Страница 52 из 55
Мок поставил подпись. Рютгард спрятал бумажник в карман, сложил вчетверо написанное Эберхардом письмо, положил в конверт и пододвинул конверт полицейскому.
– Адрес: Гарри Гемпфлиху, главному редактору «Кенигсбергер альгемайне цайтунг». А теперь встань и иди к двери.
Перед самой дверью Мок остановился. Глаза у него были по-прежнему закрыты.
– Пройди по коридору и сверни в первую дверь налево!
Мок вошел в гостиную. За ним появился Рютгард.
– Подойди к двери, открой ее и выйди на балкон!
Мок наткнулся на стоящий посреди комнаты рояль, но сумел его обойти и вскоре очутился на балконе.
– Становись на парапет балкона и прыгай!
Мок, одной рукой ухватившись за дверь, а другой – за горшок с цветами, висящий на металлическом кронштейне, с трудом взгромоздился на перила. Горшок полетел вниз и разбился на дорожке между стеной здания и торчащими вверх пиками ограды. Потеряв равновесие, Мок растянулся на полу балкона.
– Лезь на парапет!!!
Мок задрал ногу, оттолкнулся рукой от стены и запрыгнул на каменные перила с такой легкостью, словно зарабатывал себе на жизнь эквилибристикой.
– А теперь прыгай вниз прямо на пики!
Мок прыгнул.
Бреслау, воскресенье, 28 сентября 1919 года, час дня
Мок прыгнул. Но его тело не напоролось на пики ограды, ноги не задергались в агонии, пиная железные прутья. Мок повел плечами и прыгнул… с перил на балкон. Правда, ему помогли. Когда он уже приседал для прыжка и решетка внизу, казалось, вся напряглась в ожидании удара, в углу балкона возникла высокая мрачная фигура, покрытая веснушками волосатая рука вцепилась Моку в пиджак и дернула на себя.
– Вы что, герр Мок! – прорычал Смолор. – Вы это к чему?
Рыжеволосого подчиненного Мока терзало жуткое похмелье. В глотке саднило, в желудке полыхало пламя, изуродованное ударом кочерги ухо горело так, что даже щекам было жарко, шишки на голове прожигали череп насквозь. Смолор был сердит на Мока и на весь мир.
Ухватив за воротник, вахмистр втащил шефа в комнату и легким пинком затолкал тело под рояль.
– Лежать, поганец, – процедил Курт и кинулся вслед за Рютгардом, который исчез за дверью гостиной.
В ярости Смолор чуть не сорвал дверь с петель. Из глубины квартиры послышался звук падающего тела. Через секунду Смолор был уже в прихожей. Глазам его предстал задранный ковер и перевернутый столик с телефоном. Спина Рютгарда мелькнула на лестничной площадке. Курт бросился следом. Доктор прыгал по ступенькам. До выхода ему было рукой подать. Разгоряченный спиртным мозг Смолора включился в работу. «Почему ковер был сдвинут, а телефон валялся на полу? Потому что Рютгард поскользнулся», – ответил себе вахмистр, уже зная, что сейчас сделает. Ухватившись за ковровую дорожку, устилавшую лестницу, Смолор напряг все свои силы и дернул. Металлические прутья повылетали из гнезд и загремели вниз по ступенькам, доктор Корнелиус Рютгард зашатался и рухнул на площадку бельэтажа, успев закрыть голову руками, чтобы не удариться о стену.
От ударов металлическим прутом тоже пришлось закрываться руками – Смолор был не на шутку взбешен.
Бреслау, понедельник, 29 сентября 1919 года, час ночи
Посреди зала, по периметру которого под потолком проходил балкон, сидел доктор Корнелиус Рютгард и, жмурясь от яркого электрического света, пытался пошевелить конечностями. Лохматая веревка так и впивалась в суставы. С головы доктора только что сняли мешок, источавший ненавистный запах формалина и еще какой-то дряни (уж лучше не думать, чего именно), – точно так же пахло по утрам в мертвецкой Кенигсбергского университета.
– Странно, Рютгард, – послышался из темноты голос Мока, – ты ведь все-таки врач. Почему же мертвецы внушают тебе такое отвращение?
– Я венеролог, а не патолог.
Рютгард проклинал тот час, когда в заснеженном окопе, освещаемом лишь звездами, единственный раз проболтался Моку, как тяжело переносил занятия в прозекторской, – его товарищи-студенты демонстративно поглощали бутерброды с колбасой, а сам он исходил желчью над старой раковиной.
