Страница 3 из 18
– Применение?
– Применение, – повторил я. – Володя, у тебя сколько звездочек на погонах? Для тебя применение – это если всю обойму в упор, да?.. Гм, вряд ли у того парня есть разрешение на ношение. На хранение дома – да, но чтобы выносить на улицу…
Володя буркнул:
– Теперь хоть обыскивай народ. Каждому зудит ходить по улице с пистолетом в кармане. Начнется выяснение, кто кому на ногу наступил в троллейбусе.
Я сказал с иронией:
– А пока что каждый, заполучив оружие, тут же хотел бы ограничить его выдачу остальным. А то и вовсе запретить. Что, задевает? Мол, у каждого может оказаться пистолет не хуже, чем у тебя? Ты столько добивался, анкету делал, экзамены сдавал, а им стоит только справку предъявить, что не сумасшедшие и что не сидели!
Он понял, засопел, долго молчал, затем буркнул:
– У них пистолеты могут оказаться и получше. К тому же я применю только в самом крайнем случае! А эти… Не так посмотришь, он тебе в спину шарахнет. Хоть сидел, хоть не сидел. Правда, для страны, может быть, и хорошо, но для отдельных человечков…
Он говорил грамотно, слова расставлял с крестьянской основательностью. Очень здоровый как по генной структуре, так и в психике. Таких охотно усаживают за пульты управления баллистических ракет и атомных реакторов. Сто тысяч психиатров поседеют и начнут ловить зеленых чертей раньше, чем такой ощутит хоть некоторое психическое неудобство. Ему сказали старшие по званию, что нехорошо народ вооружать, он это усвоил накрепко. Теперь надо так же основательно и убедительно сказать, что вооружать – хорошо. И повторить много раз.
При въезде в Кремль нас проверили небрежненько, второй раз осмотрели, когда остановились перед Большим Кремлевским дворцом, а третий раз меня остановили в вестибюле.
Охранники уже знали советника президента, кем я являюсь, в лицо, что не помешало проверить сверху донизу, просветить всеми лучами. На их лицах я читал сильнейшее сожаление, что можно просветить только голову, но не мысли. Во-первых, морду можно заменить даже не устаревшей хирургией, а какими-то бионашлепками, не отличишь от собственной морды, а во-вторых, футуролог – не охранник, у которого только одна извилина, прямая, как армейский устав, а когда извилин много, то либо Наполеоном себя назовет, либо на президента кинется…
– Да ладно, – сказал я, морщась на виноватое выражение в глазах начальника охраны. – Теперь за Кречетом начинают охотиться все спецслужбы мира, не считая разных партий и организаций! А уж героев-одиночек…
В главном холле с возвышения красиво и убедительно вещал респектабельный мужчина с одухотворенным лицом композитора. Правительственные клерки зачарованно следили за его белыми холеными ладонями, что мелькали как бабочки-белянки. Он поймал и меня цепким взглядом, голос стал громче, приглашающим, я понял, что речь идет о языке поз, жестов, положениях рук при разговоре и прочей ерунде, что принимается нищими духом с восторгом.
Комитет по имиджу, отрабатывая немалое жалованье, пригласил очередного шарлатана с циклом лекций. Слабый человечек всегда пытается спрятаться за спину более сильного, переложить на него ответственность и за себя самого, беспомощного и гениального. Придумывает богов, астрологию, Единого Творца, всякие гадания, тайные науки древних, эзотерику, рериховщину, Старших Братьев по Разуму… Даже этот вот язык поз и положения рук при разговоре должен как-то еще больше упорядочить мир, ибо слабый человечек страшится до свинячьего писка свободы, любой свободы, а мы ему еще подсовываем закон о свободе приобретения оружия!..
Ему надо, чтобы все регламентировано, чтобы его собственную самостоятельность к минимуму, чтобы всегда можно сослаться на положение звезд, скоромные дни, требования начальства, линии жизни на руке… Нужна предопределенность!
Дюжий парень в слишком респектабельном костюме, приоткрыв дверь, слушал с большим интересом. Я похлопал его по плечу, он вздрогнул, возвращаясь в реальный мир, где он всего лишь охранник, а не властелин тайных сил, вытянулся:
– Дежурный по второму этажу!
