Час зверя

Нэнси начала медленно продвигаться по карнизу.

— Погоди! Что ты делаешь? Какого черта?!

«Не знаю. Не знаю. Не знаю!» — мысленно откликалась Нэн. Правая стопа скользнула вперед по узкому краю. Левая нога следует вплотную за ней. Пальцы ощупывают шероховатый кирпич. Расщелина там, где легла известка. Шепот ветра, колеблющего волосы, шорох машин внизу, собственное дыхание. Резкие вдохи. Уф-уф-уф.

— Черт побери! — орет наверху отец. Теперь он убрал голову, его голос почти не слышен. Что-то толкует матери в глубине комнаты. Нэнси не разбирала слов. Ползла вперед. Снова: правая нога вперед, левая позади. Пальцы, точно паук, распластались по кирпичной стене. Уф-уф-уф. Рот слегка приоткрыт. Слюна, застывая на ветру, стекает на подбородок…

— Нэнси…

Резкий звук дыхания замер. Нэнси остановилась посреди карниза над Лексингтон-авеню. Ее имя!

— Нэнси…

Кто зовет ее по имени?!

Пальцы впились в известку. Грудь вдавлена в камень. Свитер болтается на ветру. Насторожилась.

— Нэнси, Нэнси!

Это уже не голос отца. Слишком высокий, слишком тоненький, пронзительный. Шепчет, точно гладкий шелк о шелк трется. Словно ветерок в ночном лесу. Этот голос похож на что-то… на те голоса, что окликали из-за двери там, в коридоре.

В ужасе Нэнси задрала голову. Ей приходилось поднимать голову толчками, чтобы удержать равновесие. Дюйм за дюймом продвигался вверх подбородок. Глаза уже могут что-то разглядеть.

— Нэнси…

Горгулья с усмешкой смотрит вниз. Руки разбросаны в стороны, длинные, обезьяньи. Дразнясь, высовывает язык, выворачивает губы.

— Нэнссси, — шипит изваяние.

— О! — Нэнси поспешно опустила голову, оцарапав щеку о камень. Руки и ноги стали ватными. Сейчас потеряет равновесие. Сердце бьется часто и сильно о камень, его удары вот-вот сбросят Нэнси вниз…

И все же она сумела удержаться. Нэнси устало сомкнула веки, рот так и остался открытым. Вновь вырывается из груди короткое дыхание со всхлипом.

— Нэнси!

— Ради Господа Бога! — бессильно прошептала она.

Приоткрыла глаза. Собралась с духом. Начала продвигаться дальше. Быстрее. К краю стены. Правая нога — шажок, еще шажок. Левая нога позади.

— Нэнси! Нэнсссссссииииииии!

Нэнси добралась до следующего окна. Покрепче уцепившись за каменную отделку, шагнула на выступ. Здесь ей пришлось остановиться, выравнивая дыхание. Найти положение поудобнее для головы. Прикрыть глаза, мысленно повторяя: «Я не слышала никаких голосов. Я не слышала. Не слышала».

Но ведь слышала. Призрачный, воздушный, эфирный вздох. Они зовут ее. Дразнят. Нашептывают ее имя ветру, касаются ее, точно целомудренным поцелуем. А теперь еще какой-то звук. То возникает, то пропадает. Вжик-вжик-вжик-вжик! Царапается, скребется. Будто кошка точит когти перед прогулкой.

«Не слышу!» — попыталась устоять она, но воля изменила: Нэнси подняла взгляд. Забыв об осторожности, изогнула шею, запрокинула голову назад, потом отвела чуть в сторону, чтобы получше разглядеть. Еще одна горгулья. Рогатый дьявол с глазами петуха. Висит вниз головой, демонстрируя небесам обнаженную задницу. Пальцы опущены вниз, почти добрались до волос Нэн, держится за кирпич. И вдруг… он ожил! Двинулся по стене тараканьей пробежкой, пополз вниз по кирпичам. Вот уже на пару футов ближе к Нэн. Остановился. Усмехается, глаза блестят. И снова вжик-вжик-вжик! — паучьи лапки и волосатые ноги, возит ими по кирпичу, быстро, как насекомое. Все ближе ближе Подбирается к ней.

— Привет, Нэнси!

Нэнси завизжала, запрокинула голову еще дальше — да, тот, другой монстр, который показывал ей язык, — теперь он тоже перевернулся вверх тормашками. Приостановился, точно жук, которому преградили путь соломинкой, и вдруг проворно пополз по кирпичному фасаду По диагонали прямиком к ней. Снова остановился, приподнял морду, чтобы погримасничать вволю.

