Там, где дым

– Извините, – сказал я женщине.

– Ребенок спит, – предупредила она.

– Вы не знаете, в какой квартире живет Чарлз Каррадерс?

– Нет.

– Я оценщик размера страхового убытка, – сказал я. – Компания «Оллстэйт» поручила мне вернуть чек мистеру Каррадерсу, но...

– Ах, так вы оценщик страхового убытка! – воскликнула женщина. – Черта с два! Вы полицейский, вот вы кто.

– Я был полицейским, вы правы, – согласился я. – А как вы узнали?

– Ха! – презрительно выдохнула она.

Я потянулся в карман, извлек черный кожаный футлярчик, открыл и показал ей золотой значок.

– Смотрите, – сказал я, – здесь сказано «в отставке». Вот, прямо здесь, под надписью «детектив-лейтенант».

Она посмотрела на значок и кивнула.

– Гм, – задумалась она.

– Как вы узнали, что в прошлом я был полицейским?

– Так, догадалась, – сухо ответила она. И заново стала сверлить меня взглядом, склонив голову набок. Голова ребенка при этом лежала на другом плече. – Так вы из страховки?

– Да.

– Из «Оллстэйт»?

– Доверьтесь «Оллстэйт» – и вы будете в хороших руках, – сказал я и улыбнулся.

– И у вас для Чарли есть чек?

– Если сумею его найти.

– А что же не пошлете чек по почте?

– Мне нужна его подпись. На квитанции.

– А на сколько чек? – спросила она.

– Так, немного. Семьдесят четыре доллара двенадцать центов. Но я бы хотел завершить все формальности, и если я его не найду... Он живет в этом доме?

– Наверху, – сказала она. – На четвертом этаже. Передайте ему, когда будет по чеку получать наличные, пусть вспомнит обо мне, он должен мне шесть долларов. Так и передайте, Глория напоминает.

– Спасибо, – сказал я. – Значит, четвертый этаж?

– Да. Квартира 42. Передать не забудете?

– Передам.

– Шесть долларов, – повторила она.

Я снова вошел в здание. В глубине вестибюля я увидел дверь, стеклянное окошко в верхней ее части было выбито и зияло пустым четырехугольником. Через него просматривалась лестница, а слева от нее – мусорные ящики. Я открыл дверь и поднялся по ступенькам на четвертый этаж. На всех этажах стоял затхлый воздух: пахло кухней, мусором и уборной. У двери в квартиру 42 я прислушался, затем постучал. Мне сразу ответил мужской голос:

– Да?

– Мистер Каррадерс?

– Да?

– Полиция, – сказал я.

– Опять? – спросил он. Было слышно, как он шел к двери. Она была не заперта: он не поворачивал замков. Он открыл дверь и посмотрел на меня. Он не просил меня подтвердить, что я полицейский, и я не предложил ему никаких доказательств.

– Заходите, – предложил он устало.

Из описания Каррадерса, которое Дэйв Горовиц нашел в его личном деле, вовсе не следовало, что он красив. Каррадерс был высокого роста, мускулист, носил своеобразную стрижку «афро», его темные глаза были настороженными и умными, цвет лица – теплый коричневый. Он был чисто выбрит, одет в расклешенные брюки, подчеркивающие фигуру, белую спортивную рубашку с длинными рукавами и накладными карманами и сандалии. Руки его были крупные, с огромными костяшками кулачного бойца. На указательном пальце правой руки блестело золотое кольцо.

– Я уже давал показания, – сказал он и улыбнулся.

– Значит, здесь был мой напарник, – не растерялся я.

– Некто по имени О'Нил?

– Он самый.

–Да, он приходил, – сказал Каррадерс. – Зачем же вы дублируете друг друга? Делаете двойную работу. Сэкономили бы городу немного деньжат. – Его улыбка была совершенно обворожительной. В тот момент я даже забыл, что полжизни он провел за решеткой.

– Можно вам задать еще несколько вопросов? – спросил я.

– Если только быстро, – ответил он. – Меня ждет работа.

– Какой работой вы заняты, мистер Каррадерс? – опять спросил я. Было четыре часа дня.

– Мою посуду, – сказал он. – Работаю в «R&M», на Либерти. С полпятого до десяти. Это неплохо.

– Вы, наверное, догадываетесь, почему я здесь, – сказал я.

– Натали Флетчер, – он кивнул. – Ваш напарник в конце концов спросил меня про нее, а до этого целый час нес чушь. Вначале я должен был убедить его, что не убивал, не похищал покойника и не бил старушку ломиком.

