Два берега

Бывали, конечно, исключения из правила всеобщего доброго отношения. Один раз в автобусе мужчина лет сорока оттолкнул Мари от места, которое она собиралась занять. Оттолкнул резко — Мари повалилась на рядом стоящих девушек, девушки остались очень недовольны и предложили беременным неуклюжим коровам сидеть дома. Мари вышла, хотя ехать нужно было еще пять остановок, и долго плакала на лавочке, ведь она всегда была худенькой и грациозной, почему же она неуклюжая корова? Она даже беременная тоньше обеих девушек, не считая выпирающего живота. Мари стала плакать часто. Ее обижало каждое грубое слово, она не могла слушать рассказы о том, что кому-нибудь плохо, а стоило ей вообразить что-то про будущего ребенка (вдруг заболеет!) — и слезы лились ручьем. Слезы лились от умиления и при виде чужих детишек, маленьких котят, красивой картины, просто от хорошей солнечной погоды.

— Так жить нельзя, — жаловалась Мари Наташе, — я постоянно рыдаю.

— Ну и что? Хочешь плакать — плачь на здоровье.

— Какое тут здоровье. Пришел человек по делу, лицо у него какое-то перекошенное было. Я смотрела на него, смотрела, потом подумала, что ему, наверное, ботинки жмут. И так мне его жалко стало — аж слезы на глаза навернулись. Я давай себя щипать посильнее за коленку, а то представляешь, какой пассаж — рыдать перед деловым партнером от жалости к его замученным ботинками ногам!

Наташа хохотала так, что у Мари уши закладывало, и уверяла подругу в ее полной нормальности. В журналах Мари находила подтверждение: ее симптомы были вполне типичны, и удивлялась, кто придумал поговорку, что беременность — не болезнь? Не болезнь, конечно, если у будущей мамы хорошее здоровье, но мозги-то, мозги… Трудно сосредоточиться, быстро рассеивается внимание, рабочий день тянется неделями, интерес к делу теряется, хочется спать, неудобно с животом, к вечеру устают и даже отекают ноги, а в голове какая-то каша — то страшно, то весело до хохота, то хочется рыдать, то наваливается депрессия. Как можно называть такое состояние «не болезнью»? И призывать не делать для беременных никаких скидок ни на работе, ни в жизни?

Мари в жизни всегда использовала принцип «могло быть и хуже» — он помогал с юмором относиться к любым коллизиям и дурацким ситуациям. В этот раз, поглаживая живот, она порадовалась тому, что не родилась слонихой — говорят, у слонов беременность продолжается целых два года, а ей осталось всего-то три месяца, не так уж и долго. Учитывая работу — совсем скоро.

Рожать Мари боялась ужасно. Она ложилась на два дня на обследование (заодно ей капали какой-то иммуноглобулин, кажется, из-за герпеса на губах), за это время наслушалась от соседок по палате совершенно кошмарных историй. Одна из несчастных женщин собиралась рожать третий раз и все воспевала платную медицину, а когда начинала вспоминать о бесплатной — Мари казалось, что она вновь читает Солженицына про лагеря и тюрьмы. Не верить было проще, но Мари, как девушка впечатлительная, отправилась на сайт с рассказами о родах и за неделю внимательно прочитала более четырехсот, стараясь не рыдать и не ужасаться, а извлекать для себя пользу. Выводы записала на бумажке и решила показать Жанне и Кате, чтобы найти решение. А выводы были такими.

Платить все равно придется. Бесплатно можно получить нормальное медицинское обслуживание только в провинции, но никак не в Москве. Не поедет же москвичка Мари рожать в Саратов или Читу? Значит — платить.

Идти одной на роды опасно. Поскольку тебя в это время нельзя считать полностью вменяемой, а вокруг будут хоть и профессионалы, но чужие люди, то должен быть кто-то близкий, готовый и подсказать, и за руку подержать, и даже, случись что серьезное, принять решение. Мужа, понятно, нет. Маму — не хотелось бы. Значит — кого-то из подруг, но надо решить кого, и чтобы она подготовилась.

