Страница 44 из 56
– Да.
Я злюсь из-за того, что начинаю паниковать.
– И в чем проблема? Разве это так чертовски сложно?
– Нельзя просто выбросить из жизни два года, проведенные вместе. Нельзя выкинуть в мусор свои чувства в тот самый день, когда уходишь. Я думаю, он изменился. Мне кажется… кажется, что я нужна ему.
– А я думаю, что меня сейчас стошнит. Нужна ему? Мартину никто не нужен. Им движет уязвленное самолюбие: его бывшая девушка встречается не с кем-нибудь, а с его другом. Речь идет о чувстве собственности– не о любви.
– По-моему, это не так. Просто раньше он не понимал, что любит меня.
Я закрываю лицо руками, сидя напротив нее, и гляжу сквозь пальцы, не решаясь смотреть прямо. А потом говорю – тихо, с отчаянием в голосе:
– Ты умная и проницательная женщина, Элис. Но если ты в это веришь, значит, абсолютно не разбираешься в мужчинах. Ты не понимаешь, насколько для них важна власть. Даже я недооценил это… то есть, я не предполагал, что Мартин будет…
Закончить мне не удается. Элис начинает плакать. Плохой знак.
– Знаешь, Дэнни, я не уверена, что ты уже готов к продолжительным отношениям. Ты еще слишком связан со своей женой. Ты еще не оправился после кораблекрушения. И мне не нравится это кораблекрушение. Я не хочу оказаться посреди обломков металла и стекла. И потом, Поппи…
– Что – Поппи?
– Она наполовину Бет. И похожа на Бет. Она – живая история. А ты хочешь, чтобы я ее полюбила. Это огромная ответственность.
– У каждого свой анамнез.
– Но не всегда такой осязаемый.
– Так тебе не нравится Поппи?
– Как раз наоборот. Очень нравится. Дело не в этом.
Она права. Все, что она говорит, – справедливо. Зачем привлекательной, востребованной женщине взваливать на себя все эти проблемы? Вокруг полно одиноких, ничем не обремененных мужчин. Успешных. И даже богатых. Жизнь – сложная штука. Видит Бог, я понимаю, о чем она.
И все-таки мне тяжело признавать это, не могу выразить, как тяжело.
Мы замолкаем. Слов не осталось. Или сказать больше нечего. Но молчание слишком затягивается. В конце концов я с трудом задаю вопрос, на который уже знаю ответ, а потому не хочу его слышать:
– Ты возвращаешься к Мартину?
Глаза Элис наполняются слезами, она сжимает губы, чтобы сдержать рыдания. Этого достаточно.
– Ты чертова дура, Элис.
– Боюсь, что так.
Я встаю на колени, падаю ниц перед ней. Мой мир рушится.
– Я женюсь на тебе. Мне больше никто не нужен. Прошу тебя. Я…
Она качает головой. Я тоже начинаю плакать. Третья замечательная женщина. Последняя. И я ее потерял. Чтобы ни случилось, я ее уже потерял. Хотя сомневаюсь, что у них с Мартином что-то получится, неважно, любит он ее или нет. После того, что произошло, наши отношения не восстановить. Она разбила их вдребезги, ни за что, ни про что.Я ни в чем не провинился. Учел свои ошибки. Все делал правильно.
Именно, что правильно. Мартин никогда не беспокоится о том, чтобы все делать правильно. Возможно, так и надо.
И вдруг меня обжигает другая мысль. Удивительно, почему это раньше не пришло мне в голову. Чувствую, как во мне закипает ярость. Я встаю, с осуждением нависаю над Элис, которая по-прежнему сидит за столом с чашкой в руке. Когда я начинаю говорить, мои губы искривляются от презрения.
– Ты все это подстроила.
Она смотрит мне в глаза.
– Ты знала, что Мартин вернется к тебе, если ты переспишь со мной. Ты зналаэто. Знала, что я расскажу ему. Ты все спланировала заранее.
Лицо у Элис становится непроницаемым.
– И тебе было наплевать. Ты была готова. Ты была готова сделать больно мне, сделать больно Поппи, ты была готова на все, лишь бы получить желаемое, лишь бы добиться своего. Ведь так?
– Я люблю тебя, Дэнни.