— Нэнси! — хохочет и высовывает язык.

Нэнси не удержалась от смеха. «Это здорово, просто здорово!» — подумала она. Закрыла глаза и смеялась, смеялась. Держалась в изгибе окна, ухватившись за камень. Плечи трясутся от смеха. Слезы ползут из-под ресниц, щеки влажные. Просто восхитительно!

Открыла глаза и увидела всех остальных. Тех, что далеко наверху Еще двое белокаменных зверей обернулись к ней со своими ужимками и выкрутасами. Остро отточенные когти, обезьянья стопа, скребут-скребут по камню. Кривые губы проталкивают ее имя. Ветер вокруг гудит от их шепотка.

Это не может, это не может происходить на самом деле. Бы переживаете эпизод… эпизод горгульемании…Но Нэнси уже отхохоталась. Сердце колотится, к горлу подступает тошнота, душат слезы. Стена, точно волны, колышется под руками. Нэнси готова упасть, броситься на мостовую, лишь бы они прекратили, растворились, исчезли. Монстры, ублюдки. Запугивают ее, подбираются.

— Нэнси! Нэнси! — зовут чудовища.

Нэнси яростно заскрипела зубами. «Оливер! — напомнила она себе. — Оливер Перкинс».

На мгновение усилился ветер, растрепал волосы. Нэнси заставила себя сильно скосить глаза, рассмотреть, что впереди, где кончается высокая стена. Оттуда можно спрыгнуть на плоскую крышу соединяющей два крыла приземистой постройки, а потом спуститься на улицу. Сердито фыркнула, покачала головой. Избавиться от насмешливого шепота в ушах, скрежета каменных когтей…

Шепот-скрежет все громче. Они уже близко! Надо двигаться, надо уходить. Плевать, если сорвется. Даже лучше, если сорвется, поделом этим маленьким каменным ублюдкам. Правая нога вновь двинулась вперед, левая подтянулась за ней. Пальцы отплясывали по стене неистовый танец. Глаза слезились от ветра. Те все зовут.

Она слышит их голоса, они бьются в темнице ее черепа. Шепотки, точно струйки дыма, подымаются вверх, извиваясь, переплетаясь друг с другом. Скребут лапами по кирпичу так сильно, что заглушили негромкий звук сирен и отдаленный шорох машин, проносящихся внизу по Лексингтон-авеню.

Нэнси заставила себя сделать еще один шаг. Край уже близок, вот и острый срез стены, изгиб карниза. Нэнси уже видела двумя этажами ниже плоскую крышу соединяющей пристройки. Серый асфальт надвигался на нее из темноты. Она следила за своими стопами, за кроссовкой, скользнувшей за поворот. И вот она на месте. Заворачивает за угол. Одна рука уже на той стороне, щека прижата к острому углу стены. Обо всем остальном позабыла. Не обращает внимания ни на поскуливание, ни на высокие, проникающие в уши голоса. Глянула вниз на свою ногу.

Оттуда, снизу, где упиралась в камень стопа, послышалось вдруг хихиканье: «Хе-хе-хе!» Тихий голос позвал:

— Нэнси!

Из-под карниза скакнула к ней горгулья. Белая рука из обтесанного камня ухватила девушку за щиколотку. Усмехающееся идиотской усмешкой лицо рассеклось посредине, гостеприимно распахнув челюсть. Хохочет, пронзительно визжит от смеха.

Нэнси вскрикнула. В ужасе вцепилась в собственные волосы. Попыталась высвободить ногу из цепкой каменной хватки.

Еще мгновение она висела в воздухе, каким-то образом цепляясь за карниз, пока наконец не утратила равновесие. Судорожно выкинула вперед руки — слишком поздно. Перевернулась и полетела вниз.

Навзничь рухнула в ночь.

Значит, и это его не миновало. «Все, — подумал Зах. Все у него отбирают».

Девушка — как ее, Эйвис — прижималась к стене у самой двери. Лицо бледное, точно известка. Он следил, как дрожат ее пальцы, как прикасается блестящий ноготь на среднем пальце правой руки к продольной расселине у косяка. Костяшки красные. На тыльной стороне ладони глубокие поры. Волосы, грязновато-белые, рассыпались по плечам.

— Черт побери! — пробурчал он.

С силой воткнул дуло пистолета в спину девушки, заставив ее тихонько всхлипнуть. Поморгал, пытаясь избавиться от мусора в голове, от всей этой чуши. Дотянулся до дверного замка, распахнул дверь, выглянул в коридор. Лампы-шары под потолком, яркий свет, можно в подробностях разглядеть шероховатую поверхность деревянных перил.