Комфорт просто необходим. Характер у Мари нелегкий, капризный, воспитывалась она в комфорте, поэтому девушка не потерпит ни восьми трещащих соседок по палате, ни отсутствия нормального душа, ни грязного белья, ни супа из помоев. И хуже всего, что свободолюбивая Мари ни за что не согласится на тюремный режим без прогулок, посещений и с передачами в определенные часы. А уж хамить себе Мари никогда и никому не позволяла, поэтому, если она не хочет оказаться за решеткой лет на двадцать из-за убийства наглой уборщицы или медсестры, ей надо отправляться только в такую клинику, где весь персонал имеет человеческие лица.

На роды с Мари решила идти Жанна — и потому, что подруга, и потому, что — сестра, и просто потому, что у Наташи возникли бы проблемы с работой, а Жанна свободно могла договориться о замене и сорваться в любое время дня и ночи. Жанне было одновременно и страшно, и интересно. Она добросовестно зарылась в книжки и посмотрела все положенные учебные фильмы, а заодно по собственной инициативе сходила к психологу, чтобы убедиться, что она поможет кузине, а не навредит невзначай. И психолог, и книжки ее успокоили, и Жанна стала учиться делать расслабляющий массаж и правильно дышать при схватках (будет дышать вместе с Мари, да и на своих родах потом пригодится).

Роддом не могли подобрать очень долго. Мари понравились семейные роды в десятом роддоме, там была очень ласковая заведующая, и предлагалось пять дней после родов жить вместе в семейной палате с мужем и ребеночком. Потом девушка влюбилась в частный роддом «Евромед», где улыбчивые медсестры имели идеальный маникюр, а врачи встречали клиенток как родных дочерей. Потом Мари вдруг захотелось родить в ЦПСиР, где, как известно, рожает большинство наших звезд, поскольку больница считается престижной. Мари растерялась. До заключения контракта на роды (делается с тридцати шести недель) оставалось не так много, а девушка никак не могла выбрать. Наташа посоветовала старый добрый способ — три бумажки в шапку. Почетная обязанность тянуть досталась Жанне, как главной помощнице, и Жанна вытянула «Евро-мед». Мари, еще не забывшая идею со знаменитостями и славой, сначала вздохнула, а потом утешилась: зато «Евромед» — единственный частный роддом во всей стране, так что он тоже вряд ли считается недостаточно престижным.

Итак, все было решено. Жизнь Мари наладилась. Квартиру отремонтировали и снова обставили. Деньги на роды и приданое малышу собрали и отложили. Роддом выбрали. Помощница Жанна найдена. С родителями полный мир и понимание. С работой в порядке. Беременность протекает нормально. Мари только-только обрела какое-то равновесие и перестала рыдать ночами, уже не каждую минуту вспоминала Митю. Однажды в полночь ее телефон разразился истошным воплем. Сонная Мари взяла трубку только на седьмом звонке и пробормотала:

— Алло?

— Мария Михайловна? — спросил слегка хриплый голос, интонациями напомнивший Мари о ее кратковременном общении с милицией.

— Да.

— Вас беспокоят из РОВД «Таганское». Вам знаком Александров Дмитрий Алексеевич?

— Да.

Сердце Мари судорожно забилось, а потом сильно сжалось.

— Он жив? — выдохнула девушка в трубку.

— Что? Вас не слышно.

— Он жив? — закричала Мари.

— Да. Ведется следствие по статье сто пятьдесят восемь, часть третья — кража в особо крупных размерах. Вы можете приехать?

— Приехать? Конечно могу. Сейчас приеду.

Мари, не отпуская трубку, начала выкидывать из шкафа вещи.

— Запишите адрес.

Мари записала адрес и судорожно заметалась по квартире. Она увидит Митю! Она действительно увидит Митю! Но ведь он же не знает, что она беременна. Он ожидает увидеть красивую худенькую девочку с соблазнительной походкой, в короткой юбке и на каблуках, а ему навстречу выплывет, переваливаясь уточкой, солидная матрона в комбинезоне для беременных с огромным животищем. Девушка кинулась в ванную и наскоро подкрутила локоны, щедро сбрызнув лаком. Долго пыталась влезть в одну из юбок (а ведь еще две недели назад в ней хватало места для живота, не зря мама перешивала), не смогла застегнуться полностью, прикрыла сверху самой нарядной шелковой блузкой, схватила теплую куртку и выбежала в ночь. Красилась она в такси, не смущаясь полумраком. Движения были настолько отработаны годами, что Мари, наверное, и в зеркале уже не нуждалась, чтобы ровно наложить тени и помаду.