– Конечно ты меня любишь. Не сомневаюсь.Просто все пошло не по плану, не правда ли? И это одна из причин, почему у вас с Мартином ничего не получится, другая – то, что, образно выражаясь, Мартин хочет поиметь меня, а не тебя. Но все равно это была мерзкая затея. Господи, какие же женщины жестокие.
Элис молчит секунд пятнадцать. А потом произносит почти шепотом:
– Мы все становимся жестокими, когда стремимся получить то, что нам нужно, Дэнни. И ты это знаешь. Ты бы поступил так же.
– Нет, Элис, – говорю я абсолютно спокойным голосом. – Я бы так не поступил. Честное слово.
– Прости меня, Дэнни. Прости.
– Выматывайся из моей квартиры.
– Что?
– Выматывайся. Из моей. Квартиры.
– О Господи…
Она дрожит, собирая вещи, и я вижу ее страдания, вижу, как она борется сама с собой, – она действительно любит меня и разрывается на части. Но нельзя простить то, что она сделала. Она причинила боль мне, причинила боль Поппи… и сейчас я одновременно потеряю лучшего друга и любимую женщину.
Вот так легко моя жизнь снова превратилась в мусорную свалку.
Когда Элис ушла, я по-прежнему сидел, ни о чем не думая, глядя в пустоту. Потом посмотрел на блокнот и почти без эмоций, как робот, взял фломастер. Потому что вспомнил забытый последний Любовный секрет Дон Жуана, Проблему X,я ее вспомнил, и теперь надо найти ей место в этом списке. В самом начале.
Проблема:Женщины строят козни и плетут интриги. В войне полов они – партизаны, коварные, стремительные, беспощадные. Результат:им нельзя доверять. Решение:
Я думаю. Наконец ответ высвечивается холодными синими неоновыми буквами.
Не любить их.
Никогда не любить их.
Больше никогда не любить их.
Два дня спустя я представляю свою работу в маркетинговом отделе шоколадной фабрики средней руки. Переговоры не клеятся.
Напротив меня трое мужчин и две женщины – клиенты. Мужчины чувствуют себя неловко. Одна из женщин, та, что помоложе, со стянутыми сзади волосами и бледно-розовой помадой на губах, кажется, злится. Та, что постарше, с выражением знаем-плавали на лице, смотрит на все скептически и удивленно. Я стою перед плакатом, только что я изложил идею рекламной кампании их шоколадно-орехового продукта, «хрум-Батончика». Маленькая «х». Заглавная «Б». Моя находка.
На плакате диаграммы, цифры и графики. Я спокоен и невозмутим в своей сделанной на заказ тройке – большое яичное пятно на пиджаке, которое оставила Поппи, когда я обувал ее перед тем, как отвезти в школу, бросилось мне в глаза позже. После моего выступления повисает длительное молчание. Первой его нарушает женщина с зализанными волосами. Голос сдержанный, тон – на грани враждебного.
– И вы искренне полагаете, что этот проект подойдет для продукта, ориентированного на подростково-молодежную аудиторию среднего класса?
– Да. Проект адресован молодым, сексуальным. В нем есть ирония. Он ставит проблему нехватки времени. Говорит о новом предназначении женщины.
– Вот как?
– Конечно. Упор сделан на то, что женщины стали сильнее и теперь они командуют парадом.
Она кивает, что-то помечает. Теперь ее голос звучит резче, он почти ледяной:
– Я не увидела этого.
– He увидели?
– В проекте девушку подвергают средневековым пыткам – тут и «железная дева», и ящик с шипами, в который ее помещают. Подойдет ли такой образ для шоколадного батончика? Это скорее из области крайнего женоненавистничества, а вовсе не свидетельство нового предназначения женщины.
– Мы живем в эпоху постфеминизма. По-моему, подобное восприятие… это прошлый век, честно говоря. Кроме того, в ящик ее помещает другая женщина. А не мужчина.
– То есть женщины – и палачи, и жертвы.
– Мне кажется, вы преувеличиваете политическую составляющую. Это просто еще один шоколадный батончик.
– Это не обычный шоколадный батончик.
– Нуда, конечно, он особенный… и очень вкусный. Потрясающий продукт.
– И думаю, вряд ли постфеминизм предполагает, что мы должны отказаться от любых попыток избегать унижения и насилия над женщиной на экране.