Страница 16 из 31
Она опять спросила:
— Ты куда?
Я выдержал паузу и сказал:
— Не твое дело.
Она шла прямо за моей спиной, мне ее не было видно. Наверняка передразнивала походку, но я не обернулся.
— В магазин мистера Ватсона?
— Да, в магазин мистера Ватсона.
Она поравнялась со мной.
— Он же закрыт, — сказала она. — Сегодня среда.
На это я ничего не ответил. Проводив меня до угла нашей улицы, она сказала:
— Ну, правда, куда ты?
Я впервые повернул голову и присмотрелся. У нее было длинное утонченное лицо и огромные печальные глаза. Нежные каштановые волосы завязаны в хвостики красными лентами — под цвет красного ситцевого платья. Красота ее была почти зловещей, как на рисунках Модильяни.
— Не знаю, — сказал я. — Погулять.
— Возьми меня.
Я ничего не сказал, и мы вместе пошли в сторону торгового центра. Она тоже молчала и держалась чуть позади, точно ждала, когда я обернусь и отправлю ее обратно. В руках у нее была игрушка-у каждого ребенка в округе такая есть. Два твердых шарика на концах шнурка, и они ими стукают друг о друга, держа шнурок посередине и быстро двигая кистью. Стук выходит как от футбольной трещотки. Думаю, она это делала, чтобы мне понравиться. И стало труднее ее прогнать. Вдобавок я уже несколько дней ни с кем не разговаривал.
Когда, переодевшись, я снова спустился вниз, было четверть седьмого. Родители Джейн живут через двенадцать домов на моей стороне улицы. Поскольку с приготовлениями было покончено на сорок пять минут раньше, я решил пройтись, чтобы убить время. Теперь улица была в гени. Я помедлил у двери, прикидывая оптимальный маршрут. Чарли был через дорогу уже под другой машиной. Он увидел меня, и пришлось подойти, хоть и без всякого желания. Чарли тоже не улыбнулся.
— Куда теперь?
Он со мной разговаривал как с ребенком.
— Дышу воздухом, — сказал я. — Вкушаю вечернюю прохладу.
Чарли любит быть в курсе уличных дел. Он тут всех знает, включая детей. Я и девочку часто с ним видел. В последний раз она подавала ему гаечный ключ. Чарли вбил себе в голову, что я виноват в ее смерти. Небось все воскресенье про это думал. Хотел услышать от меня, но не решался спросить напрямую.
— Значит, с родителями ее встречаешься? В семь?
— Да, в семь.
Чарли ждал продолжения. Я обошел автомобиль вокруг. Это был большой, старый, проржавевший «форд-зодиак» — других на нашей улице не держат. Он принадлежал семье пакистанцев, владевшей небольшим магазинчиком на углу. Почему — то они назвали его «У Ватсона». Обоих их сыновей избили местные скинхеды. Теперь они откладывали деньги, чтобы вернуться в Пешавар. Старик только о том и говорил, когда я заходил за покупками: как увезет семью домой от насилия и лондонской непогоды.
— Одна она у них была, — сказал Чарли из-за ватсоновской машины.
Он меня обвинял.
— Да, — сказал я. — Знаю. Такое горе.
Мы оба обошли машину вокруг. Потом Чарли сказал:
— В газете про это было. Читал? Пишут, что она у тебя на глазах туда упала.
— Ну, да.
— Что ж ты ее не спас?
— Не смог. Она утонула.
На этот раз я описал круг пошире, повернулся к нему спиной и медленно пошел прочь. Чувствовал на себе взгляд Чарли, но не обернулся, чтобы не подтвердить его подозрений.
