Друг Бенито

Беннет возвращается в свой тесный кабинет в Леоминстере. Он опускает жалюзи и ложится на диван. Начинает рассматривать трещины на потолке. Они сплетаются узором речных рукавов или прожилок листа. Извиваются, сходятся, снова расходятся — тонкий узор, которого Беннет до сих пор не замечал. Кто эта женщина, охраняющая Скалапино? Сквозь приоткрытую дверь было видно, что у нее в руках книга. Может быть, она любит читать. Он купит ей Люсьена «Осязаемые горы» и снова поедет в Феллз-Пойнт.

Снова вы, мистер Ланг, раздраженно говорит молодая женщина. Я вам сказала, что он занят. Всего хорошего, мистер Ланг. Она начинает закрывать дверь. По крайней мере она помнит, как его зовут. Беннет быстро просовывает книгу ей в руки. Она глядит на книгу, ее суровое лицо слегка разглаживается. Можно мне прийти еще раз? выпаливает он. Она колеблется, снова глядит на книгу, потом на Беннета. Из соседнего дома доносится далекий поющий баритон. Попробуйте в четверг после десяти вечера, говорит она и закрывает дверь. Счастливый Беннет широким шагом выходит в калитку и час гуляет по мощеным улицам. Под влиянием какого-то импульса покупает зеленый хрустальный наперсток.

В Феллз-Пойнте вечером кипит жизнь. Мужчины и женщины, парами и поодиночке, бродят по улицам. В теплом густом воздухе парит музыка. Под фонарем громко спорят две женщины с хозяйственными сумками. Идет мужчина, пошатываясь под тяжестью трех упаковок пива «Шони герл».

Женщина из дома Скалапино впускает Беннета в дверь. Она представляется как Софи, дочь Скалапино, и ведет Беннета по винтовой лестнице вверх. Лестница узкая, закрытая, стены оклеены страницами из старого учебника математического анализа. Дойдя до верхней площадки, Софи сворачивает налево, и они тут же оказываются в кухне, где пахнет копченой селедкой. Там, сгорбившись за кухонным столом над тетрадью, сидит чудовищно толстый человек. Арнольд Скалапино. Он будто вбит в кресло, огромный живот облегает край столешницы и задирается вверх. Вокруг шеи толстые розовые складки. Он поднимает глаза на входящего Беннета и показывает ему рукой на противоположную сторону стола.

Беннет садится и сильно щиплет себя за ногу под столом. Да, я слышал, что на факультете есть новичок, говорит Скалапино. Теперь нас снова трое. Голос у него неожиданно тонкий. Софи глядит на них, прислонясь к старому вестингаузовскому холодильнику. Э-гм, я только что защитил докторскую в Блейне, у Дэвиса Якоби, говорит Беннет, надеясь, что Скалапино вспомнит имя его научного руководителя. А, Дэвис Якоби, жирным голосом пищит Скалапино. У него были отличные работы по пространственно-временным сингулярностям. Расскажите мне о теме вашей диссертации. Скалапино жестом показывает молодому физику подойти к доске, странно смотрящейся в углу кухни.

Беннет уже много раз излагал свою диссертацию. Он берет мел, и страх пропадает. Но не успевает он начать, как Скалапино задает ему два вопроса. На первый он отвечает без труда. Со вторым приходится повозиться. Скалапино быстро оценил знания Беннета. После второго вопроса и рожденного в муках ответа Беннета старший физик фыркает, опускает массивную голову и снова задумывается над уравнением, записанным на лежащей перед ним бумаге. И уже не поднимает взгляда. Минуту спустя Софи вежливо информирует Беннета, что ее отец теперь занят и она готова проводить Беннета до выхода. Беседа продолжалась пятнадцать минут.

Он отступает. Исчезает в сонных складках колледжа; ему приятно, что он в этом городе один, никого не знает, приятно вернуться к своей работе и к своему одиночеству. Он снова берется за свои выкладки. Подсчитывает число трещин на потолке кабинета. Он проводит занятия, разговаривает со студентами, сидя на диване. Становится прохладнее, он начинает носить зеленый пиджак и замечает красные листья на стоящем за окном клене. Несколько раз за следующие два месяца он возвращается в четверг вечером к дому 137 на Алисенна-стрит. Каждый раз его заворачивает от двери дочь Скалапино, отвечая, что отец очень загружен, или занят размышлениями, или вообще занят.

