Страница 34 из 42
— Интересная страна Египет? — осведомился Изидор Цаль. — Пирамиды, сфинксов видели?
Ваня кивнул: "Этого добра, сколько хочешь. Посадили в автобус, парторг впереди, поехали".
— Каир? Александрию? Можно видеть?
— Кому можно, кому нельзя. Сам знаешь, как у нас, у советских: "Детки, возьмитесь за ручки" и пошли на экскурсию. Шаг влево, шаг вправо — уже предательство. Англичане, немцы, французы, те, куда хотят, туда и едут. Домой к себе приглашают. А наши все табором, под надзором. Посмешище.
— Я слышал, что в Сирии сейчас советские специалисты живут в коттеджах вместе с сирийцами, чтобы произошла перемена в надзоре; советским разрешается посещать арабов на дому и Дамаск, — сказал Изидор Цаль.
— Не знаю, — Ваня сомневался. — Что-то свежо предание… А мне-то все равно. Я по-английски читаю, малость научился по-арабски, покупаю всякие журналы, телевизор смотрю. Ну его к дьяволу их города: грязища, на базар пойдешь — мясо на брезенте лежит, черное от мух. Райка, как глянула, так и заплакала. А потом ничего, марганцовкой стала отмывать, потом в котел. А вообще мяса почти не ешь, дорого.
— А в гости? К арабам ходили?
— Нет. И не пойду. Знаю я эти штучки. Сегодня мне разрешат к ним в гости, завтра на меня стукнут, что я вел антисоветские разговоры. А хотя, все равно посадят! Только мне бы не сегодня и не завтра Юрке чего-нибудь оставить успеть бы.
— Посадят?
— А ты как думал? — Ваня налил водочки себе и Цалю с Изидором, чокнулся с ними. — Разве в 1932 году мало наших в Америку посылали за опытом? Потом всех расстреляли. В 48-м тоже ездили. И тоже — покапутили их. Ты Солженицына читал? Так-то.
Новиков повернул тяжелую свою голову, потом тяжкий свой язык:
— Ну я не думаю, чтоб они снова начали…
— Не думаешь? — Ваня налил и Новикову. — А ты думай. Шариками шевели. Что этот Синявский или Кузнецов, который по Ленинградскому делу, одни в лагерях сидят? Я человека слышал, он в охране служил в Мордовии. Говорит, еще сейчас живые есть белогвардейцы, сидят до смерти, то есть пожизненно; полные лагеря… Не-ет, братец, мы еще посидим, посидим за все: и за Хрущева, кто при нем выдвинулся, и за Брежнева, за разговоры на кавэенах и за поездочки в Европу. Такая страна. Пойди, "Андрея Рублева" посмотри.
А за столом звенело стекло, звякали ножи и вилки, слипались голоса:
— Еще немного салату?
— Подвиньте, прошу вас, ко мне рыбу!
— Ах, как вкусно!
— Они не могут себе позволить новый 37 год! — настаивал Новиков.
— А почему не могут? — остро спросил Цаль Изидор. — Потому что нам не хочется?
— Общественное мнение мира! — сказал Новиков.
— А Солженицын? А генерал Григоренко? А Сильва Залмансон? А цензура? А хлеб из Канады — это все можно?!
— Конечно, они стали осторожней, они пытаются делать свое дело тоньше, и, конечно, давление на них оказывают тоже компартии Запада в том числе, но если они почувствуют настоящую опасность основе, как было в Каунасе, нет-нет, они не посчитаются ни с каким мнением! — согласился Изидор Цаль.
— Так почему они выпускают евреев?!
И тогда вступила тетя Роза:
— Они отпускают евреев потому, что знают: кто с евреями начал, тот кончает смертью! Римская империя погибла! Австро-Венгрия погибла! Гитлер погиб! И они погибнут!
Изидор Цаль и Цаль Изидор развели руками.
— Бедный русский читатель! — подумал Миша. — У него должно в глазах рябить, ему, должно быть, кажется, что это один и тот же человек выступает на радио, по телевизору, в газетах, то под именем Ц.Изидор, то под именем Изидор Ц. Шутит же судьба! Такие разные люди, такие непохожие, а свело в одну компанию, на одном поприще…
— Нет, в этом что-то есть! — мечтательно протянул Новиков. — Я вот читал Фейхтвангера, римская империя была действительно вроде на все времена, а где она?! Опять-таки Испания, владычица двух Америк; начали инквизицию, сошло с рук, своих били ведь, а как принялись истреблять иудеев, тут и конец. Ээх, хорошо бы поглядеть, как большевики покончат! Господи, хоть стариком увидеть!
