Страница 14 из 18
– Как? – улыбнулась Елена Викторовна.
– Больше всего на свете!
Начинать нужно с малого. Самые маленькие американские горки были на ВДНХ – и они отправились туда.
Была суббота, но утром народа в парке оказалось немного.
– Может, лучше на колесе? – осторожно спросила Марина. – Вон оно какое огромное. Разве не страшно?
– Страшно, – деловито сказала Юля, – но не так. Горки – лучше.
Вот так же, наверное, говорил Александр Иванович, совершая утренний обход: «А почему норваск не принимаем? И что за упрямый народ! Надо норваск принимать. А витамины тут ни при чем. Как дети, честное слово».
– Негр, – сказала Марина.
– Что негр? – не поняла Юля.
– Там негр работает. Вон он, у входа.
– И что?
– Не знаю. Плохая примета.
– Во-первых, – сказала Юля и по крутила пальцем у виска, – такой приметы нет. А во– вторых, Я бы, тебе не советовала называть его негром, потому что он как представитель афро-негроидной расы может обидеться. Марина, это мавр!
И как только Юля запоминает все эти слова. Однажды, пересказывая Кахоберу Ивановичу параграф из учебника, Марина пыталась вспомнить слово «абориген» – и не смогла.
– Марина, это мавр! – сказала Юля. – И он красив как Бог.
– Эй! – Марина толкнула ее в бок. – А Коля?
– Вместо того чтобы сеять вражду между дружественными народами, – тихо сказала Юля, – подумай о подруге. Потому что я тоже боюсь.
Миновав ряд заграждений, они оказались за высокой оградой.
– Юля! Я боюсь.
Табличка, прикрученная проволокой к металлической решетке, гласила: «Билеты возврату не подлежат!»
– Я не хочу! – И, как зверь, за которым захлопнулась дверца клетки, Марина бросилась к выходу, но, если ты уже проходишь через турникет, вернуться назад нельзя.
– Здеся, – сказал «мавр», и это означало: садитесь в эту кабинку.
– Мы что, вдвоем поедем? – спросила Марина. Пускай они умрут. Но почему вдвоем?
– Дывоем, дывоем, – сказал мавр, показав ослепительно белые африканские зубы. – Дывоем! Хоросо!
– Нет! – успела сказать Марина.
– Мама! – сказала Юля.
– Мама! – сказала Марина.
Ей казалось, что вместо головы у нее живот, а голова, наоборот, – в животе.
Все вокруг грохотало и кружилось. Пронеслись мимо облака, дома и деревья. В толпе мелькнуло круглое улыбающееся лицо.
– А-а-а...
Кто это? Нет, она не ошиблась: это он, Витамин.
– А-а-а...
«Смотри, – хотела крикнуть Марина, – Витамин!» Но вместо этого из груди вырвался слабый стон:
– Ви-а-та-а-а...
– Ну как? – спросила Юля, когда, покачиваясь из стороны в сторону, они шли по улице, натыкаясь на прохожих.
– Голова кружится, – сказала Марина.
– У меня тоже кружится. Я вообще спрашиваю как?
– Хорошо, – улыбнулась Марина. – Хочется петь и танцевать. Но ноги не держат.
– Я же говорила: адреналин! .
В метро они ехали молча ехали – и улыбались. «Витамин! – хотела сказать Марина: – Он был там!» А может, ей показалось?
Коля Ежов уже давно стал для Марины родным человеком. С утра до вечера она слушала рассказы о Коле. Благодаря этому она смотрела на Колю глазами подруги. Старая вражда была забыта, и теперь Коля предстал. перед ней героем. Коля пригласил Юлю в кафе. Коля вернул велосипед. Наконец, Коля любил Юлю – и только за это Марина была готова простить ему все.
Думая о Коле, Марина снова вспомнила Юрия Петровича, и ей стало грустно. Он никогда не сможет ее полюбить. Потому что он женат. Потому что ей четырнадцать, а ему – тридцать пять. Потому что она – Муся, а он – Петрович.
– Знаешь, – сказала Марина, когда они перешли на другую сторону улицы и повернули в арку, я тебе завидую.
Но ей никто не ответил.
– Юля?
И снова молчание.
– Юля!
Было уже одиннадцать – и Марина в третий раз позвонила Юле. Но Юля домой не пришла. Она не пришла вечером и не пришла утром – она вообще не пришла. Юля исчезла.
