Страница 37 из 55
Портсигар он поднес так близко к лицу гостьи, что распахнувшаяся крышка чуть не хлопнула ее по носу. Рыжеволосая ловко выхватила сигарету и, обхватив худыми пальцами дрожащую руку Мока с зажигалкой, закурила.
Мок тоже закурил, припоминая советы старого комиссара Отто Вихлидала. Именно Отто когда-то направил его на работу в отдел III-б, подразделение из двух человек, которое в годы войны и разгула проституции разрослось до комиссии нравов. Вихлидал, зная, что молодой полицейский может не устоять перед женскими прелестями, наставлял его так:
– Представь себе, Мок, что эта женщина когда-то была маленькой девочкой, которая прижимала к груди плюшевого мишку и ездила на лошади-качалке. А потом представь себе, что эта девочка прижимает к груди изъеденный сифилисом член и елозит по жирным, мокрым, покрытым вшами волосам в паху.
Мок ухватился за слова Вихлидала как за соломинку. Но воображение выдало ему только первый образ: хорошенькая рыженькая девочка прижимается головкой к морде ласкового боксера. Гадкого испорченного ребенка, пожираемого сифилисом, Мок так и не смог себе представить, как ни старался.
Глянув еще раз на девушку, Мок твердо решил не подвергать свою фантазию насилию, сел на другую кровать и спросил, стараясь, чтобы голос звучал помягче:
– Я тебе представился. Назови себя и род своих занятий.
– Эрика Кизевальтер, ассистентка по организации оргий, – ответил рыжеволосый ангел звонким, почти детским голосом.
– Остроумно. – Под влиянием ее голоса, совершенно не соответствующего грязным словам, Мок еще раз вспомнил предостережения старика Вихлидала и потихоньку стал приходить в себя. – У тебя хорошо подвешен язык.
– Еще как хорошо-то. – Рыжеволосая затянулась сигаретой. – Клиенты довольны.
Двусмысленность Мок пропустил мимо ушей, разум его заполнила страшная мысль: вот этим своим допросом он приговаривает девушку к смерти, убийца выколет ей глаза, пронзит ее стальной спицей… «Чтобы спасти девчонку, – думал он, – надо будет изолировать ее в "камере хранения". А если я не найду убийцу? Ей что, годами сидеть в старой конторе Вирта? Где ее бархатная кожа будет дрябнуть и покрываться морщинами? Я еще могу ее спасти, если не буду задавать вопросов. Только ведь убийце плевать, допрашивал я человека или нет. Он ее все равно убьет. А я без ее показаний могу и не выйти на след, только обреку бедняжку на долгое прозябание в конторе. Впрочем, если я не поймаю убийцу, все узники "камеры хранения" там состарятся, не только она».
– Перестань на меня глупо пялиться и молоть чушь, – прорычал Мок, стараясь рассуждать логически. Что ему за дело до какой-то девки и ее алебастровой кожи! – Отвечай на вопросы! Только на вопросы!
– Слушаюсь, герр полицейский.
Эрика открыла окно и стряхнула пепел прямо в теплый осенний вечер, переполненный скрежетом трамваев и стуком копыт. Платье у нее было подхвачено поясом, который спускался на бедра и подчеркивал их округлость.
Моку стало очень и очень не по себе. Такое напряжение пробуждает подростка, как бы крепко он ни спал, а пожилому мужчине внушает мысль, что не все еще в жизни потеряно.
«Задам ей вопрос, – думал Мок. – Если не ответит, задам еще вопрос и успокоюсь».
– Отвечай быстро, – прохрипел он. – Вопрос первый. Твоя профессия?
– Гетера, – ответила девушка, направляясь от окна к кровати. Личико у нее было скромное-скромное и сосредоточенное. Какая уж тут насмешка!
– Откуда ты знаешь это выражение? – Мок до того удивился, что даже возбуждение стало проходить.
– Книжки читаю. – На лице Эрики появилась усмешка, показавшаяся Моку нахальной. – Особенно интересуюсь античностью. В любительском театре я даже играла Медею. Может, из меня актриса получится.
– Зачем ты сюда явилась? В эту квартиру? – Мок прикрыл глаза, чтобы не обнаруживать терзавшие его противоречивые чувства.
– Я прихожу сюда каждую субботу. Вот уже несколько недель.
– Ты тут… работала по профессии? – Мок долго подбирал слова.
– По профессии, не по призванию.
– А какое у тебя призвание?
– Театр, – шепнула она, покраснела, стиснула зубы, как бы стараясь не заплакать, и язвительно рассмеялась.
