Страница 17 из 62
— Думаешь, она плачет поэтому?
— Не думать. Я это знать, дорогуша. Нам теперь надо следить за свои головы, это я честно говорить.
Я пожала плечами:
— Что нам теперь делать, Йеветта?
— Понятия не иметь, дорогуша. Ты меня спросить, и я тебе говорить, что это наш первый проблема в этот страна. У меня на родина — там нету покой, зато у нас бывать много слухи. Кто-то всегда может шептать тебе на ушко, куда надо пойти за тем и за этим. Но тут у нас совсем другой проблема, Мошка. У нас есть покой, зато нету ин-фур-ма-ции.Понимаешь, про что я толковать?
Я посмотрела Йеветте прямо в глаза:
— Что происходит, Йеветта? Ты говорила, что сделала какую-то хитрость. Какую? Как получилось, что нас отпустили без всяких бумаг?
Йеветта вздохнула:
— Ну… я оказать любезность один мужик из эти, из иммиграционный служба, понимать? Он маленько повозиться с компьютер, что-то там подправить, и — БАМ! — выпадать имя для освобождение. Ты, я и эти два девчонки. А эти служащий из центр временный содержаний, они вопросы не задавать. Видеть с утра, какой имя выпадать на компьютер, и — БАМ! — тебя выводить из твоя комната, и все. Идти ты на вся четыре сторона. Им плевать, приезжать за тобой твой социальный работник или не приезжать. Они слишком занятый все. Сидеть и пялиться на девица с голый сиська в газете, вот чем они занятый. Вот так. Зато теперь мы свободный.
— Вот только у нас нет никаких документов.
— Ага. Только я не бояться.
— А я боюсь.
— Не надо.
Йеветта сжала мою руку. Я улыбнулась.
— Вот умничка, дорогуша.
Я обвела огромную комнату взглядом. Девушка в сари и девушки без имени устроились через шесть кроватей от нас. Я наклонилась к Йеветте и прошептала ей на ухо:
— Ты кого-нибудь знаешь в этой стране?
— А как же, дорогуша. Увильям Шекаспир знаю, леди Диана, Битва за Британия знаю. Все-все знаю. Каждый имя знаю, я ж экзамент на гражданство сдавать. Можешь меня проверять.
— Нет. Я хотела спросить, знаешь ли ты, куда пойдешь, если мы сумеем уйти отсюда?
— Конечно, дорогуша. Кой-кто есть у меня в Лондоне. Половина Ямайка жить на Коул-Харбор Лейн. А по соседство небось сплошной нихер-рийцы живут, и достали они ямайцы по самый печенка. Ну, а ты? Иметь кто родной тут?
Я вынула из пластикового пакета британское водительское удостоверение и показала ей. Это была маленькая пластиковая карточка с фотографией Эндрю О’Рурка. Йеветта поднесла ее ближе к глазам:
— Это что такой?
— Это водительское удостоверение. На нем адрес человека. Я собираюсь его посетить.
Йеветта внимательно рассмотрела фотокарточку, отвела руку подальше и наморщила нос. Потом снова придвинула фотографию ближе к себе и заморгала:
— Так это ж белый мужик, Пт-челка.
— Знаю.
— Ладно, ладно, это я просто проверять — слепой ты или тупой.
Я улыбнулась, а Йеветта — нет.
— Нам надо держись вместе, дорогуша. Почему ты не хотеть ехать в Лондон со мной? Мы там обязательно находить кто-то из твои люди.
— Но это будут незнакомые люди, Йеветта. Я не буду знать, можно ли им доверять.
— А этот мужик ты доверять?
— Я его один раз видела.
— Ты меня извинять, Мошка, только этот мужик не походить не твой иди-ал.
— Я познакомилась с ним в моей стране.
— Какой черт его понести в Нихер-рия?
— Я познакомилась с ним на пляже.
Йеветта запрокинула голову и хлопнула себя по бедрам:
— ВУ-ха-ха-ха-ха! Теперь я понимать. А они мне говорить: она есть девст-венница!
Я покачала головой:
— Ничего такого не было.
— Нет, ты мне не говорить, что ничего такого не бывать, маленький сексуальный Мошка. Чего-то ты делать с этот мужик, раз он тебе давать такой важный докер-мент.
— Его жена там тоже была, Йеветта. Она красивая женщина. Ее зовут Сара.
— Так почему он отдавать тебе свой водительский права? Что, он думать: мой жена такой красивый женщина, такой красивый, что я больше никогда никуда не ехать на машина, только сидеть дома и смотреть на моя жена?
Я отвела глаза.
— Ну, чего? Ты украсть этот докер-мент?
— Нет.
