Мастер карнавала

— Я знаю подразделение спецназа, в котором ты служил. Знаком ли ты с Юрием Протчевым? Вы должны были служить вместе.

Бусленко сделал вид, что задумался. Он тщательно изучал все материалы, касающиеся данного подразделения, и особенно списки личного состава, а потому знал, что никакого Юрия Протчева там не значилось, — это была проверка, причем нестандартная. Коткин и не рассчитывал на то, что проверяемый подтвердит знакомство с несуществующим человеком. Русский предполагал, что реакция последует неестественно быстро, что будет указывать на то, что были подготовлены все ответы заранее.

— Да нет… что-то я такого не помню, — неуверенно протянул Бусленко. — Я знал почти всех, но Юрия Протчева среди них не было. Там был другой Юрий — Кадников. Может, это он?

— Говоришь, что попал в неприятности? — Коткин оставил вопрос без внимания.

— Да так. Мелочь. Нас направили на подавление бунта в тринадцатом следственном изоляторе. И я убил одного заключенного… В общем-то ничего особенного, учитывая ситуацию, но при этом ранили тюремного начальника, потому что он не послушался моего приказа и не сохранил дистанцию между собой и происходящим. Виноват он сам, а не я. Но его брат — большая шишка в МВД, так что сами понимаете…

— Нам не нужны неумехи и неудачники. Нам нужны бойцы, умеющие выполнять приказы.

— Я как раз такой и есть. — Бусленко, не покидая кресла, с гордостью расправил плечи. — Но я считал, что вам нужны люди, не доводящие соблюдение закона до абсурда.

— Единственный закон, чтимый нами, — это солдатский кодекс чести. Если ты станешь одним из нас, то войдешь в элиту. Все, что мы делаем, подчиняется жесточайшей военной дисциплине и мало чем отличается от будней спецназа. За одним исключением — оплата неизмеримо выше. Но для того чтобы тебя приняли, ты должен ответить на несколько вопросов.

— Я готов… — Бусленко беззаботно кивнул, но во рту у него пересохло и он с трудом сдерживался, чтобы не бросить взгляд на черное стекло за спиной русского. Он был абсолютно уверен в том, что за стеклом кто-то был. Наблюдал. Слушал. Там находился он! Сведения Саши, несомненно, верны.

— Ты знаешь, в чем заключается сила армейского подразделения?

— Может… в дисциплине? В способности выполнить приказ с максимальной эффективностью?

Коткин покачал головой:

— Нет, дело не в этом. Я скажу в чем. В доверии, в чувстве истинного товарищества и армейского братства, а еще в преданности друг другу и своему командиру.

— Полагаю, это так. — Бусленко ощутил какую-то перемену, будто произошло резкое изменение давления перед грозой. У него создалось впечатление, что три человека на диване внутренне напряглись. Но в поведении русского ничего не изменилось. Настоящий профессионал. В досье на Коткина говорилось, что он занимался допросами, причем с применением пыток, в Чечне и других «горячих точках», коих осталось немало после крушения Российской империи. Видимо, этим и объяснялось его присутствие здесь, причем не в качестве работодателя Бусленко, а в качестве его палача. И Бусленко все так же не покидало чувство, что за их беседой кто-то внимательно наблюдает из-за стеклянной перегородки.

— Преданность долгу. Вот что придает силу подразделению. Братство по оружию. — Русский помолчал, будто ожидая какого-то замечания Бусленко. Трое безмолвных соратников поднялись. Бусленко напрягся, прислушиваясь к шорохам у себя за спиной.

— Что происходит? — спросил Бусленко, стараясь не выдать голосом своего волнения, снова подумав, что удар будет нанесен в спину.

— Мы все живем одной жизнью, — продолжал Коткин, не реагировавший на вопрос Бусленко. — Мы воины, чьи жизни зависят друг от друга. То, за что именно мы деремся, является второстепенным. Важно только то, что мы воюем вместе. Нас объединяет нерушимая и беззаветная преданность друг другу, и прочнее ее нет ничего на свете. И самым страшным преступлением является предательство, посягательство на эти священные узы.

