Диагноз

— У тебя поехала крыша.

Она встала. Ее ночная рубашка светилась отраженным мертвенно-бледным светом телевизионного экрана. Вздохнув, Мелисса поплелась в ванную.

~~~

>>> MAIL 50.02.04 <<< От: Петров в MGH.HARVARD.EDU = => Принято: от TAR.HARVARD.EDU через HARVARD.EDU с BFP

id AQ74078; вторник 15 сентября 9:23:22 EDT

для [email protected] /* */; вторник 15 сентября 9:23:38 — 0400

Нажать* для получения сообщения

>>> MAIL 50.02.04 <<< От: Петров в MGH.HARVARD.EDU

Дорогой мистер Чалмерс,

как Вы уже знаете, мы обсудили Ваш случай с доктором Марджори Стеббинс из Медицинской школы Дюка. Доктор Стеббинс — специалист с мировым именем — занимается врожденными нейропатиями. На прошлой неделе я получил от нее интересное сообщение.

С наилучшими пожеланиями, Арманд Петров, врач Прилагаемый файл:

Предмет: Случай МБ № 384930

Дорогой доктор Петров,

я склоняюсь к мнению, что в данном случае мы имеем дело не с аутоиммунным заболеванием, а с редкой формой врожденной нейропатии. Я пришлю вам список рекомендуемых анализов и тестов, чтобы подтвердить мою гипотезу. Марджори Стеббинс, [email protected] /* */

АДВОКАТЫ

В конце сентября, когда летняя жара уступила наконец место осенней прохладе, Билл в девятый раз посетил доктора Крипке. Некоторое время оба молча сидели в тесном кабинете психиатра. Крипке оценил результаты теста Роша и был вынужден неохотно констатировать, что прием паксила в течение последнего месяца оказался совершенно неэффективным.

— Вы полны гнева.

— Что?

Билл настолько устал рассматривать одно фигурное пятно за другим, что почти перестал понимать человеческую речь.

— Гнев — это здание, — начал объяснять психиатр. — Но оно очень велико, размыто и огромно.

Он начертил несколько линий в своем блокноте.

— Генерализованный гнев пожирает душу и тело. Его энергия расходуется даром.

Психиатр, прибегнув к весьма образной метафоре, сравнил гнев Билла с породистой лошадью без всадника. Сравнение показалось Биллу настолько абсурдным, что он, забыв о шуме водопада, льющемся из динамиков, начал слушать врача.

— Мой опыт подсказывает, что лучше всего направить гнев в осмысленное русло, дать ему достойную цель. Действие — способ адаптации.

Именно в этот момент Билл вдруг ясно осознал, что должен, просто обязан подать в суд на «Плимут». Его уволили без всякого предупреждения, выгнали, как старую больную собаку, выбросили, как временное подспорье. Он отдавал «Плимуту» все свои силы, свою кровь. Да, он будет с ними судиться, он поставит их на колени, а после этого подаст в суд на всех бесполезных докторов, включая и Крипке.

— Уверены ли вы, что сами распоряжаетесь своей жизнью? — донесся откуда-то издалека голос психиатра.

Некоторое время Билл бездумно рассматривал пятно света, падавшего на пол сквозь маленькое окно.

— Распоряжаюсь ли я? Я чувствую, что меня всегда толкали и тащили. Тащили и толкали. И я сам допустил такое отношение к себе.

— То есть вы чувствуете себя пробкой в океане?

— Вы правы! — взорвался Билл. — Вы правы, и я буду судиться с этими ублюдками.

— Это очень здравая мысль, — сказал психиатр, вставая. Время приема истекло. — После того как вы найдете выход своему гневу, мы с вами обсудим его истоки.

Эти последние слова Билл уже почти не слышал. Натыкаясь на столы и стулья, он направил коляску к средней двери, стремясь вырваться из тесного кабинета после тяжелого и неприятного разговора.

