Страница 9 из 13
– От старости! – фыркнула свекровь. – Это вам в ваши шестнадцать лет кажется, будто она была невероятно стара! Однако уверяю, мадам: люди вполне могут доживать и до семидесяти, и до восьмидесяти лет! Взгляните на меня! Кто поверит, что мне пятьдесят пять?
«Я-то думал, что ей шестьдесят», – удивился виконт. Мысли эти он, разумеется, оставил при себе, одарив пожилую мадам желанным комплиментом:
– Ваш случай особый, сударыня. Свежести вашего румянца позавидовала бы сама Венера! Однако, может быть, мадам де Жерминьяк действительно была столь нездорова, что предстала перед Господом по естественным причинам?
– Чем вы тогда объясните пропажу ее драгоценностей?! И сообщение слуг о том, что незадолго до смерти к ней явился некий незнакомый субъект в коричневом плаще, который впоследствии бесследно исчез?
– Это меняет дело, – сказал д’Эрикур. – Но неужели никто не может выяснить личность этого визитера?
– Думаю, к ней приходила сама смерть, – заявила младшая мадам.
– Смерть не смерть, а я своим слугам строго-настрого приказала не пускать в дом никого в коричневом! – продолжила старшая. – К тому же об этом убийстве чего только не болтают. Одни полагают, что это могло быть связано с подозрительными делишками ее покойного мужа. Другие говорят, что убитая якобы происходила из рода последнего тамплиера и в ее смерти могут быть замешаны тайные общества!
«Из рода последнего тамплиера!» Теперь д’Эрикур вспомнил, где и от кого он слышал эту фамилию! Неужели история Феру – это правда? Смерть рассказчика, конечно, произвела впечатление на виконта. В тот день он не сомневался, что свиток всевластия действительно существует. Несколько недель, последовавших за роковым обедом в тюрьме, он только и думал, что о загадочной даме и ее шкатулке. Даже избегал делить свой обед с прочими заключенными, хотя и общество обожал, и в том, что де Лоне разрешит, не сомневался. Виконт боялся, что речь вновь зайдет о палестинском свитке, а кто знает, к каким последствием может привести такая беседа? К тому же любой из сотрапезников – Помье, Кавальон, де Сад, а то и сам де Лоне – мог оказаться убийцей. А сидеть с отравителем за одним столом не хотелось.
По прошествии времени, впрочем, эмоции виконта поутихли. История с таинственным свитком не получила развития, де Лоне, время от времени общавшийся с д’Эрикуром, ни разу о нем не заикнулся, и виконт, так до конца и не поверив в легенду про тамплиеров, начал уже забывать про нее… И вдруг! Первый день на свободе – и сразу подтверждение истории Феру. Значит, правда? Значит, на таинственный свиток действительно идет охота? Значит, заклинание всевластия существует?
Если Помье и Кавальон на свободе, они наверняка ищут свиток. Но кто больше достоин всевластия – обрюзгший писатель-неудачник, безродный авантюрист из Восточной Европы или блестящий, образованный, просвещенный молодой человек благородного происхождения?! Черт возьми, конечно, он, д’Эрикур!
– А наследников покойница оставила? – спросил виконт.
– Ее дети умерли. У мадам де Жерминьяк осталась только внучка. Она воспитывалась у кармелиток, но теперь срочно вернулась оттуда, чтобы вступить во владение имуществом. Только представьте – юная девушка, только что из монастыря, и совершенно одна!
– Говорят, у нее есть дядя.
– Хорошо, если так. Надеюсь, он не позволит ей наделать глупостей, ведь, держу пари, дом бедной сиротки теперь день и ночь осаждают женихи! Она недурна собой и владелица пусть скромного, но состояния. Хорошо, если у всех этих господ, которые теперь там увиваются, действительно серьезные намерения. А если нет? Бедняжка, в свете сколько искушений!..
– Вестрис, Вестрис! – закричала невестка, заметив, что знаменитый танцовщик пришел на смену кордебалету. – Браво, Вестрис! Он прекрасен!