– Как я понял, вам это удалось.

– Я убедил его, потому что вчера вечером сидел у соседей и играл в покер. Трое моих партнеров живут здесь, в этом доме. Он поговорил с двумя, и они поклялись на пачке Библий, что я находился в квартире 33 с половины девятого вечера до двух ночи. Кроме того, я проиграл сорок семь долларов, – сказал он и снова улыбнулся.

– Мой партнер не рассказал вам, почему мы разыскиваем Натали Флетчер?

– Ваш партнер отлично умеет держать язык за зубами, – заявил Каррадерс. – Он сказал мне про убийство только потому, что надеялся напугать меня до смерти. Он еще не успел войти в квартиру, а уже приговорил меня к пожизненному заключению в тюрьме Бранденхейм. Но на этот раз я чист. Чист, как целое поле маргариток. Присаживайтесь. Вам кофе или чаю?

– Спасибо, ничего не надо. Я вижу, вы торопитесь. Мистер Каррадерс, по донесению наблюдающего за вами офицера полиции...

– Мистера Элстона.

– По его донесению вы живете с Натали Флетчер.

– Жил, – уточнил Каррадерс.

– Она здесь сейчас не живет?

– Нет.

– Когда она здесь жила?

– Она выехала три месяца назад. Сняла квартиру на Оберлин-Кресент.

– Мистер Элстон думает...

– Мистер Элстон – очень хороший человек. Но он слишком старомоден. Он думает, что если живешь с какой-нибудь женщиной, то это навсегда. Пока смерть не разлучит. Он все время спрашивает: «Как Натали?» Я сто раз говорил ему, что выбросил ее вон.

– Это было три месяца назад?

– Восьмого июня, чтобы быть точным. В субботу. У нас здесь случился настоящий скандал. До самой смерти не забуду тот вечер.

– Что такое?

– А то, что Натали сошла с ума. Вот что. Кроме того, она меня почти подставила. Я пошел с ней на один из ее ведовских шабашей, а там был какой-то парень, он настучал Элстону, и тот стал меня предупреждать, что я нарушаю свое «условное», – в общем, в таком духе. Послушайте, я вам доверился, мистер, не для того, чтобы вы пошли к Элстону и доложили ему, что я все-таки принимал участие в сборище. Я сказал, что он ошибается, и он поверил. В любом случае, на другие шабаши я не ходил. Сумасшедшая сука, – проговорил он и тряхнул головой. – Все стоят по кругу, на головах черные колпаки, исполняют шаманский ритуал и режут цыплят...

– Цыплят?

– Для кровавого жертвоприношения. Чушь собачья. Знать бы мне, что она сдвинулась на этой нечисти, я бы с ней не завязывался.

– А как вы с ней познакомились?

– На вечеринке. Мне понравилась эта чудила. А ей понравился я, черный. Только что умер ее брат. Ей нужен был кто-то, чтобы выговориться. Мой собственный брат умер, когда я был маленький, поэтому я знал, что чувствуешь при этом. Кроме того, она очень красива, вы, вероятно, знаете. По крайней мере, была красива, пока не стала одеваться под Клеопатру, красить волосы в черный цвет и намазывать всякую дрянь вокруг глаз. Господи Иисусе!

– Когда это началось?

– Мы уже жили какое-то время вместе. Вероятно, это был конец апреля – начало мая. Вначале я подумал, ну, опять чудит, понимаете? То есть, если честно, меня привлекало в ней как раз то, что она со странностями. До нее у меня были другие белые женщины. Некоторые – даже красивее Натали. Но ни одна не была чудилой, понимаете? Я никогда не знал, чего от нее ждать. Каждый день она преподносила какой-нибудь сюрприз. – Он вдруг ухмыльнулся. – Когда все делаешь по-обычному, не так уж много получаешь радости, понимаете? Жить с Натали было восхитительно!

– Так почему вы вышвырнули ее?

– Потому что есть разница между чудилой и сдвинутой. Когда я понял, что она сдвинутая, я попросил ее убраться.

– В какую сторону она сдвинутая?

– В сторону брата.

– Расскажите.

– Ну, мать передала Натали все барахло, что осталось от ее брата. Ну, личные вещи. Бумажки. Свидетельство о рождении, детские игрушки, документы об увольнении из армии, его школьный дневник, водительское удостоверение, страховую карточку, школьные сочинения... Весь этот никчемный мусор. Но Натали то и дело вынимала это, проглядывала, изучала, словно какое-то национальное достояние. А знаете кулон, что она носит все время? Эту штуку с яшмой и лицом Клеопатры?