– Подробно опиши, чем ты здесь занималась в последний раз, – строго потребовал Мок. Переменчивость настроений у Эрики наводила на мысль о психической болезни.
– Тем же, чем и всегда.
– Точнее.
– Это вас возбуждает? – спросила она полушепотом.
– Детали можешь не сообщать. Говори в общих чертах.
– Я не знаю, что такое «в общих чертах»… – И опять улыбка.
– Говори же, черт тебя побери! – заорал Мок. – Те четверо, которые здесь жили, покойники!
Моку хотелось верить, что испуг на ее лице непритворный.
– Прошу прощения. Докладываю. Меня нанимал богатый господин. Фамилии не знаю. Познакомились в «Эльдорадо», где я работаю фордансеркой. У него была борода. Он со мной потанцевал, а потом мы отправились в мою комнату. Бородатый предложил мне постоянную работу – участие в сеансах разврата. Я согласилась на том условии, что если мне не понравится, то я сразу выхожу из игры.
Девушка смолкла, теребя нежными пальчиками покрывало.
– Дальше. – Мок говорил очень тихо, чтобы скрыть хрипоту. – Я не первый раз вижу такую, как ты, и на меня не действуют… рассказы гетер. Прошли те времена, когда меня возбуждали творения Алкифрона. [51]
– Жалко, – вставила Эрика серьезно.
– Это еще почему? – Мок почувствовал нарастающий гнев. Надо же, пройдоха девка вертит им как хочет!
– Мне стыдно об этом говорить, – объяснила она все так же серьезно. – Если бы вас это возбуждало, я бы просто делала свою работу. Ведь ее суть – распалить мужчину. А так я сама не знаю, какими словами изъясняться…
– Когда говоришь о своей профессии, употребляй выражение «заниматься» вместо…
– Хорошо. – И она принялась рассказывать: – Этот господин согласился на мои условия и сообщил адрес. Мне надо было приходить сюда каждую субботу после шести. Он особенно подчеркивал «после шести». Я и приходила. Никакими извращениями я не занималась. В комнате находилось шесть человек: господин, который меня нанял, юная девушка в инвалидной коляске и четверо молодых матросов. Они тут жили. По-моему, они только наряжались матросами. Настоящие матросы живут на корабле, а не… обслуживают дамочек. По приказу моего клиента я раздевалась. Мною занимался один матрос. Мой клиент переносил девушку из коляски в кровать, и ею занимались остальные три матроса. А она смотрела на меня и моего… ну, который был со мной, и это ее здорово заводило, судя по всему. Ведь насмотревшись, она охотно занималась сразу с тремя. Так повторялось каждый раз.
– А твой клиент тобой не занимался? – Мок громко проглотил слюну. – Или девушкой в коляске?
– Боже сохрани! – воскликнула Эрика.
– Почему тебя с ними не было в последнюю субботу?
– Женское недомогание.
– Значит, калекой занимались сразу четверо?
– Наверное. Не знаю. Меня здесь не было.
Кто-то энергично постучал. Мок достал маузер, двинулся к двери и заглянул в глазок. Потом открыл дверь и впустил вахмистра Смолора в переднюю.
Запахло спиртным. Смолор слегка покачивался.
– Слушайте, Смолор, глаз не спускайте с этой девушки, – Мок движением головы указал на Эрику, – пока мы не перевезем ее в «камеру хранения». Сопровождать даже в уборную! И пальцем ее не трогать! Придете через час. Можете делать что угодно, но чтобы явились трезвым. Ясно?
Кивнув, Смолор удалился, даже не пытаясь спорить или сопротивляться. Он хорошо знал своего шефа и понимал, что если тот обращается к нему по имени, как в записке, доставленной Виртом, ничего хорошего это не сулит. Закрыв за подчиненным дверь, Мок вернулся в комнату и увидел, что выражение лица у Эрики изменилось.
– Сударь, – прошептала она, – какая еще «камера хранения»? Куда вы хотите меня посадить? Мне надо работать. Этот клиент, похоже, накрылся. Пора на танцы в «Эльдорадо».
51
Алкифрон – древнегреческий писатель, живший, вероятно, в III или II в. н. э., известный своими «Письмами рыбаков, земледельцев, параситов и гетер». Все письма – вымышленные, хотя некоторые авторы существовали в реальности, как, например, оратор Гиперид и известная гетера Фрина, оправдания которой по обвинению в неблагочестии Гипериду удалось добиться, апеллируя к ее несравненной красоте.