20
Александр Иванович метался по квартире, курил и пил холодную воду. Он ходил из угла в угол, он еще тешил себя надеждой. И наконец не выдержал: упал на кровать и, закрыв лицо руками, заплакал.
– Почему? – тихо сказал он. – Почему? Что-то случилось с телефоном:
– Але, это суд?
– Нет, это квартира.
И снова звонок:
– Але, это паспортный стол? И так целый день.
Он провел в милиции шесть часов. Его подозревали, ему задавали вопросы. Его мучили. И теперь сломался телефон. Он так ждал звонка. Он думал: она позвонит. Он еще надеялся. Он ждал.
И снова раздался звонок. И снова он бросился к телефону.
– Але, это магазин?
Утром пришел следователь. Посреди кухни стояла табуретка. На табуретке сидела Марина.
– Ты говоришь правду?
– Честное слово, мы шли и разговаривали. А потом она исчезла.
– И ты не заметила ничего подозрительного?
– Ничего – вы уже спрашивали.
– Ты должна вспомнить. Подумай.
– Как вы не понимаете: мы шли и разговаривали!
– Я понял. Ты можешь идти.
Марина вернулась в свою комнату. Она стояла и смотрела в окно, а потом устала стоять и села. Уже два раза звонил Евгений Николаевич, и два раза Марина отказалась с ним говорить, уже бабушка накрыла на стол и мама позвала ее ужинать, а она все сидела на полу, обхватив колени руками, и молчала.
– Марина, – на пороге стояла мама. – Я понимаю, тебе трудно, нам всем трудно. Но, пожалуйста...
«Коля! – вспомнила Марина. – Коля! Ежов!»
– Я не хочу есть, хорошо? Я скоро приду.
– Марина!
От заката крыши домов были розовыми. Во дворе играли дети. И воробьи чирикали на ветках. За это время ничего не изменилось: дома, деревья. и даже лица – Марина видела их раньше. Все было так же. А Юля? Как же Юля?
Но никто не заметил ее исчезновения. Город жил своей обычной жизнью. Во дворе бегали дети. Усталые мамы и папы возвращались с работы. Им было все равно.
Марина не могла вспомнить номер квартиры и набрала наудачу: сорок один. И угадала.
– Кто там?
– Это Марина.
Щелкнул замок, и Марина вошла в подъезд. «Третий этаж», – вспомнила она. Та женщина во дворе так говорила. Теперь казалось, это было не с ней: та женщина, и велосипед, и Юля.
Коля стоял на лестничной площадке и курил, аккуратно стряхивая пепел в пустой спичечный коробок. Он исподлобья посмотрел на Марину и ничего не сказал. И взгляд исподлобья, и эта его, аккуратность, и сигарета – все это, означало одно:
он знает.
– Разве ты куришь?
– Иногда.
– Ты знаешь? – спросила Марина, чтобы как-то начать разговор.
– Знаю.
– И знаешь почему? Коля, где она?
– Не знаю.
Он потушил сигарету и, положив окурок в спичечный коробок, сунул его в карман.
– Это из-за денег? Коля, не молчи!
Они вошли на кухню. Коля сел на табуретку и закрыл лицо руками.
– Наверное, из-за денег. Я не знаю.
– Почему ты молчал? Почему?! Почему ты раньше не сказал?
– Когда раньше?
– Когда велосипед забрал. Вчера. Раньше. Не знаю когда.
Ему было нечего возразить – и он молчал.
– Ты знаешь, где это? Пожалуйста, мы должны туда пойти. Сейчас.
– Сядь.
Марина села.
– Ты уверена, что это сделали они?
Она не видела и поэтому не могла сказать наверняка. Но Марина была уверена: это они.
– А если нет?
Этот вопрос застал ее врасплох. Как это – не они?
– Нет, – сказала она шепотом и замотала головой. – Они, Коля. Они!
Какая ерунда. Юля, конечно, там... А если нет? Марина не хотела об этом думать. Ей было страшно.
– Коля, мы не можем сидеть сложа руки. Нужно что-то делать... – Марина достала из кармана помятый конверт. – Вот деньги. Ты не можешь отказаться, потому что речь не о тебе. Не о тебе, понимаешь?
– Я понимаю: Я пойду.
Коля взял со стола конверт и положил в карман.
– Вот и хорошо, – обрадовалась Марина. – Ты иди, Коля, иди. А я тебя тут подожду, хорошо? Нет, тут я не могу. Я на лавочке подожду, во дворе.