– Осмотрись хорошенько. Это Институт патологической анатомии и судебной медицины, – тихо сказал Мок и расправил собственноручно написанное признание. – А я тут пока кое-что почитаю. Проверю, не меняется ли под гипнозом почерк…
Лицо Рютгарда покрыла смертельная бледность. Из банки с формалином эмбрион таращил на него глаз с бельмом. Рядом с эмбрионом виднелся распяленный кусок кожи – надпись над волосами в паху объявляла: «Только для прекрасных дам», а устремленная вниз стрелка конкретно указывала, чем именно татуированный хотел осчастливить представительниц слабого пола.
– Скажи-ка мне, Рютгард, – голос у Мока был очень спокойный, – где мой отец и Эрика Кизевальтер? В твоем госпитале о них, само собой, и не слыхивали…
– Сначала ответь на мой вопрос. – Рютгард не сводил глаз с банки с отрезанной ладонью, повернутой таким образом, чтобы каждый студент мог ознакомиться с сухожилиями и мышцами. – Как ты меня раскрыл?
– Кто задает здесь вопросы, сука? – Тон Мока ни на йоту не изменился. Его коренастая фигура оставалась в тени.
– Мок, я обязан знать. – Рютгард перевел взгляд на стеллаж, где рядами стояли простреленные черепа. – Мне непременно надо знать, вдруг меня выдал член нашего братства? Я тебе сейчас назову адрес. Пошли туда своих людей. А пока они будут обыскивать подвал, мы мило побеседуем. Просто чтобы убить время. Будем спрашивать друг друга и отвечать на вопросы. И никто не скажет «вопросы здесь задаю я». Это будет спокойный разговор двух старых друзей. Согласен, Мок? Выбирай: на одной чаше весов – мое молчание и твое полицейское самолюбие, на другой – адрес и спокойный диалог. Ты же разумный человек, Мок. Или тебя настолько переполняет гнев, что ты готов колотиться о стену своей квадратной башкой? Что ты предпочтешь?
– А почему бы мне не отправиться со своими людьми в подвал? Мне так хочется повидаться с отцом и Эрикой… Тебя-то я всегда успею допросить.
– Ай-ай-ай, – Рютгард зажмурился, только бы не видеть жутких экспонатов, – адрес-то я и забыл. Останешься со мной – может быть, и вспомню… Тебе это не составит никакого труда. Я тебе расскажу про Кенигсберг и про кое-какие мои дела. Ты допросишь меня, я послушаю тебя…
Последовало долгое молчание. Наконец Мок выговорил одно-единственное слово:
– Адрес.
– Разум победил ярость. Лосхштрассе, восемнадцать, подвал номер десять. – У Рютгарда перехватило горло, стоило ему глянуть на огромный аквариум, где плавал в формалине двухметровый альбинос с негроидными чертами лица. – Теперь скажи, как ты вышел на мой след?
Мок крикнул в темноту:
– Лосхштрассе, восемнадцать, подвал номер десять. Одна нога здесь, другая там! Возьмите с собой сестру милосердия!
С лестницы донесся топот.
– Как ты вышел на мой след? – Сознание, что он может манипулировать Моком, приносило Рютгарду странное удовольствие. – Ну, где твоя безупречная логика?
– Помнишь, я тебе рассказывал о своих ночных тревогах? – Чиркнула спичка, и к потолку поднялся клуб дыма, немедленно высвеченный лампой. – Ты все сводил к различным участкам мозга, каждый из которых управляет чем-то своим. И ты меня тогда спросил, слышат ли звуки мой отец и моя собака. Я никогда ничего не говорил тебе про собаку. По той простой причине, что никаких животных у меня в доме не было. Откуда ты о ней узнал? Только если навещал меня ночью. Вопрос: зачем ко мне мог приходить Рютгард ночью? Ответа у меня не было. – Мок затянулся. Руки у него ходили ходуном. – Когда ты у меня ночевал, то курил перед сном и выбросил окурок в отверстие слива. Откуда ты узнал, что слив именно там – в углу за старым прилавком? Ответ: ты уже бывал здесь. Только я поверить не мог, что убийца, подсунувший мне письмо директора Вошедта, ты. Мне оставалось одно – проследить за тобой. К сожалению, слежку за тобой я установил только вчера. Смолор тайком проник к тебе в квартиру и спрятался на балконе. Я приказал ему глаз с тебя не спускать. Курт – парень простой и понял все буквально. Да оно и к лучшему.