Страница 20 из 27
— Мы без дела не останемся, — поправила ее тетя Адель. — Пока мужчины сражаются, женщины работают!
Пуна наклонилась к Жюльену, чтобы сообщить ему на ухо, как она оценивает ситуацию:
— Ты, наверно, страшно доволен!
— Почему?
— Как — почему? Шарль уехал. Место освободилось.
— А что это меняет? — мрачно возразил Жюльен. — Все равно она меня не любит.
— Теперь, может быть, полюбит.
— В прошлом году я бы в это поверил, — ответил Жюльен с грустной улыбкой.
— Почему в прошлом году?
— Потому что тогда я был ребенком.
Настало второе утро войны. Погода была ясная, и на небе не замечалось никаких признаков войны.
Но они замечались в доме, печальном и опустевшем. Жюльен прохаживался по комнатам. Он слышал звук собственных шагов. Раньше он никогда его не слышал. Слишком шумно было в доме.
Он зашел на кухню. Жюстина чистила лук и плакала. Жюльен удалился в некотором смущении.
В передней он встретил Анжель: она несла на подносе чистые бокалы и плакала, но тихонько, боясь уронить поднос.
В курительной Аньес принялась за чтение «Войны и мира». Она плакала. В гостиной Клер писала первое письмо Шарлю и плакала.
Жюльен поднялся к себе. Это чересчур грустно, когда столько женских слез! На его кровати сидела Пуна и плакала.
— Дьявольщина! — прорыдала девочка. — Что за гадость эта война! Все кругом плачут!
Женщины начали осваивать мужские работы. В сущности, это было не так уж трудно! Со временем привыкаешь. Жюльен им помогал. Конечно, батрак из него не вышел бы, но теперь он был единственный мужчина в доме. Не мог же он сидеть сложа руки и ждать, когда кончатся каникулы! Он воспринимал это как свою обязанность. А главное, это было весело.
Например, обтирать лошадь соломенным жгутом он умел лучше, чем Жюстина. Он часто наблюдал, как это делал Матье. А иногда ухаживал за кобылой Жюлиа.
— Нет, не так! — решительно заявил он Жюстине.
— Здравствуйте, месье Жюльен!
— Вот, смотрите!
Он взял охапку чистой соломы, скомкал ее в руках и стал энергично тереть бок лошади.
Жюстина, уперев руки в бока, смотрела на него с восхищенной или, быть может, слегка насмешливой улыбкой, — понять было трудно, и он работал с удвоенным рвением, а Жюстина вытирала лоб тыльной стороной ладони и, во всяком случае, рада была передохнуть.
Выходя из конюшни, он встретил малютку Анжель, с трудом тащивщую два ведра воды. Конечно же, он взял у нее вёдра!
— Не надо, месье Жюльен! Я сама донесу!
— Нет-нет! Для вас это слишком тяжело, — возразил Жюльен, стиснув зубы.
Во дворе мадам Лакруа пыталась колоть дрова. Но получалось у нее плохо, топор не желал дважды попадать по одному и тому же месту.
Жюльен взял у нее из рук топор и в два-три мощных удара расколол толстое полено.
Через несколько дней для Жюльена стало привычным сопровождать женщин на полевые работы и на ферму. Он быстро обрел популярность, охотно брался за тяжелые работы. Он показывал свою силу. В доме остался только один мужчина, и этим мужчиной был он! Он научился пить вино прямо из кувшина и вытирать рукой несуществующие усы.
Пуна тоже хотела бы быть полезной. Но ее не принимали всерьез. Она попробовала подоить корову, но ей не удалось выжать из этого большого зверя ни одной капли!
— Как вы это делаете? — спросила она наконец, как бы признав себя побежденной.
— Надо иметь такие руки, мадемуазель, — ответила Анжель. — Этому не научишься!
— Ты что тут делаешь? — накинулась на Пуну тетя Адель, давно искавшая ее повсюду.
— Ну… я хотела помочь!
— А занятия? Тебе в школу через две недели!
— Черт возьми! А вот Жюльену повезло! Ему можно помогать!
— Потому что он мужчина! — не задумываясь, ответила тетя Адель.
