Мастер карнавала

— Плохо. Хуже некуда. Я возвращаюсь в Гамбург. Но через неделю-другую вернусь, чтобы помочь Бенни все закончить. Послушайте, Тансу… насчет того, что случилось…

Она улыбнулась и кивнула на костер:

— Это «костер очищения», на котором сжигаются все грехи и глупости Безумных дней. Здесь и сейчас. Будь счастлив, Йен.

— Ты тоже, Тансу. — Фабель поцеловал ее и молча проводил взглядом: она направилась к друзьям, и в отблесках пламени ее фигура казалась особенно женственной.

Эпилог

Гамбург

Фабель сидел с Марией у окна. Он держал ее за руку, но она смотрела в окно. Из него открывался вид на разные корпуса больницы и другие строения, а также большой треугольный газон, обсаженный деревьями, окружавшими больничный комплекс. За ним пролегала оживленная автострада, откуда доносились приглушенные звуки проезжавших машин. Фабель знал, что хоть взгляд Марии и устремлен на эту неказистую картину, она ее не видит. Он мог только предполагать, что было перед ее глазами. Может, это поле возле Куксхавена. Может, сад или какое-нибудь любимое в детстве место в Ганновере. Но чем бы это ни было, оно существовало только в ее воображении — мире, и в нем теперь протекала вся ее жизнь. Но Фабеля больше пугало другое — что Мария теперь вообще ничего не видит и внутри ее царит пустота.

Он продолжал с ней разговаривать, отметил, что в Гамбурге она выглядит лучше, а доктор Минкс снова займется ее лечением. Что управление полиции делает все возможное. Мария по-прежнему не отвечала и продолжала смотреть в окно на автостраду. А может, просто глядеть и ничего при этом не видеть. Фабель продолжал говорить о выздоровлении, но знал, что рассчитывать на него не приходится — во всяком случае, на полное. Он рассказывал о коллегах и понимал, что ей уже никогда не доведется работать с ними. Он говорил с ней с тем же нарочитым спокойствием, что и на поле возле Куксхавена, когда она лежала при смерти. Только на этот раз он понимал, что спасти ее не сможет.

Иногда на ее губах появлялась улыбка, но Фабель знал, что это было реакцией не на его слова, а на что-то в доступном только ей мире, где она теперь жила.

В тот день в Гамбурге шел дождь. Фабель встретился с Сюзанной в баре за углом ее дома в Пёзельдорфе, на нейтральной территории.

— Сюзанна, я хотел поговорить с тобой, — объяснил он. — Думаю, нам надо внести ясность.

— Я полагала, что все и так ясно, — сухо отозвалась она. — Во всяком случае, для тебя. Я имею в виду твой телефонный звонок перед отъездом в Кёльн.

Фабель рассеянно подвинул бутылку пива на край столика. Он вспомнил о трех телефонных разговорах, состоявшихся в последние недели: с Вагнером из Федерального ведомства по уголовным делам, Роландом Барцем и Сюзанной.

— Послушай, Сюзанна, — мягко начал он, — когда я приехал в Кёльн, все очень запуталось. Думаю, в немалой степени это связано с карнавалом. Но меня это мало трогало, пока я не узнал, что Мария решилась на вендетту, как потом оказалось, стоившую ей рассудка. В Кёльне я оказался в окружении людей, на самом деле выдававших себя за других… Веры Райнарц, превратившейся в Андреа Сэндоу и утверждающей, что не может ничего поделать с клоуном-убийцей… затем Витренко, выдававшего себя за другого человека и водившего за нос всех окружающих… Но я… я знал, кем был. А самое смешное, что я не знал про себя этого раньше. Или не хотел этого признавать, мне трудно судить.

— И кто ты?