К концу ноября Софи вдруг впускает Беннета внутрь, будто ничего не случилось. По оклеенной формулами винтовой лестнице она ведет его наверх. В кухне никого нет. Он стоит на площадке, Софи куда-то исчезла, и слышится писк. Это Скалапино говорит: Вот это уже нетривиальный ход. Беннет идет на голос по длинному коридору и входит в залитую светом комнату, где видит десять шахматных партий, играемых одновременно. Скалапино стоит возле одной доски и широко улыбается. Нетривиальный ход, повторяет он. Возле стены стоит компьютер. Скалапино играет с компьютером. Вошедшая почти сразу Софи объясняет, что отец запрограммировал компьютер генерировать случайные ходы, учитывая только правила игры и текущую позицию. Подавляющее большинство случайных ходов абсурдно глупы, но время от времени компьютер находит поистине блестящее продолжение, которое может занимать Скалапино в течение получаса. Очевидно, сейчас именно это и произошло.

Через несколько минут Скалапино поднимает голову от доски. Вы настойчивы, Ланг. Но не назойливы. Мне это нравится. Беннет решает ловить возможность. Он сообщает о своей задаче, тактично, но без лишних слов. Скалапино глядит на него подозрительно.

Беннет разглядывает обстановку. Оттуда, где он стоит, видна через коридор еще одна комната, тускло освещенная, и ему кажется, что можно разглядеть неясный контур шкафа с папками.

Я делаю записи только для собственного удовольствия, говорит Скалапино. Значит, вы делаете записи? спрашивает Беннет, не в силах скрыть, как его это заинтересовало. Да, говорит Скалапино и небрежно машет рукой в сторону той комнаты. Но мне неинтересно доводить их до результата. Когда я вижу, как решается задача, значит, пора начинать что-то новое. В этом весь интерес.

Скалапино немедленно начинает рассказывать Беннету о теории, которая сейчас его занимает; он называет ее теорией струн — она имеет отношение к субатомной физике. Беннет в данный момент не в состоянии думать о теории струн. Он снова кидается умолять великого физика. Вы не представляете себе важности своей работы, говорит он. Я сам разберу ваши записи, я напишу для вас статьи. Это честь для меня.

Скалапино фыркает, поворачивает массивный купол плеч и переглядывается с дочерью. С белого тестообразного лица на Беннета устремляется изучающий взгляд. Значит, вы были студентом Якоби? Беннет кивает. Скалапино снова смотрит на дочь. Чешет брови. Ладно, говорит он. Ладно. Но папки из дому не выйдут. Софи, отведи доктора Ланга в кабинет и покажи ему, где лежат папки. Скалапино встает и шлепает по коридору в сторону кухни и своих бумаг.

Беннет идет в кабинет вслед за Софи. Вот они. Папки Арнольда Скалапино. Беннет открывает первую. Она озаглавлена «Излучение от ускоряющегося горизонта событий» и содержит много страниц уравнений. Он открывает вторую: «Перколяция в N измерениях». Еще больше страниц вычислений. Третья: «Модификация уравнения Уилера — Де Витта для квантового суперпространства». Беннет опускается в кресло, не в силах говорить. У вас усталый вид, произносит Софи. Приходите завтра.

На следующий вечер Софи ведет Беннета прямо в кабинет Скалапино. При свете электрической лампочки видны прошлые выпуски «Физикл ревью», наваленные грудами на подоконнике, на столе, на полу. В качестве подставок для книг используются туфли, часто из разных пар. Стол завален нераспечатанными письмами от Лапидеса, Мортенхейма, Кайзера, Темина. В полувыдвинутых ящиках стоят банки арахисового масла.

Беннет вытаскивает первую папку и начинает читать. Страницы смяты, заляпаны кофейными пятнами и лежат без всякого порядка. Почти все — сплошная математика, только кое-где между формулами осторожно, как робкие лесные зверьки, проглядывают слова. Большинство этих пугливых слов принадлежат к категории «Отсюда очевидно следует», или «Таким образом», или «Отличным приближением является». Беннет выглядывает в окно, на улицу, освещенную фонарями, и понимает, что уравнения придется выводить заново. Работа может оказаться тяжелой и утомительной, потому что Скалапино пропускает много шагов, ведущих от уравнения к уравнению. И нет ни одной обычной ссылки на прошлые результаты или статьи.