Вместе с юной мадам рукоплескал весь зал. Если бы французы могли выбирать себе короля, то выбрали бы, конечно, не скучного неповоротливого Людовика, который правил ими по праву рождения, а легконогого Огюста Вестриса, которого именовали «богом танца». Человеку, который может так высоко прыгать, наверняка не составит труда привести в порядок казну. И без всяких там Генеральных Штатов! Увидев Вестриса, даже старшая де Шампо забыла об убийстве и принялась аплодировать.
Угомонившись, дамы вновь принялись расспрашивать д’Эрикура о тюремных порядках и пересказывать сплетни об общих знакомых, но виконту уже наскучила их компания. Из одной ложи ему махал товарищ по холостяцким пирушкам, из другой заинтересованно поглядывала хозяйка любимого салона, в третьей дальний родственник так заждался визита, что успел обидеться и сделать вид, что не замечает виконта. В четвертой ложе д’Эрикур заметил даму, связь с которой оказалась поводом для тюремного заточения: дама развязала косынку, скрывающую декольте, бросала на кавалера призывные взгляды и на языке веера требовала проявить к себе внимание.
– Прошу простить меня, – сказал виконт свекрови и невестке.
Любовницу в ее ложе он, конечно, навестит. Только пусть не рассчитывает, что их отношения продлятся долго. Эта дама и так уже начала надоедать д’Эрикуру, а потом пришлось еще и сидеть из-за нее в тюрьме…
Похоже, в Париже появилась более интересная особа.
Юная мадемуазель де Жерминьяк.
А почему бы не жениться на ней?
Через два дня экипаж д’Эрикуров остановился на улице Кенкампуа. Старенький запущенный особнячок виконт нашел сразу – и мгновенно прикинул, кому, как и за сколько сможет продать его после свадьбы.
Мысли о женитьбе начали посещать его давно. Особенно частыми гостьями стали они в период тюремного заключения. Помимо основной, «официальной» и известной всем причины – легкомысленной любовной связи, у этого заключения было еще одно объяснение.
На старости лет отец д’Эрикура надумал повторно жениться. Разумеется, виконту такая перспектива совершенно не улыбалась. Он не собирался делить будущее наследство ни с мачехой, ни с, не дай бог, младшим братом. В случае появления последнего граф вообще мог отписать все ему: отношения отца и сына совершенно разладились. Для того чтоб виконт не ставил своему папеньке палки в колеса и не сумел помешать скоропалительной свадьбе, тот и упрятал его за решетку. Зная характер и поведение сына, граф д’Эрикур опасался к тому же, как бы резвый виконт не обрюхатил мачеху раньше ее законного супруга: та, к слову, была моложе пасынка на четыре года. Так что виконта продержали в тюрьме ровно до того момента, пока у новоявленной мадам д’Эрикур не появились признаки беременности. Выйдя из Бастилии, тот разом обрел не только свободу, но и мачеху с братом или – дай-то Бог! – сестренкой в животе.
Что оставалось виконту? Во-первых, молиться, чтобы будущий ребенок оказался девочкой. А во-вторых, обзавестись собственным сыном. Даже если граф и обделит д’Эрикура, то внуку он все равно что-нибудь отпишет. К тому же семейный человек всегда имеет больше веса в обществе. Одно дело – лишить наследства легкомысленного повесу и совсем другое – оставить без средств человека семейного. На второе отец ни за что не пойдет.
Итак, виконту следовало жениться. Свадьба сама по себе наверняка улучшила бы его отношения с отцом: тот наконец перестал бы считать его беспутным мальчишкой, попусту прожигающим жизнь. Невесту, ставшую единоличной хозяйкой свитка всевластия и, быть может, даже не знающую об этом, подбросила д’Эрикуру сама судьба! Пусть даже свиток окажется вымыслом – виконт до того увлекся историей с тамплиерами, что был готов жениться лишь ради того, чтобы выяснить окончательно, существует он или нет! Конечно, он еще не видел мадемуазель де Жерминьяк… Но ведь не собирался же д’Эрикур спать теперь до скончания века только с женой! Да и какое значение имели лицо и характер, если виконт и так знал о будущей невесте все, что хотел: юна, невинна, хорошего происхождения, только что из монастыря. Такая сделает все, что от нее требуется: и детей родит, и честь фамилии не уронит, и любовным похождениям мужа не помешает.