Все девушки — невесты

Забыв поприветствовать их, схватил со стола бутылку ликера «Оранж Биттер», к которому весь вечер прикладывалась Эллен, отпил из горлышка и упал в кресло. Золовка, отставив чашку с кофе, нарочито громко презрительно рассмеялась.

— Где ты был?! — не своим голосом, истерично воскликнула испереживавшаяся Хайди.

Приблизившись к мужу с брезгливой гримасой, до полуобморока стесняясь Эллен, она отобрала у него бутылку и заметила, как тяжело он дышит, хватая воздух перекошенным ртом. Госпожа Хильдеринг чуть сама не свалилась рядом с креслом, а сердобольная тетушка Анке, поспешив к ней, опрокинула на ковер блюдо с остатками харинга — жирной малосольной селедки.

— Маурису нужен врач! Срочно вызовите врача! — воскликнула старушка, непонятно к кому обращаясь.

Пока Хайди дозванивалась доктору и дожидалась его, ее супруг впал в беспамятство — метался в кресле с багровым лицом и закатившимися глазами и звал некую неизвестную Софи.

— Ха-ха, Софи, — глумилась Эллен. — Он спутался с какой-то француженкой! Бедняжка сестричка, тебе достался далеко не самый лучший муж!..

— Ах, милочка, порой я думаю, что мы с Хайди сами — далеко не идеальные жены, — уронила слезу Анке, привалившись к мужниному плечу.

— Это точно, — с неудовольствием подтвердил дядюшка Хэнк. Он досадовал, что ужин омрачился отсутствием хозяина, поскольку за столом было решительно не с кем поделиться своими взглядами на иракский конфликт. Не с женщинами же, ничего не смыслящими в политике, толковать об этом?!

Мауриса Хильдеринга еще до наступления полуночи госпитализировали. Предварительный диагноз оказался неутешительным: гипертонический криз, отягощенный воспалением тройничного нерва. Доктор Петер Кнепкинс предположил, что пациент страдал от высокого давления с самого утра и усугубил свое состояние принятием алкоголя.

Хайди безутешно плакала в холле клиники. Эллен более не упражнялась в язвительности, но и не трудилась выражать сочувствие, зато вызвалась развезти родственников по домам. К тому моменту дождь иссяк, небо очистилось и представилось бездонным, как гигантский колодец, — это обстоятельство чрезвычайно порадовало дядюшку Хэнка, который ценил ясную погоду и терпеть не мог осадков в виде дождя, снега и слез.

Утром ветер, резвившийся над сибирской столицей, как шальной щенок, угомонился, улегся калачиком на пуховой подушке облака и отчалил в неведомые края. А снег, попранный наступательным движением мегаполиса, быстро обращался в слякоть. Его размазывали колеса машин и подошвы спешащих прохожих, подтапливали испарения канализационных люков. Разве что деликатные касания птичьих да кошачьих лапок не наносили дару небес существенного вреда. Как бы то ни было, вскоре от белизны остались лишь воспоминания…

Первый снег уцелел лишь за городом, и рослый, великолепно оформленный физически мужчина, выйдя на крыльцо своего особняка, зажмурился от ослепительного сияния. Оно ничуть не восхитило его, скорее раздражало, как и общее разбитое состояние. Молодой человек катастрофически не выспался, потому испытывал крайнее недовольство собой: зачем пробудился среди ночи? Как последний шизоид прислушивался к нежилой тишине дома, ворочался на гладких простынях и анализировал свои промахи. Ночью вдруг представилось, что жизнь решительно не удалась — он упустил свой шанс, свою птицу счастья!.. Да, совершенно напрасно предоставил неограниченную свободу жене Лоре, отпустив ее в Лондон, — такие женщины — независимые и красивые — редкость… Да и бог бы с ней, обидно, что сына не воротишь… маленькому ребенку мать нужнее отца… может, потом, когда повзрослеет, он осознает…

Думать о семейном крахе было невыносимо — от этого хотелось крушить все вокруг. Мужчина, рослый и сильный, как Антей, ощутил себя козявкой, придавленной пальцем, и бился, напрягая мускулы, с подушкой, молотя по ней стиснутыми кулаками. Наконец, ему удалось переключить думы на бизнес, в котором все — абсолютно все! — зависело исключительно от него… Когда в спальню вполз предутренний свет, для генерального директора — основателя и владельца строительно-отделочной компании «Контур» Вадима Георгиевича Паперного — сделалось очевидным, что персонал отдела маркетинга нужно немедленно кардинально обновить. Куда это годится? Конкуренты задирают цены, а спрос на их квадратные метры выше!.. И с землеотводом пора что-то решать: в центре еще полно неиспользованных резервов… Он перевел стрелки будильника на час вперед и, успокоенный, уснул. Но разве часа сна достаточно для реабилитации измотанного нервными перегрузками организма?!