Дойдя до угла, я сделал вид, что смотрю на пролетающий самолет, а сам покосился через плечо. Чарли стоял у машины, уперев руки в бока, не спуская с меня глаз. В ногах у него сидела большая черно-белая кошка. Все это я увидел за долю секунды, а потом свернул. Было половина седьмого. Я решил пройтись до библиотеки, чтобы время не пропадало. Маршрут был тот же, что и днем. Но людей стало больше. Несколько ребят из Вест-Индии гоняли на улице в футбол. Их мяч подкатился ко мне, и я поставил на него ногу. Они стояли и ждали, пока один из младших мальчишек заберет мяч. Когда я подходил, они притихли и следили за мной не мигая. Но стоило мне пройти, как кто-то запустил камушек по асфальту к моим ногам. Не оборачиваясь и почти не глядя, я ловко остановил его подошвой. Это вышло случайно. Раздался смех, они захлопали и загикали, и в краткий миг моего триумфа я подумал, что мог бы подойти к ним и включиться в игру. Мяч вбросили, и они снова забегали. Миг был упущен, и я двинулся дальше. Сердце выпрыгивало от возбуждения. Даже дойдя до библиотеки и сев на ступенях, я чувствовал, как пульсирует кровь в висках. Такие возможности выпадают редко. Людей я встречаю мало, а говорю вообще только с Чарли и мистером Ватсоном. С Чарли — потому что он всегда на улице, когда я выхожу, и всегда заговаривает первым, его не проскочишь. А с мистером Ватсоном — потому что хожу в его магазин за продуктами, хотя с ним приходится больше слушать, чем говорить. Гулять не одному — тоже редкая возможность, пусть и с малолеткой, увязавшейся за мной от безделья. Хотя в тот момент я об этом не думал, просто понравился ее искренний интерес ко мне, возникло влечение. Захотелось стать ее другом.
Но сначала было не по себе. Она шла чуть позади, гремя своей погремушкой, и, видимо, паясничала у меня за спиной, как всякий ребенок. Потом, когда мы вышли на главную торговую улицу, подошла сбоку.
— Почему ты не ходишь на работу? — спросила она. — Мой папа ходит каждый день, кроме воскресенья.
— Мне незачем ходить на работу.
— У тебя и так куча денег?
Я кивнул.
— Целая куча?
— Да.
— И ты бы мог что-нибудь мне купить, если б захотел?
— Если б захотел.
Она показала пальцем на витрину магазина игрушек.
— Одну из этих, пожалуйста, захоти, только одну, пожалуйста…
Она вцепилась мне в руку и жадно засучила ногами по тротуару, пытаясь подтащить ближе к входу. Меня давно никто так не тянул, с детства. По животу прошла ледяная дрожь, и ноги стали ватными. В кармане было немного денег, и я не видел причин, почему бы что-нибудь ей не купить. Beлев дожидаться на улице, пошел внутрь и купил то, что она просила: маленького, розового, голого пупса из пластмассы. Стоило ей взять его в руки, как она потеряла к нему интерес. Немного погодя, все на той же улице, она стала клянчить мороженое. Встала в дверях магазина, дожидаясь, пока я подойду. За руку на этот раз не тянула. Конечно, я растерялся, не понимал, что происходит. Но был уже одурманен и ею, и теми чувствами, которые она во мне пробуждала. Дал ей денег на мороженое для нас обоих и разрешил самой выбрать. К подаркам она явно привыкла. Отойдя немного от магазина, я спросил как можно дружелюбнее:
— Разве тебя не учили говорить «спасибо», получая подарок?
Она окинула меня презрительным взглядом; вокруг тонких бледных губ след от мороженого:
— Нет.
Я спросил, как ее зовут. Хотел быть любезным.
— Джейн.
— А где же та кукла, что я тебе купил, Джейн?
Она посмотрела на свою руку:
— Осталась в кондитерской.
— Она тебе не нужна?
— Я ее забыла.
Я почти отправил Джейн обратно за куклой, но вдруг понял, что не хочу ее отпускать и что мы совсем рядом с каналом.
Канал — единственный поблизости водоем. Есть что-то особенное в прогулках у воды, даже когда она бурая и вонючая и течет на задворках фабрик. Фабрики заброшены, и у большинства зданий глухие стены. Можно пройти все два с половиной километра по тропе вдоль канала и никого не встретить. Тропа ведет мимо свалки металлолома. Еше два года назад тихий старик приглядывал за горой этого хлама из своей жестяной лачуги. Возле нее был столб с цепью, на которой он держал огромную овчарку. От старости она уже даже не лаяла. Потом лачуга, старик и собака исчезли, а на ворота навесили амбарный замок. Постепенно местная ребятня разворотила окружавший свалку забор, а ворота так и остались. Свалка — единственная достопримечательность на протяжении двух с половиной километров — остальной путь пролегает вдоль фабричных стен. Но я люблю канал — там, у воды, перестаю чувствовать себя узником (в отличие от всех остальных мест в этой части города).