— А чего? Что случиться?
— Я не могу об этом говорить. Это случилось в другой жизни.
— Ой, Пт-челка, видать, ты слишком много учить свой красивый английский язык, потому как ты говорить какой-то глупости. Жизнь бывать только один, дорогуша. И если тебе какой-то кусок твоя жизнь не нравиться, этот кусок все равно часть от тебя.
Я пожала плечами, легла на матрас и стала смотреть на ближайшую цепочку, свисающую с крыши. Каждое звено соединялось с предыдущим, а то — с другим звеном. Цепочка была крепкая, мне не порвать. Она медленно покачивалась и поблескивала в свете солнца, проникающего в окна. Потянешь за взрослого человека — и рано или поздно доберешься до ребенка, как будто вытягиваешь ведро с водой из колодца. Ни за что не возьмешь в руки оборванный конец, к которому ничего не привязано.
— Мне тяжело вспоминать тот день, когда я встретила Эндрю и Сару, Йеветта. Я даже не могу решить, стоит мне к ним ехать или нет.
— Ну, так рассказывать мне про это, Мошка. А я тебе говорить, стоит тебе к ним ехать или нет.
— Я не хочу говорить об этом с тобой, Йеветта.
Йеветта сжала кулаки, подбоченилась и сделала большие глаза:
— Это почему ты не хотеть, маленький мисс Африка?
Я улыбнулась:
— Я уверена, в твоей жизни тоже было что-нибудь такое, о чем ты не хочешь рассказывать, Йеветта.
— Это только потому, чтоб ты мне не позавидовать, Мошка. Если я тебе рассказать, какой роскошный у меня был жизнь, ты просто весь так обзавидоваться, что просто лопнуть от зависть, а потом девчонка в сари придется прибираться, а она такой усталый, что дальше некуда.
— Нет, Йеветта, я серьезно. Ты вообще рассказываешь о том, что с тобой случилось — что заставило тебя отправиться в Соединенное Королевство?
Йеветта перестала улыбаться:
— He-а. Если я говорить люди, что со мной случиться, мне никто ни за что не поверить. Люди думать, что Ямайка — сплошной солнышко, ганджа [21]и Джа Растафари [22]. Но это не так быть. Делать шаг не в та сторона политика, и тебя наказывать. И твоя семья наказывать. Только не так наказывать — типа неделю без мороженое. Я иметь в виду так наказывать, как будто ты просыпаться, а у тебя кровь в жилах застывать, а в доме у тебя тихо-тихо, во века веков, аминь.
Йеветта сидела совершенно неподвижно и смотрела на свои шлепанцы. Я накрыла ее руку своей рукой. Над нашими головами покачивались цепочки. Наконец Йеветта вздохнула:
— Но люди никогда не верить про такой в моя страна.
— А что же ты сказала человеку из Министерства внутренних дел?
— Ты про мой интервью беженка? Хотеть знать, что я говорить этот человек?
— Да.
Йеветта пожала плечами:
— Я ему говорить, что, если он так устроить, что меня отпускать из это место, он может со мной делать, что хотеть.
— Не понимаю.
Йеветта округлила глаза:
— Ну, спасибочки Господу Богу, что мужик из это министерство был капелька поумней тебя, Мошка. Ты что, никогда не замечать, что в эти комната для интервью нету окна? Я тебе клятва давай, Мошка, что баба этого мужика из министерство небось уж лет десять его к себе не подпускать — вот как он на меня смотреть после мой предложений. И такой не раз бывать, усекать, дорогуша? Этот мужик у меня четыре раза брать интервью, пока не убеждаться, что у меня вся бумага в полный порядок. Ну, теперь понимать?
Я погладила ее руку:
— О, Йеветта…
— Ой, ладно, Мошка. Ничего такой. Если сравнивай с то, что они со мной делать, если я возвращаться на Ямайка… Это ничего.
Йеветта улыбнулась мне. В уголках ее глаз блеснули слезинки, потекли по щекам. Я стала стирать слезы с ее щек и вдруг сама расплакалась, и Йеветта стала утирать мои слезы. Это было смешно, потому что мы никак не могли перестать плакать. А потом Йеветта рассмеялась, и я тоже, и чем дольше мы смеялись, тем труднее нам было перестать плакать, и в конце концов девушка в сари зашипела на нас, чтобы мы перестали шуметь, иначе мы могли еще сильнее напугать девушку без имени. Она лежала на кровати и что-то безумно бормотала на своем языке.
21
Ганджа — одно из жаргонных названий марихуаны.
22
Джа — искаженное Иегова — верховное божество растафарианцев, приверженцев своеобразной религии, получившей большое распространение на Ямайке.