Лето

– Барышня Эрнья! – торжествующе улыбается Кийр. – Хи-и, барышня Эрнья! Чья бы невеста ни была Тээле, но барышни Эрнья не видать тебе, как ушей своих, дорогой приятель.

– Как так? Ты что, решил сразу на двух жениться?

– Да нет. Может быть, ни на одной не женюсь. Но если у тебя с Тээле сорвалось, так с Эрнья и подавно ничего не выйдет. Сидишь ты на своем болоте и даже не знаешь, что барышня Эрнья – уже невеста.

– Чего ты мелешь! Барышня Эрнья – невеста! Невеста да невеста. Черт побери! В Паунвере за каждым словом только и слышишь – невеста. Чья же она невеста? Смотри не ври.

– Чего мне врать. Невеста Имелика.

– Невеста Имелика, – задумчиво повторяет Тоотс. – Хм, забавно!

– Да-а, вот так, – склоняя голову набок, поясняет Кийр. – Не знаю – забавно это или, может, кое для кого и очень грустно, но так оно получается. Возможно, кое-кому теперь только и остается, что податься в Россию да привезти себе оттуда какую-нибудь Авдотью.

Тоотс таращит глаза, раздувает ноздри и так с минуту пристально смотрит на Кийра. Предчувствуя недоброе, Кийр пятится назад. Но вдруг совсем неожиданно настроение управляющего резко меняется.

– Чертов жук ты, Кийр! – восклицает Тоотс. – Хм-хм-хм-пум-пум-пум… Правду сказать, ты иной раз и пошутить горазд. Авдотья! Да знаешь ли ты вообще, какая она, эта русская Авдотья? Она весит… пудиков этак двенадцать – конечно, я-то ее не взвешивал, но…

– Ладно, ладно, – попискивает Кийр, – какая она там ни есть, но раз у тебя с Тээле дело лопнуло, так придется Авдотью привозить. Да-а, ничего не поделаешь. Хоть ты вообще парень крепкий, ученый земледелец и на всякие выверты мастер, но вот с девушками тебе не везет. Это дело тонкое – не камни таскать.

– Хм-хм-хм-пум-пум-пум… А ты почему бросил камни таскать? Разве я не говорил, что у тебя силенок не хватит, а? Это, брат, тоже дело непростое, не иголкой ковырять.

– Да-а, дело непростое, спору нет. Но знаешь, что я тебе скажу, Тоотс? Если я кому-то нужен, пусть меня принимают таким, как я есть. Переделывать себя из-за чужих капризов я не собираюсь.

– Вот это уже мужской разговор. Второй раз сегодня слышу толковую речь. Конечно, жаль мне лишиться такого хорошего помощника, но, черт побери, прикажи мне кто-нибудь, чтоб я бросил земледелие и заделался портным, – я бы его живо послал куда следует.

– Вот именно, вот-вот, – оживляется Кийр. – Потому-то я и сказал: «Оставьте меня в покое!» Может, через несколько лет захотят, чтобы я изучил еще какую-нибудь другую профессию – только и делай, что учись да учись да проходи испытания… А еще где ты сегодня толковый разговор слышал?

– А, это не так уж важно, – машет рукой управляющий.

– Нет, все-таки. Ты все-таки скажи. Мы хоть иногда с тобой и переругиваемся, но это еще не значит, что я все разболтаю.

– Это неважно. Но если уж тебе обязательно хочется знать… ну, словом, отец отдает мне хутор. Завтра или послезавтра едем в крепостное писать контракт на мое имя.

– Ого-го! Так это же большая новость! Что ж ты рукой машешь, милейший Йоозеп? Я только не понимаю…

– Чего ты не понимаешь?

– Как это у тебя с Тээле могло дело сорваться, если ты ученый земледелец да еще и хозяин хутора вдобавок?

– А я не понимаю, как тебе вообще могло прийти в голову, что у меня с Тээле дело сорвалось? Я за Тээле не гонялся. Тээле твоя невеста, а не моя.

– Но ты же сказал «сорвалось», три раза сказал.

– Бог троицу любит. Но откуда ты взял, что мое «сорвалось» относится к Тээле? А может быть, я вспомнил что-нибудь из моих приключений в России.

– Э-э, нет, Тоотс, – говорит Кийр, беря свой узелок и собираясь уходить. – Не ври, это относилось к Тээле. Ты хитрец и никогда правды не скажешь.

– Ну ладно! – снова машет рукой Тоотс. – Верно, это относилось к Тээле. У тебя дьявольский зоркий глаз и тонкий нюх, от тебя ничего не скроешь.