До чего же грустно было Пуне! Сначала Жюлиа стала большой. Жюлиа — взрослая девушка! А теперь Жюльен стал мужчиной! А она, Пуна, так и осталась маленькой девочкой. И в школу ей идти на две недели раньше, чем кузену. Нет! Это несправедливо! Жизнь обходила ее стороной. Она застряла в детстве, вдали от событий, а через две недели — опять в школу, как всегда! С ней ничего не произойдет!
Теперь, когда служанки были заняты на полевых работах, на кухне приходилось работать дамам.
Аньес решила заготавливать консервы. Надо быть предусмотрительными и готовиться к худшему, говорила она. Это было вполне в ее духе! Заготовили множество банок с тушеной курятиной, с фрикасе из кролика в белом вине — крольчатник в том году понес огромные потери! Банок не хватило, пришлось ехать за ними в город.
— Теперь еды на много лет хватит, — заметила Адель.
— Так спокойнее!
Жюлиа попросила себе какую-нибудь работу. Клер дала ей потрошить цыплят и кроликов, и бедняжка упала в обморок. Тогда ее послали с Лизелоттой собирать ежевику. Девушки возвращались только к вечеру, до ушей измазанные ежевичным соком, весело и гордо неся полные корзинки. Пришлось купить еще банок — под варенье.
Клементина пекла печенье, пироги с ежевикой, эклеры: никогда еще в замке так вкусно не ели!
Клер не могла долго заниматься подобными пустяками. Она думала о несчастных мужчинах там, на фронте, о несчастном отце, о несчастном Шарле. Она тоже готовилась к худшему. Эту черту она унаследовала от матери. И она собрала все бабушкины и даже прабабушкины ночные рубашки, разорвала их на длинные полосы и стала щипать из них корпию, чтобы послать на фронт.
Тетя Адель сомневалась, что корпия еще используется для перевязки ран, но Клер нравилось возиться с белыми лоскутками, это ее отвлекало, — и ей не стали мешать.
В амбар загружали солому. Мадам Лакруа правила тележкой. Жюстина и другая работница вместе с Жюльеном сидели на снопах. Головы у них были повязаны яркими косынками. Их неприглядные серые платья, надетые на голое тело и застегивающиеся спереди, больше походили на халаты. От пота под мышками и под грудью проступили темные круги. Жюстина расстегнула платье и протерла груди пучком соломы. Жюльен смотрел на нее. Она ему улыбнулась.
— Вам не жарко, месье Жюльен? Вы что, никогда не потеете?
— Месье Жюльен ведь из господ, а господа никогда не потеют! — философски заметила вторая девушка.
— Но он-то работает! Это другое дело!
Они подъехали к амбару. Тележка должна была въехать задом. Жюльен первым соскочил на землю, чтобы помочь управиться с волами.
Жюстина и вторая девушка начали сбрасывать с тележки охапки соломы. Жюльен подхватывал их на вилы и забрасывал в глубину амбара.
— Этот молодой господин силен, как трое наших батраков, — заметила Жюстина.
Вскоре работа была закончена. Девушки спрыгнули с тележки и присоединились к Жюльену, который улегся на кучу соломы, пьяный от усталости. Мадам Лакруа пошла за сидром. У Жюльена пересохло в горле, уши горели, в висках бешено стучало. Он все глубже утопал в горячей соломе, и ему казалось, что его онемевшие руки и ноги потихоньку уплывают от него. Солнце, уже опустившееся к самому горизонту, освещало амбар внутри, и в его лучах кружились золотые пылинки. Мадам Лакруа вернулась, неся по две бутылки в каждой руке. Девушки потянули Жюльена за руки с обеих сторон, чтобы помочь ему сесть.
— Давайте, месье Жюльен! Вы заслужили небольшую премию! — Женщины понимающе переглянулись и прыснули со смеху. Жюстина приподняла Жюльена за плечи, а другая девушка поднесла горлышко бутылки к его губам. Жюльен отпил порядочный глоток, его осторожно уложили на солому. Жюстина сняла с головы косынку и вытерла ему шею и подбородок.
— Вы весь в сидре, месье Жюльен!
— Славная она у нас, Жюстина! — сказала мадам Лакруа.
И дополнила эту похвалу жестом, намекающим на пышные формы Жюстины.