Отец невесты

Морщинистая щека Гертруды дернулась – это движение могло быть либо результатом тика, либо недовольной гримасой.

– Дайана говорила, что вы живете при школе в Коннектикуте.

– А она не упоминала, что я директор этой школы? В прошлом году меня выбрали из трехсот кандидатов. Это ответственная и престижная должность.

Гертруда приподняла седую бровь.

– К чему эта самореклама, мистер Шоу?

Расс улыбнулся, внезапно осознав, что эта женщина безобидна – несмотря на иронически поднятую бровь, поджатые губы и жесткую, накрахмаленную блузку. Он мягко поправил:

– Доктор Шоу. Добрую половину прошедшей ночи я провел без сна, обдумывая предстоящий разговор. Мне хотелось плюнуть вам в лицо… – он предупреждающе поднял руку, – понимаю, столь непристойное выражение из уст образованного человека звучит нелепо, но иначе не скажешь. Покидая город двадцать пять лет назад, я пылал ненавистью к вам. С тех пор многое изменилось – я сам, моя работа и мой заработок. Теперь у меня нет к вам ненависти, но и уступать я не собираюсь. Я приехал сюда по просьбе Дайаны. Но если бы она не пригласила меня на свадьбу, вероятно, я все равно явился бы и стоял в глубине церкви – как во время выпускной церемонии Дайаны. Тогда она еще ни о чем не подозревала, а я жалел, что по вашей вине она считает меня умершим. Узнав правду, она бы встревожилась, а мне не хотелось волновать ее. Всю жизнь я желал только одного: чтобы Дайана была счастлива.

Сделав краткую паузу, Расс перешел к цели своего визита:

– Дайана попросила меня принять участие в церемонии, и я согласился. Синтия узнала об этом недавно. Она уже предложила Рею Бауэру быть посаженым отцом и была не в восторге от идеи Дайаны, но согласилась исполнить ее желание. Я бы хотел, чтобы вы последовали ее примеру.

В столовой воцарилась неожиданная тишина. Расс не сделал ни малейшей попытки нарушить ее. Он ждал согласия Гертруды, и то, что она медлила с ответом, не удивило и не встревожило его. Синтия не раз говорила, что ее мать невероятно горда. Пусть Гертруда ответит ему, когда сочтет нужным. Расс не протестовал, надеясь, что ответ его устроит.

Он не ожидал, что выражение лица старухи неуловимо изменится, но на этот раз на нем читалось не раздражение, а чувство, на редкость близкое к раскаянию.

– Многие, – заговорила она тише, чем прежде, – считают меня надменной, властной и нетерпимой, и в целом они правы. Когда кто-то встает у меня на пути, я становлюсь невыносимой, и даже когда мне никто не перечит, мне трудно избавиться от досадных черт характера. Но во всех случаях я искренне считала, что поступаю справедливо. – Она отвернулась и сжала губы, всем видом показывая, что не собирается извиняться. – Признаюсь, я жестоко обошлась с Синтией, выгнав ее из дому без гроша, когда вы тайно поженились, но я была возмущена и оскорблена тем, что она не послушалась моего совета, и искренне верила, что только решительные меры помогут мне вернуть дочь.

– У нее родился ребенок. За три месяца вы ни разу не проведали Дайану.

– За четыре, – поправила Гертруда, вновь устремив взгляд на Расса. – После вашего отъезда Синтия еще месяц жила на прежней квартире, ожидая, что вы вернетесь, а потом долго не могла оправиться от горя. Я покривила бы душой, сказав, что ее чувства меня ничуть не тревожили.

– Неужели вы настолько сильно ненавидели меня?

– Нет, я настолько крепко любила Синтию. Мне было больно видеть, что моя единственная дочь убита горем.

– Однако вы не стали разыскивать меня и просить вернуться.

– Разумеется. Я считала, что в интересах самой Синтии поскорее забыть о вас. Мэттью был для нее гораздо более подходящей партией. Благодаря ему Синтия обрела уверенность, которой никогда не дождалась бы, живя с вами. Но суть не в этом. Дело в том, что я люблю дочь и желаю ей счастья. То же самое касается и моей внучки. Вот так. Если ваше участие в церемонии осчастливит Дайану, я не стану противиться.