В день, когда была назначена встреча в адвокатской конторе Торо и Мак-Каллоха, Билл привел себя в состояние здоровой ярости, которая только усилилась после того, как Мелисса припарковала машину возле дорогого гаража на перекрестке Бикон-стрит и Скул-стрит. «Засудить ублюдков», — бормотал Билл. Тротуар был забит пешеходами, которые обходили Билла, как обходят муравьи сморщенный лист, упавший на их тропу. Он явственно представлял себе, как они, с торчащими из ушей динамиками плееров, останавливаются на мгновение, искоса бросают на него взгляд и спешат дальше по своим неотложным делам. Каким жалким и беспомощным кажется он в своем инвалидном кресле! Билл мучительно морщился от вида каждого прохожего.

Мелисса ласково прикоснулась пальцем к его щеке.

— Просто расскажи адвокатам все, как было, — тихо сказала она. — И будь решительным. Эти высокооплачиваемые адвокаты обожают твердость.

— Не учи меня, что делать, — огрызнулся Билл. — Не думай, что я пробка в океане.

Они двинулись по Бикон-стрит. Тротуар был заполнен людьми, несущими коробки, ящики и пакеты, набитые товарами, купленными в магазинах на Ньюбери-стрит. Биллу показалось, что теперь пешеходы не смотрят на него, а, напротив, избегают встречаться с ним взглядом. Что хуже? Неужели он не стоит даже того, чтобы на него посмотреть? Он теперь вовсе никто? Да, ведь «Плимут» обошелся с ним как с никем.

Было ровно пятнадцать минут четвертого, когда Билл и Мелисса, вспотев от напряжения, вышли из лифта в вестибюле конторы Торо и Мак-Каллоха. От нестерпимо яркого света Билл невольно зажмурил глаза. Он поднял голову и увидел старинный лепной потолок, украшенный изящной металлической окантовкой и медальоном в центре. Все это великолепие было почти скрыто трубками люминесцентных ламп. Бледные рассыльные тоже щурились от света, входя в лифт с пачками документов. В противоположном конце холла Билл разглядел сияющую в мертвенном свете фигуру секретаря. Это была болезненного вида женщина, которая выглядела так, словно вообще никогда не покидала своего рабочего места. Волосы, как спагетти, свисали по обе стороны узкого худого лица, а кожа приобрела молочно-белый оттенок ламп дневного света. Она оторвала усталый взгляд от компьютера.

— Миссис Чалмерс? Да, спасибо, что пришли к нам. Мистер Бейкер сейчас вас примет.

Она жестом указала на приемную, где уже сидела какая-то женщина с гипсовым воротником на шее.

— Ждать, опять ждать, — буркнул Билл достаточно громко, чтобы его услышала секретарь. Он ненавидел ожидание, он всегда, всю жизнь кого-нибудь ждал. Он никогда никуда не опаздывал, даже сейчас, передвигаясь в инвалидном кресле, он явился вовремя. Почему же адвокат не может явиться на встречу вовремя? Билл злобно покатился к приемной, остановившись возле старинного комода с фарфоровым светильником. Рабочий покрывал стену акриловой краской.

— Я сильно вспотела, — сказала Мелисса. — Пойду в комнату отдыха.

— Мой муж не захотел ехать со мной, — сказала женщина в воротнике, повернувшись к Биллу всем телом, — но записал на бумаге все вопросы, которые я должна задать адвокату.

С этими словами она достала из конверта какие-то листки и, разорвав их пополам, бросила обрывки на пол.

— Мне жаль вас. — Она сочувственно посмотрела на Билла. — Надеюсь, что вы чего-нибудь добьетесь. Искренне надеюсь.

Было три двадцать пять. Билл подкатил к секретарю.

— Нам было назначено на три пятнадцать! — закричал он. — Посмотрите на меня. Ниже. Теперь вы меня хорошо видите? Почему вы заставляете людей ждать?

— Я приношу вам мои извинения, — прошептала секретарь. Она хотела что-то добавить, но в это время на ее столе бешено зазвонил телефон. В ту же секунду рядом с телефоном загудел еще один аппарат. За столом секретаря был виден лабиринт ярко освещенных коридоров, по которым беспрерывно сновали люди. Адвокаты в ослепительно белых безрукавках на ходу говорили по телефонам и надиктовывали что-то в диктофоны, время от времени останавливаясь возле столов, расставленных вдоль коридоров и спрашивая что-то у секретарей. В самой дальней комнате происходило нечто вроде совещания. Через полуоткрытую занавесь было видно, что за столом сидят несколько человек, оживленно беседующих между собой. Двигались их туловища, поднимались и опускались головы.