— Фигу! — сказал Ваня. — Фигу ты у нас увидишь. Мы без бога жить не умеем. Русские! Я тоже вот читал Анатоль Франса, Тарле. За кордоном все толкуют "Ах таинственная русская душа!", и эта певица, ну, армянка из Парижа?
— Рози Армен? — подсказала Роза.
— Точно. Рози Армен. Тоже поет "Ах славянская душа!", а что они знают? Нет никакой славянской души, есть история, ничего больше. Слава богу, марксизм и я долдонил, знаю: исторический материализм. Так нате вам, сколько лет существует Россия, как государство? Тысячу лет, с 981 года, когда Владимир Русь крестил, а сколько за это время было демократии? Три недели! При Керенском. А кто в России добро сеял? Кто окно в Европу прорубал? Царь Петр. Кто всеобщее начальное образование ввел? Царица Екатерина. Кто крестьян от помещика освободил? Царь! Нет у нас представления о демократии. Вот вам и весь секрет. А когда нам несли свободу на тарелочке — ума не было, чтобы понять, как избежать Демьяновой ухи. Наполеон шел, какие у него идеи были для мужиков? Ноль. Никаких. Керенский с конституционной республикой, что мужику и рабочему предлагал? Туман. А большевики острые: мужику — землю, рабочему — восьмичасовой рабочий день, хижинам — мир, дворцам — войну, народ и клюнул!
— Ты еще добавь, что евреям обещали политическое равенство, гимназии на еврейском языке, сионистское движение, и пошли Рабиновичи и Раппопорты умирать за советскую власть! — вставил Изидор.
— Что ты мне про евреев? — рассердился Ваня. — Тоже вы очень разные. Один жизнь прожил в мозолях, честнее не найдешь, второй того же честного с потрохами сожрет, а себя сионистом считает! Покуда не надо денег дать для уезжающих в Израиль. Я Марьку уважаю: головастый мужик, где что достать или смастерить — гигант! И руками может, и головой. Печку как продал, а? А ты на его машину погляди — зеркальце итальянское, тормоза гэдэеровской жидкостью залиты, подголовники американские, а много он рублей Мише отвалил?
Цаль Изидор запротестовал:
— Марик и так подвергается риску, его сестра подала документы на отъезд в Израиль, а он преподает марксистскую философию!
— Душно здесь, нехорошо! — думал Миша.
Бесконечные вариации все тех же разговоров, нескончаемое "самокопание" в том, почему и отчего великая страна живет с мозгами набекрень, создав единственный за всю историю человечества пример истинно полицейского государства, которое при всем этом базируется идеологически на самом революционном, в лучшем смысле слова, учении о равенстве и социальной справедливости мучительно надоели ему.
— Хватит с меня, довольно, какое мне дело отчего и почему этой страной правят то цари-самодуры, то оплывшие жиром бездари? Не все ли мне равно, что будет с ней? Я — гражданин Израиля, поскольку выразил желание стать им, на худой конец, я — гражданин Латвии, которому насильно вручили советский паспорт, оккупировав страну в 1940 году. Я устал произносить обвинительный приговор, который некому изложить, жгучие слова обиды, горечи, справедливого возмущения, слова, которые надо бы на суде класть одно за другим чугунным весом на чашу весов. Но слова эти падают в мою же душу, я уже гнусь под их тяжестью, она не позволяет мне ходить расправленно, угнетает, прижимает к земле, как червяка… Хватит, надо уйти от них, уехать, это решено, зачем же я стану еще и еще истязаться?!
Он поднялся из-за стола и вышел в детскую.
Здесь за круглым столом, покрытым бумажной белой скатертью, на табуретках и кушетке разместилась компания, занятая поеданием пирожных, которые неосмотрительно внесли в комнату, надеясь, что дети примутся за сладкое после холодного и мясного. Но утка и винегреты нетронутыми лежали на тарелках. Рты были измазаны шоколадным кремом. Миша обвел детвору взглядом.
На кушетке сидели рядышком Марькины близнецы: оба пухлые, курчавые и курносые, ученики третьего класса, причем круглые отличники. С ними на кушетке была Нинон — дочь Ефима Петровича, долговязая девица 15 лет, с веснушками и какими-то больными, голубого цвета, зубами, тоже отличница. Тамара сидела о бок с Додиком, мальчик был копией отца — Арнольда Викторовича, но копия превосходила оригинал.