При этих словах трое подручных словно по команде сунули руки в карманы кожаных курток, извлекли оттуда весьма внушительного вида пистолеты и синхронно направили стволы на Бусленко. На курок, однако, никто не нажимал.

— Твоя фамилия не Руденко, — объявил русский. — И ты не служил в подразделении «Титан». Тебя зовут Тарас Бусленко, ты состоял в спецназовском подразделении «Сокол», занимавшемся борьбой с организованной преступностью. Теперь же ты — работающий под прикрытием агент особого отдела Министерства внутренних дел.

Бусленко бросил взгляд за спину русского, на стеклянную стену. А за ней, конечно, был тот! У Бусленко не оставалось никаких сомнений. Ведь он всегда любил быть совсем рядом с местом убийства.

— Ты здесь один, Бусленко, — зачем-то решил уточнить ситуацию Коткин. — Ты не мог пронести с собой микрофон или оружие. Твои люди находятся снаружи, но мы гораздо сноровистее их. Когда они окажутся здесь, ты будешь уже мертв, а мы — далеко. Другими словами, ты раскрыт и с тобой покончено.

В этот самый момент Бусленко уловил за спиной какое-то движение. Он отлично понимал, что за этим должно последовать, поскольку ему уже стало ясно, что его пытаются убить, не поднимая особого шума. Едва перед глазами промелькнула проволока, как он резко подался вниз, и петля с острой болью затянулась у него на лбу, скользнув по мягким тканям горла под подбородком. Бусленко уперся ногами в столик и резко толкнул его, чтобы ударить стоявших сзади него боевиков по голени. Столик оказался тяжелым, и удар по ногам получился не такой сильный, как ему хотелось бы. Бусленко тут же скатился на пол. Пальбу, однако, никто не начинал: участники засады не сомневались в том, что смогут разобраться с ним без применения оружия.

Бусленко попытался откатиться подальше, но пятый нападавший, тот самый, что не смог набросить ему на шею стальную удавку, нанес сильный удар ногой по голове. Несмотря на резкую боль, пронзившую все тело, Бусленко не только не потерял сознание, на что, видимо, и рассчитывал нападавший, но сумел перехватить его ногу при следующем ударе, направленном, по всем правилам, носком прямо в кадык. Бусленко вывернул ногу противника и нанес удар своей вверх, в область паха. Бусленко почувствовал, что настал его последний час. Русский сказал правду: помощь вовремя все равно не подоспеет, и ему оставалось только продать свою жизнь подороже. Теперь он действовал без паники, охватившей человека, борющегося за выживание, — все навыки, полученные им за время службы, все, чему его учили и что он умел, слилось воедино для последнего боя. Он вскочил на ноги, одним отработанным движением крутанул нападавшего и, судя по всему, сломав ему шею, отшвырнул в сторону русского, успевшего в последний момент отшатнуться, и тело с лету врезалось в свору его подручных. Бусленко заметил блеснувшее лезвие ножа и едва увернулся от первого выпада Коткина. Русский с завидной ловкостью перебросил нож в другую руку и нанес удар с разворота. На этот раз Бусленко не успел отреагировать вовремя, и хотя боли он не почувствовал, было ясно, что лезвие достало до плеча. К тому же нападавшие, оправившись от шока, вызванного столь яростным сопротивлением, окружили его, и под градом ударов он оказался прижатым к стене, не в силах дать отпор их объединенным усилиям. Тем временем Коткин приблизился, поднял нож и приставил острием к горлу Бусленко. Тот знал, что последует дальше. По законам жанра, бесшумное убийство в своем классическом исполнении будет осуществлено путем протыкания горла с последующим извлечением окровавленного лезвия. Именно так забивали на фермах свиней. Никакого визга. Просто секундная судорога и смерть. Бусленко взглянул в холодные серые глаза русского.

— Да пошел ты! — только и сказал он, ожидая неизбежной развязки.

Послышался осторожный стук, и дверь в кабинет распахнулась. Все, включая Бусленко, повернули головы. Вошла все та же смазливая панночка и начала было предлагать свои незатейливые услуги. Увидев на полу мертвого человека и прижатого к стене Бусленко с ножом у горла, она осеклась на полуслове.