– У вас есть блокнот? – спросил я. – Нет? Жаль… Надо будет взять всех этих на заметку…
– Которых?
– Которые слушают, – пояснил я и со значением посмотрел ему в лицо. – Понимаете?
Он смущенно помялся:
– Нам о блокнотах ничего не говорили. Я владею всеми видами оружия, только не блокнотом. Говорят, ниндзюки даже веером…
– Жаль, – повторил я и, собираясь уходить, проговорился в порыве старческой болтливости, этакой благодушности, какую молодые парни ждут от людей постарше: – Этот семинар не зря ведь… Понимаешь, надо отделить всех слабых людишек, неспособных принимать самостоятельные решения. Какой же он член правительства, если с гадалками советуется, гороскопы читает да в телепатию верит? Они еще могут быть хорошими генералами… нет, хорошими тоже не могут, но где-то от них урона мало, а здесь… сам понимаешь!
И ушел, зная, что уже сегодня будут знать не только все охранники, но и пресса «из достоверных источников», а трусливых депутатов и членов правительства как метлой выметет от гадалок, шаманов и прочих ясновидящих.
После неудавшегося переворота охраны не стало больше, но Кречет, что и раньше не чурался техники, позволил ввести кое-какие штуки из новейшего спецоборудования. Огромные стекла, размером с витринные, могут выдержать попадание снаряда, а красивые театрального вида шторы глушат любые виды излучений. Из этого здания даже из туалета не просочится ни один бит информации.
В огромном предбаннике Кречета, где хозяйничает Марина, добавилось жидкокристаллических мониторов, на некоторых все еще простые бэкграунды. На одном русские танки двигаются по Англии, знакомый старый скринсейвер, а ближе к двери установлен совсем уникальный: сверхтонкий, но с экраном в тридцать дюймов.
Зверского вида всадники в чешуйчатых доспехах на весь экран лихо рубили, кололи, насаживали на пики жалобно вопящих противников. К небу поднимались черные дымы. Горели здания, падали статуи, а в далекой гавани на фоне голубого неба красиво полыхали парусные корабли с тремя рядами длинных весел.
Краснохарев, массивный, как носорог, мощно сопел и с неудовольствием наблюдал за сражением. Рядом красиво стоял аристократ Коломиец, седой, но достаточно моложавый министр культуры. С другой стороны премьера нервно переступал с ноги на ногу Коган, министр финансов, а Мирошниченко, пресс-секретарь президента, без нужды подкручивал верньеры, то увеличивая, то уменьшая яркость. За их спинами присутствовал подтянутый в штатском, таким он мне всегда казался: подтянутым и в штатском. Мысленно я примерял ему, Сказбушу, министру ФСБ, то мундир лейб-гвардейца, то погоны полковника кайзеровской армии.
Хлопнула дверь. Кречет вошел резкий, как «Нате», налитый гремящей силой, министры почтительно повернулись в его сторону и поспешно кланялись. Кречет бросил Марине на стол папку с бумагами, обернулся:
– Что это за боевик?
Вперед выступил Мирошниченко, бледный и с осунувшимся лицом:
– Господин президент…
– Ну что?
– Господин президент… Я по приказу… простите, совету Виктора Александровича дал указание нашим программистам просчитать, что было бы, если бы князь Владимир принял не христианство, а ислам…
Вид у него был подавленный, плечи опустил, а спина кадрового военного выгнулась, как у кота на мусорном баке. Министры, даже Краснохарев, после поклонов президенту повернулись к нему задом – неслыханный поступок! – и смотрели на экран. Многотысячная конница, захватив один город, двигалась на другой, такой же красиво освещенный заходящим солнцем, ощетинившийся на стенах баллистами, где глаза слепили сотни солнечных зайчиков на блестящих щитах, шлемах и обнаженных мечах…
Кречет бросил коротко:
– И что же?
– Купили мощный компьютер, – объяснил Мирошниченко, – кое-что доделали наши умельцы, потом две недели писали задачу… А сегодня вот машина выдала результат… Я попросил понагляднее, пришлось добавить трехмерные акселераторы для обработки графики, это чуть затормозило, но ненамного…