Пятая пробирка

Майкл Палмер

«Пятая пробирка»

Посвящается Зое Мэй Палмер, Бенджамину Майлзу, Палмеру и Клемме Роуз-Принс:

Растите в спокойном мире.

И, как всегда, Люку

ПРОЛОГ

Во всяком деле самое главное — это начало.

Платон, « Государство», кн. II

«Спокойно. Будет совсем не больно».

Уже несколько часов Лонни Даркин слышал только эти слова. Будет совсем не больно.

Винсент говорил это каждый раз перед тем, как во­ткнуть иглу в руку Лонни, чтобы взять кровь.

—     Я хочу домой! Пожалуйста, отвезите меня домой! Ну пожалуйста!

Лонни вскочил с койки, вцепился пальцами в металли­ческую сетку и пнул ногой запертую дверь. Он знал, что такое кошмар. Однажды, когда Лонни был еще маленьким и часто просыпался по ночам с криком, мать успокаивала его, говоря, что ему приснился плохой сон. Но сейчас он точно знал, что эта клетка — вовсе не сон.

Она была настоящей.

—     Пожалуйста!

В этот момент фургон резко качнуло на повороте, и Лонни сильно ударился головой и плечом о стенку. Он вскрикнул, свалился на пол, а потом снова залез на койку.

Фургон был как дом на колесах, похожий на тот, что принадлежал дяде Гасу и тете Дайане. Но в их фургоне в задней части вместо клетки была настоящая красивая ком­ната с большой кроватью и шкафами. Пять лет назад, ког­да Лонни исполнилось шестнадцать, они взяли его с собой в Йеллоустоун. Каждую ночь во время дороги они разрешали ему спать на кровати в фургоне. Здесь же, в клетке, кровать оказалась для него слишком маленькой, а матрас — чересчур жестким. Рядом стоял стул, в специальном де­ржателе на стене висели и кувшин с водой и несколько бу­мажных стаканчиков. На стуле лежали журнал с картин­ками из мультиков и щелкалка для телевизора, висевшего за стеной клетки. И больше ничего.

Лонни все время вспоминал отца, мать и тех парней, что работали на ферме. Они все знали, как он любит M&M's, и всегда угощали его, когда он приходил к ним в поле.

—     Отпустите меня! Пожалуйста, мне больно! Ну отпус­тите меня!

С трех сторон стенами клетки являлись борта фургона, а с четвертой — забор из сетки, такой же, какой был за­крыт курятник за амбаром, там, дома. Сетка перегоражи­вала весь фургон, в ней имелась дверь с замком снаружи. На потолке, за сеткой, висел фонарь, окон не было вооб­ще. А еще за сеткой находился туалет, и за ним — стенка, которая раздвигалась и закрывала проход туда, где были Винсент и Конни.

Лонни встал и в отчаянии пнул ногой сетку. Он дога­дывался, что сидит в клетке уже дня три, а то и четыре, а фургон почти все это время ехал.

Лонни было неуютно, одиноко и страшно.

—     Пожалуйста! Пожалуйста, я хочу домой!

Он почти совсем охрип.

Кроме уколов Винсент и Конни не делали Лонни боль­ше ничего плохого, но Лонни понимал, что он им не нра­вится. Они смотрели на него точно так же, как мистер и миссис Уилкокс, которые жили в доме у дороги недалеко от фермы.

Однажды Лонни услышал, как Винсент назвал его «чертовым дебилом».

—     Отпустите меня! Я хочу домой! Пожалуйста! Ну по­жалуйста! Это нечестно!

Фургон замедлил ход и остановился. Через несколько секунд стенка за туалетом отодвинулась, и появился Винсент. Он был крупным мужчиной со светлыми вьющими­ся волосами, не толстым, как Лонни, а просто большим. На обеих руках у него, повыше запястий, красовались та­туировки с изображениями кораблей. Сначала Винсент был очень добрым, и Конни тоже. Лонни шел по дороге, когда они остановили свой фургон и спросили, как про­ехать на ферму. Они сказали, что мать Лонни их кузина, иначе Лонни ни за что не полез бы в фургон. Мама объяс­няла ему, что нельзя садиться в машину к чужим. Но они же не чужие! Это были родственники, они знали, как зовут и его, и отца, и маму, просто они никогда не приезжали к ним на ферму.

