Два берега

Пара «жених в белом — невеста в черном» произвела именно тот эпатирующий эффект, о котором всегда мечтала Мари. Ей не хотелось быть обыкновенной невестой, она хотела стать невестой, которую никто не забудет, хоть побывает на тысяче свадеб. Комплименты рекой лились от взявших себя в руки гостей, и под конец даже Анна Аркадьевна сказала:

— Не по традициям, конечно, но очень красиво. Платье тебе очень идет.

Митя не спускал с невесты глаз. А Мари улучила минутку и шепнула ему на ушко:

— Ты хотел бы сейчас всех выгнать и взять меня прямо в этом коридоре?

Митя только невнятно булькнул. Видимо, хотел.

Посмотреть на свадебный кортеж (восемь машин, из них четыре — джипы в ленточках, на лимузине — глупая свадебная кукла, номера гласят: «свадьба») сбежались соседи. Когда Митя и Мари рука об руку вышли из подъезда и Катя на всякий случай бросила в них рисом (она запомнила, что кто-то будет откуда-то выходить и надо кидать рис), бабушки на лавочке дружно ахнули.

Мари улыбалась, счастливая. Теперь она окончательно была уверена, что про ее свадьбу будут судачить еще целый год по всей окрестности.

Во время дороги в ЗАГС счастья у Мари поубавилось. Пробка была глухая, машины еле двигались, Мари укачало. Никогда раньше за ней не замечалось такого — ни в самолете, ни на корабле, не то что в машине. Но факт оставался фактом — чем ближе кортеж приближался к ЗАГСу, тем зеленее становилась невеста, ощущая дикое желание расстаться с завтраком. Митя заботливо приготовил пакет, и Мари разрывалась между тошнотой и смехом, который душил ее, когда она воображала в картинках невесту, прощающуюся с едой в обнимку с пакетом.

— Главное, чтобы тошнило не от жениха, — объявил свидетель, который вел машину.

— Главное, чтобы я осталась жива, — не согласилась Мари.

Когда высаживались возле ЗАГСа, фотографироваться Мари категорически отказалась. Настолько живой она себя не чувствовала. Опоздали они больше чем на час, но в этот день опоздали все пары, поэтому мероприятие шло как по писаному. У Мари было двадцать минут, чтобы раздеться, прийти в себя, перестать ощущать тошноту и головокружение, засняться на память в различных позах со всеми желающими и даже рассмотреть внутренности ЗАГСа во всех подробностях. ЗАГС оказался красивым — с большими колоннами, мраморными ступенями, новой мебелью и многочисленными цветами в нарядных горшках.

Жених и свидетель (которого, кстати, Мари видела первый раз в жизни) поспешно завязывали кольца на вышитой жемчугом подушке: они забыли сделать это дома. Жанна суетилась вокруг Мари, в сотый ненужный раз поправляя ее шляпку, оборки на платье, перчатки и колье. Родственники путались в букетах, теряли пакеты и вели себя так, будто присутствовали на свадьбе впервые. Всего в ЗАГСе толпилось восемнадцать человек — преимущественно родня Мари. Анна Аркадьевна, волнуясь, что-то бормотала на ухо Елизавете Аркадьевне, и обе перекладывали носовые платки поближе.

Жанну в очередной раз острой иголкой пронзило ощущение зависти. Мари и Митя были потрясающе красивой парой — молодые, яркие, стройные, в эффектных костюмах, счастливые и влюбленные. Она вспоминала свою свадьбу с Антоном — довольно сумбурную и бестолковую, туфли, которые ужасно натирали, мрачный вид жениха и его пиджак не по размеру, и ей захотелось заплакать от того, что она не может стать Мари и занять ее место в сердце Мити.

Подошла работница ЗАГСа с бумажкой в руках и спросила у Мити:

— Вы Андрей Александрович?

— Да, — уверенно ответил Митя и отдал ей паспорт.

Девушка проскользнула в одну из дверей, а Мари расхохоталась. Через секунду смеялись и гости. Митя ошарашенно смотрел на них, потом тоже засмеялся.

Несмотря на попытки жениха выдать себя за другого, их все-таки расписали. Сначала строго одетая тетенька в очках прочитала по бумажке какие-то ритуальные слова, в том числе фразу «перед лицом семейного кодекса объявляю вас мужем и женой», от которой гости дружно заприкрывались платочками, чтобы не хохотать в голос, а Мари и Митя кинулись целоваться, посмеиваясь друг другу в губы. Потом тетенька посмотрела на сияющих молодоженов, отложила свою бумажку и неожиданно произнесла очень трогательную речь о том, как важно хранить любовь, уважать супруга и быть нежными и заботливыми.

