Сладкие объятия

— Что за странный поступок!

— Да, я знаю. Но я думала только о вас, а сейчас я просто пытаюсь сказать, что теперь нет причины оставаться, и мне следовало бы вернуться в Лондон вместе с Родни. Я хочу сказать, что, конечно, не выйду за него замуж. Я понимаю, как глупо было даже представить себе такое. Но я не могу оставаться здесь до бесконечности. — Она замолкла. От Джорджа не было абсолютно никакой помощи. — Вы ведь понимаете это, да?

— Ну, конечно, понимаю. — Он придал лицу выражение готового на все ради справедливости. — И мы должны поступать правильно.

— Да… да, я так и подумала.

— Ну, — продолжал он бодрым голосом, взглянув на часы, — если вы собираетесь ехать вместе с Родни, то вам надо пошевеливаться, иначе он сядет в такси и умчится еще до того, как вы доберетесь до гостиницы в Кала-Фуэрте…

И на ее изумленных глазах он встал, отряхнул джинсы от побелки, и в следующий момент он уже сидел за пишущей машинкой, работая так упорно, как будто от этого зависела его жизнь.

Его реакция оказалась совсем не такой, на какую надеялась Селина. Она подождала, что он что-нибудь скажет, что позволило бы ей задержаться, но ничего не последовало, и тогда, пытаясь проглотить застрявший в горле комок и часто моргая, чтобы избавиться от странного ощущения в глазах, подозрительно напоминающего слезы, она пошла на кухню, достала хлебницу и опустошила ее, выкладывая кусок за куском на стойку, потом вытащила лист бумаги, под который она засунула паспорт.

Его там не было. Слезы, разочарование, все утонуло в панике, нахлынувшей на нее. Ее паспорт и в самом деле потерялся.

— Джордж! — Он так яростно печатал, что не услышал ее. — Джордж, я… я потеряла паспорт.

Он перестал печатать и приподнял брови в вежливом изумлении.

— Опять?

— Его здесь нет! Я положила его на самое дно, а его здесь нет! Я потеряла его!

— Святой Боже! — сказал Джордж.

— Что могло случиться? — Ее голос перешел в вопль. — Может, Хуанита его нашла? Или, может, она чистила хлебницу и сожгла его. Или выбросила! Может, его украли. О, что же со мной будет?

— Не люблю строить догадки…

— И зачем я только положила его сюда!

— Вы попали в собственную ловушку, — сказал Джордж лицемерным тоном и вернулся к работе.

Наконец-то в Селине зародилось подозрение, и она нахмурилась. Несомненно, он ведет себя с неестественным спокойствием. И в его темных глазах горит огонек, которому она уже научилась не доверять. Он нашел паспорт? Он нашел его и спрятал и не сказал ей? Оставив в покое пустую хлебницу, она пошла по комнате, попутно выискивая улики, приподнимая уголки журнала, заглядывая за подушку, как будто играла в детскую игру «найди наперсток».

Она остановилась у него за спиной. На нем были потертые просоленные джинсы, и правый задний карман подозрительно оттопыривался, как будто и нем лежала маленькая книжечка или большая карточка… Он продолжал яростно печатать, но, когда Селина протянула руку, чтобы исследовать карман, вдруг откуда-то вынырнула его рука и шлепнула по се руке.

Паника исчезла. Она засмеялась от облегчения, от счастья, от любви. Она обвила его шею руками и чуть не задушила его в объятиях и сказала:

— Он у тебя! Ты нашел его! Он все это время был у тебя, чудовище!

— Ты хочешь забрать его?

— Только если ты хочешь, чтобы я уехала в Лондон вместе с Родни.

— Не хочу, — сказал Джордж.

Она поцеловала его и потерлась своей нежной щечкой о его колючую щетину, и его щека не пахла кремом после бритья и не была гладкой, а со складками, потемневшая от солнца и покрытая морщинами, такая же помятая и знакомая, как одна из его неглаженных хлопчатобумажных рубашек. Она сказала:

— Я тоже не хочу уезжать. — Он напечатал целую страницу. Селина положила подбородок на его макушку и спросила:

— Что ты пишешь?

— Резюме.

— К новой книге? О чем она?

— О плавании по Эгейскому морю.

— Как она будет называться?

— Не имею ни малейшего представления, но я посвящу ее тебе.

— Она будет хорошая?

— Надеюсь. Но вообще-то у меня уже возникла идея третьей книги. На сей раз это будет художественная проза… — Он взял ее за руку и поставил впереди себя, так что она присела на край письменного стола лицом к нему. — Я подумал, что книга будет об одном парне, который живет в некоем тихом местечке, не причиняя ни малейшего вреда ни одной живой душе и занимаясь только своими делами. А потом вдруг появляется девушка-бродяжка. У нее навязчивая идея насчет этого парня. Она не оставляет его в покое. Отдаляет от него друзей, тратит все его деньги, доводит его до пьянства. Он становится отщепенцем, изгоем общества.

— Чем же все кончается?

— Конечно, он женится на ней. Она обманом добивается этого. Выхода нет. Все трагично.

— А по-моему, звучит вовсе не трагично.

— Ну, должно трагично.

— Джордж, ты, случайно, не просишь меня выйти за тебя замуж?

— Думаю, выражаясь моим извращенным, искривленным способом, прошу: извини за прошлую ночь, И я люблю тебя.

— Я знаю, что любишь. — Она наклонилась вперед и поцеловала его в губы. — Я рада, что ты любишь. — Она снова поцеловала его, он отпихнул машинку в сторону, встал и обнял ее.

Селина сказала:

— Мы должны сообщить Агнес.

— А она не приедет сюда чинить нам препятствия?

— Конечно нет. Она полюбит тебя.

— Нам придется послать ей телеграмму. Из Сан-Антонио. Сегодня днем, если мы хотим, чтобы она пришла до приезда Родни Экланда. И когда мы будем в городе, то пойдем засвидетельствовать почтение английскому священнику и узнаем, в чем причина задержки. А потом попросим Рудольфо быть моим шафером…

— Мне бы хотелось, чтобы моей подружкой была Хуанита.

Хуанита. Они забыли о Хуаните. Теперь, все еще смеясь и держась за руки, они решили разыскать ее, облокотились о стену террасы и позвали ее. Но Хуанита вовсе не была такой простушкой, какой иногда казалась. Ее крестьянские инстинкты редко подводили ее, и она уже спешила к ним из сада, как всегда прямая и сияющая от радости, широко раскинув руки, как будто хотела обнять их обоих.