– Хи-хи! – хихикает Кийр, удаляясь. – Я же сразу сказал, я же сразу сказал!

Ну, опять этот конопатый ибис к нему привязался! Хорошо, если хозяин Лепику не разболтает насчет разговора о поручительстве, а то по всему Паунвере пойдет звон: вот, мол, заболотьевские «опять» деньги занимают.

Второй ближайший сосед Тоотса оказывается дома, но в таком состоянии, что просить у него подпись совсем неудобно. Хозяин Лойгуского хутора лежит в постели, и хозяйка смазывает ему деревянным маслом ногу, ужаленную змеей. Мальчонку послали в аптеку за каким-нибудь другим, более сильным лекарством, но он еще не вернулся.

– Водки! Водки! – кричит управляющий, разглядывая опухшую ногу. – Лучшее лекарство – это водка. Есть у вас дома водка? Дайте-ка хозяину как следует глотнуть – чем больше, тем лучше.

К счастью, на дне бутылки обнаруживают немножко «живой водицы» и сейчас же дают ее больному. Тоотс присаживается на край постели, утешает соседа как умеет, болтает о том о сем. Больной – видимо, человек нетерпеливый, он никак не хочет покориться обстоятельствам, которых нельзя изменить. Сейчас, в самую горячую пору сенокоса, валяйся тут в постели, как старая шваль! Неужели ничего лучшего бог не придумал, как создавать гадюк и прочих ядовитых тварей? Гляди, нога как колода. Пускай теперь ангелов своих посылает мое сено сгребать!

– Терпение, терпение! – уговаривает его управляющий. – Беда не по деревьям, камням да пням шагает, она больше людей выискивает. Не надо никого проклинать, лойгуский хозяин, потерпите – пройдет и эта беда, как проходят все беды на свете.

В это время в комнату вбегает мальчонка с бутылочками лекарств.

– Велели сразу же принять, – кричит он уже с порога. – Сначала половину, а через два часа – вторую. Во второй бутылочке – что-то черное, как деготь, им велели сверху смазывать.

– Ну вот, видите, – говорит Тоотс, рассматривая бутылочку. – Ну да – внутреннее. Подождите-ка, я раньше сам попробую. Хм-хм, то самое лекарство, которым он и мне ногу лечил. Замечательнейшее лекарство, быстро вылечит вам ногу. Нет, наш аптекарь – знающий человек, ничего не скажешь. Примите поскорее первую половину. Второе лекарство – йод, этим смажем снаружи. Внутреннее выталкивает, а наружное тянет – дня через два нога будет здорова, если какая-нибудь новая беда не приключится. Так.

Тоотс принимается лечить соседу ногу точь-в-точь так же, как аптекарь лечил ногу ему самому и при этом даже пользуется словечками, услышанными от аптекаря. У нетерпеливого больного настроение значительно улучшается, утихает и боль. Спасибо молодому хозяину Заболотья за совет и помощь – как только он, лойгуский, поправится и встанет на ноги, это дело придется как следует спрыснуть.

– Пустяки какие, – улыбается управляющий и хочет уже вытащить из кармана долговое обязательство, но в последнюю минуту передумывает – не стоит беспокоить больного человека. Надо идти в Паунвере, может быть, по дороге вспомнится кто-нибудь более подходящий.

Во дворе его ожидает новый сюрприз. У ворот стоит Кийр; под мышкой у него узелок, узкополая шляпа сдвинута на затылок. Он таинственно кивает Тоотсу головой. Тьфу, пропасть! Школьный товарищ начинает уже действовать на нервы!

– Ну как Йоозеп, достал тут подпись?

– Что ты сказал?

– Я спрашиваю, достал ты у Лойгу подпись?

– Какую подпись? Ты сегодня все утро болтаешь что-то несуразное.

– Да нет… подпись, подпись, – чтобы ссуду получить, – подпрыгивает Кийр на своих тощих ножках. – Подпись, дорогой приятель! В Лепику сорвалось – интересно, здесь дали или нет…

– Не понимаю, о чем ты говоришь. Будь любезен, зайди к хозяевам и спроси, говорили мы о подписи или о чем-либо подобном.

– А как же не говорили!

– Да зайди, спроси.

– Хорошо, я зайду и спрошу, но давай сначала на пари – ударим по рукам! Хочу, чтобы ты сам признался.

– Не в чем мне признаваться. Ну давай на пари, ударим по рукам. По мне, хоть по ногам.

– Ладно! Давай руку. На пять рублей.

– Хоть на десять.

– Но имей в виду, Тоотс, если только ты здесь говорил о ссуде или поручительстве – сейчас же платишь мне пять рублей. Смотри потом не отбрыкивайся!