… Здесь на триста километров в округе он и есть самый главный начальник, крутится как может, еле сводит концы с концами. Это не министерство на Арбате, куда тянут и живым, и мертвым… Жена с дочерью давно уехала в Саратов к маме, сам он дичает с каждым годом от одиночества и тоски, с трудом удерживаясь от увлечения универсальным русским транквилизатором… Но высоких гостей такие нюансы не интересуют.
– Командира расчета предупредить о государственной важности запуска!
– Есть, товарищ Министр! Передадим по трансляции.
– И предупредите о персональной ответственности! И я вас всех предупреждаю! Обосретесь – без погон останетесь!
В бункере наступила напряженная тишина. Все знали об оргвыводах после неудачи с «Молнией», когда должность потерял даже командир крейсера наблюдения.
– Вы лично проверили готовность запуска? – обратился Севрюгин к сидящему по правую руку от него генерал-лейтенанту Лысакову, командующему Ракетными войсками стратегического назначения.
– Так точно, товарищ Министр, все цепочки «прозвонили», все блоки протестировали, – осторожно ответил Лысаков. – Учебно-боевые пуски тяжелых ракет этого класса проводятся периодически, дело как бы обычное… Из ста пятидесяти девяти пусков только четыре неудачных.
– Нам и одного хватит, чтобы голову оторвали!
– Уже много лет пускали без происшествий…
– Сколько это – «много»? Пятьдесят лет? Тридцать? Пять?!
Лысаков обернулся, бросил вопросительный взгляд на командира части.
– Последняя нештатная ситуация была в 1991 году! – отрапортовал Тарасенко.
Министр недовольно поморщился. После язвительного замечания, отпущенного Президентом во время испытаний «Молнии», он стал весьма болезненно реагировать на слова «штатный» и «нештатный». В окружении Севрюгина об этом все знали и старались употреблять другие выражения – «удачный» и «неудачный», например. Тарасенко об этом, на свою беду, не знал.
– Какая еще ситуация?! – взорвался Министр. – Докладывайте, как положено!
– Неисправность электросхемы в пусковом блоке! – четко отчеканил побледневший Тарасенко. Он уже предчувствовал, кто станет козлом отпущения в случае чего…
– И что?
– Изделие вышло из ШПУ, упало обратно в шахту и взорвалось! Жертв среди личного состава нет!
– Девятнадцать лет назад, товарищ Министр, – уточнил зачем-то командующий войсками.
– Молодец, считать умеешь! По крайней мере до двадцати.
Министр уже выпустил пар и нагнал страху на подчиненных. То есть сделал все, что мог. И потому успокоился.
– Кто старший подземной смены? – уже мягче спросил он.
– Капитан Сероштан, товарищ Министр! – отрапортовал командир части.
– Передай ему, что за успешный запуск сразу получит майора! Немедленно получит! И ты получишь полковника! Прямо сегодня!
Окрыленный Тарасенко передал. И про особую важность пуска, и про майорское звание.
– Служу России! – раздался из динамика молодой голос. – Регламентная проверка аппаратуры произведена. Системы к пуску готовы. Разрешите начать стартовый отсчет?
– Отсчет разрешаю, – сказал Севрюгин, хотя отдавать команду должен был, при все своей малозначительности подполковник Тарасенко: именно он командир части, именно он отвечает за все, и присутствие больших чинов ничего не меняет!
Внезапно Министр добавил:
– Желаю вам попасть в кал!
Стало тихо – и в бункере, и в эфире. Офицеры с каменными лицами смотрели перед собой, стараясь не переглядываться. Лысаков закусил губу и намертво сжал челюсти. Сидящий рядом командир дивизии РВСН генерал Подбельский резко покраснел и закашлялся в кулак. Очевидно, он опасался, что эти действия будут расценены как некий дерзкий демарш, выпад против самого Министра или проявление несогласия с ним, потому что одновременно он сдавленно повторял:
– Простите, виноват… Бронхит проклятый…
Чтобы было видно: это не выпад, не дерзость и не демарш, а обычный кашель, который с каждым может приключиться.
Но напряжение все равно сгущалось.
Единственным позитивным результатом неудачного пуска в Баренцевом море стал обогащенный некоторыми сленговыми словечками лексикон Министра обороны. «Попасть в кол» на языке ракетчиков – значит точно поразить цель. Почему пристойный кол претерпел такую ужасную трансформацию, наверное, не смог бы объяснить и сам Министр. Мол, оговорился, – и все! Хотя любой психоаналитик связал бы эту оговорку с термином, которым Севрюгин обозначал провал контрольного пуска. Впрочем, сам виновник оговорки быстро поправился.