Уперев руки в бока, Винсент стоял у двери туалета. Он еще ничего не сказал, а Лонни уже чувствовал, что Вин­сент сердится.

—     Я тебе говорил не кричать?

—     Го-говорил. Не надо кричать.

—     Так почему ты кричишь?

—     Я бо-боюсь.

Лонни почувствовал, как на глаза наворачиваются сле­зы. А ведь совсем недавно мама говорила, что очень рада за него, потому что он уже почти совсем не плачет. А теперь опять собирался заплакать...

—     Я же говорил тебе, что бояться нечего! Еще один день, и мы тебя отпустим.

—     О-обещаешь?

—     Обещаю. Но если еще раз закричишь или вообще бу­дешь нас доставать, то заберу свои слова обратно. И пульт от телевизора тоже.

—     А телевизор плохо работает.

—     Что?!

—     Ничего. Ничего!

—     Не шуми больше. Понял?

Винсент повернулся и исчез прежде, чем Лонни успел ответить. Он вытер глаза, натянул на себя одеяло и, под­жав колени, повернулся лицом к стенке. «Еще один день, и мы тебя отпустим». Слова Винсента снова и снова зву­чали в его ушах. Еще один день... Слезы опять набежали на глаза Лонни, но постепенно он перестал всхлипывать и забылся тревожным сном.

Когда он проснулся, фургон стоял. Плечо, которым Лонни ударился о стенку, болело, а на лбу появилась при­личная шишка. Он медленно повернулся и почувствовал, что скоро ему нужно будет в туалет. За сеткой стояла женщина и смотрела на него. На ней была голубая боль­ничная одежда, такая, какую носили доктора, вырезав­шие ему грыжу, а поверх нее — белая кофта. На стянутых сзади волосах красовалась голубая больничная шапочка. Позади женщины показался Винсент, он постукивал по своей ладони короткой черной палкой. Дверь за ним была закрыта.

— Привет, Лонни! — сказала женщина, поправив очки и глядя на него сверху вниз. — Меня зовут доктор Праути. Тебе Винсент или Конни про меня говорили?

Лонни покрутил головой, что должно было означать «нет».

— Ну ничего, — продолжала доктор Праути, — бояться не надо. Я тебе померяю температуру и осмотрю, как врач. Ты меня понимаешь?

На этот раз Лонни кивнул. Несмотря на спокойный го­лос и внешнее добродушие, было в этой женщине нечто такое, от чего у Лонни пропал дар речи.

— Хорошо. А сейчас я хочу, чтобы ты сказал мне, что если я открою дверь и войду к тебе, ты будешь мне помо­гать... Помогать, Лонни! Ты понимаешь, что это значит?

-Да.

— Хорошо.

Доктор Праути кивнула Винсенту, тот щелкнул замком и открыл дверцу. Палку он при этом держал так, чтобы Лонни ее все время видел.

— Все в порядке, Лонни, — произнесла она. — Сейчас я сделаю тебе укол, а потом осмотрю. Только сначала я хочу, чтобы ты снял свою одежду и надел вот эту рубашку с за­вязками на спине. Ты меня понимаешь?

—     Мне надо пописать.

—     Хорошо. Винсент тебе поможет, а потом переоденет тебя. Но сначала давай сделаем укол.

—     А потом мне можно будет пописать?

—     Конечно! — В голосе женщины послышалось нетер­пение.

Когда игла вошла в руку, Лонни лишь чуть-чуть вздрог­нул. Потом он встал и пошел в туалет. После этого Винсент взял его за руку, привел обратно и помог переодеться в ру­башку. Но даже в рубашке Лонни чувствовал себя голым. Ему стало страшно, и этот страх, как обручем, сжимал его грудь. Доктор Праути вернулась из передней части фурго­на и закрыла за собой дверь. Пока она осматривала Лонни, у него стали закрываться глаза.

—     Он отключается, — услышал Лонни голос доктора. — Давайте его сюда, пока он еще может стоять на ногах.

Винсент помог Лонни встать, доктор Праути открыла дверь.

В первый раз с того дня, как фургон остановился ря­дом с ним, Лонни оказался в его передней части. Там все было по-другому. На потолке ярко горел светильник в форме блюдца, а под ним находилась узкая кровать, за­крытая зеленой простыней. Около кровати стоял высо­кий доктор, его нос и рот закрывала голубая маска.