Расс не смог заставить себя поблагодарить Гертруду, хотя испытал невероятное облегчение. Внезапно он понял натуру этой женщины. Сжав губы, он на минуту задумался, затем кивнул и повернулся к двери, но уже на пороге оглянулся и осторожно спросил:

– Скажите… неужели вы не стали бы разыскивать Синтию, если бы она не позвонила вам?

Гертруда вновь вздернула подбородок.

– Я выяснила, где живет Синтия, задолго до того, как она позвонила мне. И увидела Дайану почти сразу после рождения. По выходным я часто сидела в машине у входа в парк и наблюдала, как вы передаете малышку из рук в руки.

У Расса перехватило дыхание. Он долго смотрел на Гертруду, размышляя о ее упрямстве, гордости и потерянных годах. Затем кивнул, повернулся, но и на этот раз не ушел. И не оглядываясь, проговорил:

– Последний вопрос… Как бы вы отнеслись к тому, если бы мы с Синтией вновь стали встречаться, если бы она навестила меня в Коннектикуте?

После минуты, показавшейся Рассу вечностью, Гертруда ответила:

– Синтия – взрослая женщина. Она вдова. Я не вправе распоряжаться ее жизнью.

– Она любит вас и потому не захочет причинять боль. Неужели вы намерены устраивать ей скандалы?

Голос пожилой женщины прозвучал еле слышно:

– Разве это пойдет мне на пользу?

Недоумевая, Расс обернулся.

– Что вы имеете в виду?

– Мне нечем удержать Синтию. Она надежно обеспечена, занимает прочное положение в обществе. Теперь она не нуждается в моей помощи, как двадцать пять лет назад. Если она решит встречаться с вами, а я стану возражать, вполне возможно, она вновь пренебрежет моим советом, только на этот раз у нее не будет никаких причин вернуться. Откровенно говоря, сейчас мне бы не хотелось потерять дочь.

Смысл ее слов не сразу дошел до Расса. Он спросил, желая убедиться, что не ослышался:

– Значит, вы не станете ссориться с ней?

– По этому поводу – нет. – Уголок рта Гертруды дрогнул, и Расс был готов поклясться, что видел подобие улыбки. – Но что касается других – ручаться не стану. Ведь я – Гертруда Хоффман. Я по натуре требовательна и своевольна, временами даже чересчур. Возмущаться по тому или иному поводу я перестану лишь в день своей смерти. У вас есть еще вопросы?

Подумав, Расс покачал головой. В последний раз кивнув и взмахнув на прощание рукой, он скрылся за дверью, вышел из дома и направился к машине. Внезапно день показался ему небывало солнечным и ясным.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Репетиция свадебной церемонии в четверг вечером прошла без сучка, без задоринки, полностью удовлетворив Синтию. Прежде всего, незадолго до репетиции Синтии сообщили, что Джимми Шуллер пришел в сознание. Кроме того, все подружки невесты и шаферы – за исключением одного Джареда Флинна – благополучно прибыли в Сент-Луис, девочки-цветочницы вели себя прилично, не вызывая нарекания матерей, а Гертруда ничем не выразила удивления, увидев, как Расс ведет Дайану к алтарю по центральному проходу между скамьями. Словом, Синтия осталась всем довольна.

Ее настроение улучшилось, когда вся компания отправилась из церкви в ресторан в Хилле, принадлежащий семье Ника, где должен был состояться предсвадебный ужин. Ресторан был небольшим, но элегантным – с белыми скатертями, белыми льняными салфетками и свежими цветами. Свечи на каждом столике, картины и фотографии на стенах создавали уютную, домашнюю атмосферу.

Синтии нравилось семейство Гранателли, с которым она была давно знакома. Она любила Терезу – дородную, величавую женщину, способную статью и достоинством поспорить с Гертрудой, по-дружески относилась к Дому, пожилому красавцу с седыми усами и ястребиным носом, и дядюшке Вито с неизменной сигарой, которая казалась настолько неотъемлемой принадлежностью этого мужчины, что никто и не думал жаловаться. Синтии нравились сестры Ника: Паола, Фрэнки и София – и его братья: Карло и Винни – блондины, как и сам Ник, которого Синтия уже успела полюбить, как родного сына. Но больше всего Синтию радовало, что Ник и Дайана влюблены и что их любовь преодолела различия в происхождении, которые доставляли столько мук старшему поколению. Если Гертруда и была против этого брака, она благоразумно промолчала, должно быть понимая, что Синтия всеми силами будет бороться за право дочери на счастье.