«Неужели придется прибегнуть к транквилизаторам?» — невесело думал Паперный, стоя под душем, поминутно меняя температуру воды с обжигающе горячей на ледяную. Вода немного взбодрила, однако завтракал Вадим Георгиевич без аппетита: кофе казался излишне горьким, бекон — пересушенным, фрукты — безвкусными, как трава. Еще больше раздражало пастозное выражение лица экономки Шуры — гнать ее взашей, надоела!.. Он перевел взгляд на экран телевизора, транслировавшего выпуск новостей. Все то же: на Алтае подсчитывают убытки от сентябрьского землетрясения, люди ночуют на улицах, а ученые не исключают возможности новых подземных толчков. Горы молодые, продолжают формироваться… Вот и он, как молодая гора, испытал землетрясение роста!.. Подумаешь, жена ушла — туда ей и дорога… Паперного осенило, что рекламу новостроек его компании надо дополнить заверениями о сейсмостойкости сооружений. Промокнув губы салфеткой, он встал и… вспомнил, как незадолго до трезвона будильника увидел во сне Софью Померанцеву. Не Леру из банка, не модельку Женьку и не парикмахершу Надюшку, у которой вчера подстригался и она липла как банный лист… Приснилась именно Соня — не самая молодая, не самая красивая, зато самая добрая и непосредственная из его знакомых… Сонечка никогда ни о чем не просила, но почему-то только ей хотелось давать… Парадокс! Ему всегда хотелось произвести на нее впечатление, найти понимание, одобрение… И Лерка, и Женька, и другие бабцы одолевают звонками, караулят в приемной, берут в оцепление, как волка, а эта строптивая крепость ни за что первая не позвонит!.. Ну и ладно, он тоже не станет ей навязываться, решил Вадим, стоя на крыльце и жмурясь от солнца. Надо бы вернуться в дом за темными очками, да времени жалко, без того задержался. Он направился к машине. Пока разогревал двигатель, мелькнуло желание снова залечь в койку… нет, никак нельзя, дел по горло!.. Он стронул свой BMW, миновал ворота, вырулил на трассу и, безотчетным жестом вынув мобильник, вызвал из его памяти номер Сонечки.

— Алло, — хрипловатым спросонья голосом отозвалась Ритка, ее взрослая дочь. — Ой, это вы, Вадим Георгиевич?.. А мама еще спит.

— Счастливая!

— Да уж какое там счастье? Она третью неделю бюллетенит.

— А что с ней?

— Не знаю, какое-то сложное глазное заболевание. Блефароконъюнктивит, кажется… Глаза гноятся, и зрение падает.

— Почему мне не сообщили?!

Рита замялась, а он заявил, что приедет немедленно. Спустя полчаса кое-как одетая и причесанная, стеснявшаяся своей неприглядности и беспомощности Сонечка сидела рядом в машине, мчавшейся в сторону частного медико-диагностического центра, услугами которого обычно пользовалась супруга владельца компании «Контур».

— Будешь фигурировать под именем Лора Паперная, — поставил в известность свою спутницу Вадим.

— Не много ли чести для меня? — хмыкнула Соня, не поворачивая головы от окна. — Может, я как-нибудь под своим именем проканаю?

— Зачем новую карточку заводить? Все равно Лорке она уже не понадобится.

— Ну да, она ведь молодая и здоровая…

— Не в том соль!.. Она сменила место жительства и мужа. Вернее, наоборот — сначала мужа, потом страну… Нашла более подходящего джентльмена в Лондоне, — сухо отрезал Паперный.

— Извини. — Софья подняла на него свои кроличьи красные глаза.

— Извиняю! — Он накрыл ее руку своей ладонью и легонько сжал. Сказал с европейским акцентом: — Это не есть трагедия.