— Я полицейский. Как и несчастный молодой Брайденбах, который предпочел расстаться с жизнью, лишь бы не пустить на улицу человека с оружием… как Вернер, или Анна, или Бенни Шольц в Кёльне. Вот кто я такой. И что я такое. И моя задача — быть между плохими парнями и мирными гражданами. И раньше я не понимал, что это не просто работа. Пусть грязная и неблагодарная, но это именно то, что составляет самый смысл моей жизни. Я всегда говорил себе, что по призванию я историк, что мне следует заниматься какой-нибудь научной деятельностью, а не работать в полиции, где оказался совершенно случайно и где все — не мое. Но это не так, Сюзанна. Нашла ли работа меня, или я сам на нее вышел, но это закономерно и должно было произойти.

— Значит, ты согласился на новую федеральную должность? Возглавить этот суперотдел по расследованию убийств?

— Не совсем. Я сказал, что готов оказать любую помощь и поделиться своими навыками и умениями везде, где возникнет необходимость. Но главное — я понял другое. Гамбург — мой родной город. Здесь живут люди, которых я хочу защищать.

— И что это означает для нас? — холодно спросила Сюзанна.

Фабель наклонился к ней и взял ее руки в свои.

— А вот это я хотел спросить у тебя…

Кёльн. Шесть месяцев спустя

Андреа сидела на краю кровати. Никакой косметики, никакой помады, темные у корней пепельные волосы собраны на затылке в хвост.

В камере были только кровать, стол и скамья, привинченные к полу. Никаких тяжестей, пригодных для тренировок. В этом заключалась главная проблема, не подлежащая решению, пока ее держали в одиночке. Но Андреа знала, что за ней следят, опасаясь возможного самоубийства, рано или поздно ее должны перевести в другое место. А до тех пор для тренировки основных групп мышц ей придется использовать только тяжесть собственного веса. Она понимала, что без силовых нагрузок наверняка потеряет мышечную массу, но сохранить себя в форме ей точно удастся. Она поднялась и подошла к углу камеры, оперлась ногами о стену, чтобы увеличить нагрузку на руки, и начала отжиматься. Она знала, что в глазок за ней следит медсестра. Они не смогут все время держать ее в одиночке и не позволять пользоваться спортзалом. А там были штанги и силовые спортивные снаряды. И она сможет снова наращивать мышечную массу. И силу. А пока в ее распоряжении были только отжимания: шесть подходов в день по двадцать раз, три дня в неделю. Девятнадцать тысяч отжиманий в год. В остальные дни, когда руки и верхняя часть тела отдыхали, она повторяла ту же процедуру с приседаниями.

Она подберет время занятий так, чтобы не мешать сеансам терапии, работе, перерывам на еду и общим мероприятиям. Она станет примерной пациенткой или заключенной: она не знала, как их здесь называли. И в один прекрасный день ее отпустят. Возможно, ненадолго, но она убедит их, что излечилась и опасности больше не представляет. Что она снова стала кем-то другим.

Еще в самом начале занятий бодибилдингом Андреа усвоила, что для развития тела необходимо уметь сосредоточиваться. Поставить перед собой цель. И добиваться ее достижения. Она стиснула зубы, чувствуя, как от последних усилий руки налились тяжестью. Когда она только начинала, то всегда мысленно представляла себе лицо карнавального клоуна, избившего, изнасиловавшего ее и чуть не задушившего галстуком. Это лицо стояло перед ней на каждой тренировке каждый божий день. Оно позволяло ей добиться нужной степени концентрации на достижении поставленной цели.

Но теперь для концентрации ей нужен другой объект. При каждом движении она твердила как мантру два слова, которым было суждено стать ее неизменными спутниками на протяжении всех дней в неволе.

Йен Фабель.

А когда ее выпустят, она по-прежнему будет сильной.

Благодарность

Я хотел бы выразить искреннюю признательность за помощь и поддержку Уэнди, Джонатану и Софи; моему агенту Кэрол Блейк; живущим в Хатчинсоне редактору Полу Сайди, Тэсс Коллавуэ и литературному редактору Нику Остину; Бернду Рюлькёттеру; Ульрике Свиден, возглавляющей полицейское управление Гамбурга; главному патологоанатому Института судебной медицины доктору Йену Сперхаке; Удо Рёбелю; Анье Зиг.

Я хотел бы также поблагодарить всех своих издателей в разных странах мира за помощь и содействие.