Мари долго не могла вынуть из коробочки кольцо и нервничала под прицелом объективов. Наконец, извлекла и стала старательно надевать Мите на палец. Кольцо, которое было впору, когда его примеряли, почему-то не хотело пролезать даже на первый сустав. Мари нервничала все больше и все старательнее налегала на кольцо, пока Митя не шепнул ей:

— Это твое кольцо.

Мари вспыхнула, опять схватилась за коробочку, уронила кольцо, быстро подняла, легко надела Мите на палец и объявила в камеру:

— Быстро поднятое не считается упавшим.

После этого все пошло на лад. На тусовку в фуршетном зале позвали тетеньку (ее звали Надежда Николаевна), девушку, которая забирала паспорта, и Валентину, хозяйку салона мод — она специально пришла на регистрацию, чтобы посмотреть на Мари в своем платье. Сначала Надежда Николаевна и ее помощница Вера стеснялись пить шампанское, но Митя обнял обеих за плечи, и они взяли бокалы. Свидетель достал толстую хлопушку и осыпал молодоженов разноцветными конфетти. Гости ели конфеты, исправно наполняли бокалы и громко кричали «Горько!». Митя жадно целовал Мари, а Мари так крепко обнимала свежеиспеченного супруга, будто боялась, что его прямо сейчас заберут навсегда.

Кататься решили не ездить, чтобы не повторять одно и то же — нудные снимки у Вечного огня и на Воробьевых горах. Кортеж отправили в ресторан, готовиться ко встрече молодых с караваем, а лимузин, в котором остались жених с невестой, свидетели и Катя, плавно доехал… до ближайшей станции метро. У заветной буквы «М» Мари объявила, что ее укачивает, и если она поедет дальше на машине, то ресторанное празднование пройдет без нее.

В результате свидетели и Катя получили возможность насладиться поездкой на лимузине с одного конца города в другой, а Митя и Мари прокатились четырнадцать остановок на метро (плюс пересадка). При их появлении в вагоне началось оживление — защелкали камеры в мобильниках, повернулись все головы, кто-то закричал «Горько!». Потом пожилой мужчина подошел поздравлять лично и подарил на счастье брелок (снял прямо с ключей). Митя, не растерявшись, достал из пакетика шампанское (когда успел прихватить?) и оставшиеся после ЗАГСа одноразовые бокалы и стал разливать всем желающим. Хмурые лица осветились чужим счастьем и стали радостно-удивленными. В вагон на каждой остановке заходили новые люди — и тоже присоединялись к веселью. Молодая женщина достала из сумки коробку конфет и протянула Мари. Мари тут же открыла ее и предложила закусывать шампанское.

К тому времени, когда нужно было делать пересадку, молодожены уже сроднились с пассажирами. Девушки ахали и восхищались потрясающим платьем Мари, а молодые, в косухах, мальчишки дали Мите гитару, и он пел какие-то развеселые частушки на любовно-семейную тему. Выходить было жалко.

На длинном-длинном эскалаторе Митя держал Мари на руках, а люди, которые ехали навстречу, хором кричали «Горько!» и даже «Молодец, мужик, силен».

Сослуживицу Мари с мужем новобрачные встретили на остановке — от метро до ресторана нужно было проехать три остановки. Они вместе ехали в трамвае, допивали оставшееся шампанское и смеялись не переставая.

— Знаешь, Мари, я долго пыталась донести до мужа, что ты особенная, но не могла объяснить, чем именно. Думаю, теперь, когда он увидел невесту в черном платье, выходящую из метро и пьющую на ходу шампанское, он понял.

— Да, я понял, — согласился Андрей. — Мари, ты немного сумасшедшая, но действительно особенная.

Мари смеялась, и ей действительно не нужно было румян — она рдела от комплиментов и ощущала себя королевой.

Встречали молодых с соблюдением всех традиций: и бокалы торжественно били, и каравай ломали, и солью посыпали, был даже вышитый под старину рушник — Елизавета Аркадьевна постаралась, Мари о таких мелочах совершенно не подумала. А на столе в качестве сюрприза стояли подарки от родителей — удивительная пара бокалов с уникальной росписью и именами жениха и невесты.