Тобой я стану

— Понятно, — пробормотала Рита.

— Ты не думай, моя мать не какая-то… такая… Ну, сама понимаешь. Она училась в институте, она знает венгерский язык.

— Правда?

— Конечно, правда, — усмехнулась Люба. — А ты думала? Знаю, что ты думала. Но все не так. Венгры из настоящей Венгрии давно приезжают сюда на охоту. Иван говорил тебе, что они живут у его отца?

— Что-то такое… — Рита неопределенно покрутила рукой, — говорил.

— Однажды, меня еще не было на свете, приехали венгры и выбрали несколько детей из детского дома, чтобы увезти их к себе и выучить. Моя мать попала в эту группу. А потом она приехала обратно, мой отец увидел ее и… Вот она я.

— А твоя мать… — осторожно начала Рита.

— Моя мать работает в венгерской фирме, она ездит с ними по всему Северу и Сибири. Потому я живу здесь. Сплю с тобой рядом… Но это скоро кончится.

«Конечно, — подумала Рита, — потому что они с Иваном уедут учиться в Новосибирск».

— Ты заметила, что Иван простудился? — спросила Люба, озабоченно сведя брови.

— Правда? — не поверила Рита. Она все еще думала о том, что рассказала Люба. Теперь она видела в ней не врага, а просто не очень счастливую девчонку, которая сама не понимает, что ей не слишком повезло.

— Значит, отец перевезет вас в Венгрию? — переспросила она.

— Он купит нам дом, даст денег, мы будем там жить.

— Поняла, — сказала Рита. — Ты уже учишь венгерский?

— Зачем? Мама говорит, если я знаю язык манси, мне заговорить по-венгерски — раз плюнуть.

— Здорово. Я читала, что язык манси относится к группе финно-угорских языков.

— Молодец, — усмехнулась Люба, — умеешь читать без ошибок. Ладно, не обижайся. Будешь в Венгрии — заходи. Может, Ивана там увидишь. Ха-ха!

Рита вспыхнула.

— Ну что, зайдешь? — Она сощурилась. — Посмотришь на нашу счастливую жизнь? — Люба, не отрываясь, смотрела на соседку. Ей доставляло удовольствие наблюдать, как Рита краснеет и бледнеет. Она не могла справиться с собой, хотя понимала, что Люба нарочно смущает ее.

— Обязательно, — сказала она как можно спокойней. Потом вскочила. — Ой, мне пора, — заторопилась Рита, взглянув на часы.

Быстро надела куртку, собачка длинной молнии взвилась вверх со свистом, ей вторили молнии на сапогах. Завершающим звуком стал громкий стук двери. Но он не заглушил Любин хохот.

Рита старалась успокоить себя. Люба нарочно дразнит ее, Иван, конечно, может заехать к Любе, если окажется на гастролях в Венгрии. Когда-нибудь. Она тоже зайдет, если там будут соревнования. В конце концов, жизнь в интернате — приключение. Неприятные сцены покроются туманом, на их фоне проступят яркие, живые, радостные.

Как противно было трястись в вонючем вездеходе, но разве о нем вспоминает она? Конечно, нет. Она забыла о нем сразу, как только Иван вытащил ее из шумного вонючего нутра. Но от поездки к нему домой остались такие яркие, такие приятные воспоминания.

Вчера, на последней тренировке, она бежала и видела перед собой не белое снежное поле, а уютный дом, полный черноволосых ребятишек в ярких малицах и унтах, расшитых бисерными солнышками. Такое же солнышко теперь у нее па пальце. Она никогда с ним не расстанется. Даже если у нее появится обручальное кольцо. Когда-нибудь…

И сегодня, когда она побежит перед комиссией, она тоже увидит знакомые лица из дома Гришкиных…

Рита пробежала дистанцию легко, совсем не устала, не задохнулась. Судья на финише сказал ей время, за которое она пробежала дистанцию, поздравил. Он шепнул: грант обеспечен. Комиссия решила, что не станет проверять ее меткость, потому что мнения такого снайпера, как отец Ивана Гришкина, для них достаточно.

Оказывается, отец Ивана прислал Галине Даниловне мишени, которые поразила Рита из винтовки.

Судья говорил еще что-то, но она почти не слушала. Она смотрела на Ивана, который ждал ее поодаль. Сейчас он был в черной куртке на гагачьем пуху, которая сделала его еще более внушительным и взрослым. Он не отрывал от нее глаз, он тоже, казалось, не мог дождаться, когда судья отпустит Риту.

— Ну все, ты свободна, Маслова. — Она уже уперлась палками в снег, чтобы откатиться, но он добавил: — Тут были некоторые проблемы… Один наш спонсор заартачился, мол, мы помогаем детям коренных народов Севера. А ты, русская девочка, займешь чужое место… — Рита побледнела. — Да не бойся, ваша Галина Даниловна так впилась в него, она трепала его, как ездовая лайка котенка. — Он смеялся, в смехе слышалось удовольствие. — А кто это, говорит, у меня здесь живет? Если посмотреть на документы, все ли дети — чистокровные манси и ханты? Понимаешь, да? — Он подмигнул. — Имей в виду, Рита, ты встала на путь, где надо держать ухо востро… Вся жизнь — соревнование. На этот раз ты выиграла. Поздравляю.

Рита с силой оттолкнулась и покатила к Ивану.

На лице ее осталась растерянность.

— Ты что? Все здорово, — сказал Иван. — Отличное время. — Он убрал в карман круглые позолоченные часы на длинной серебряной цепочке. Их подарил ему отец, когда сыну исполнилось четырнадцать.

— Правда? — нерешительно проговорила Рита.

— Ну да. Судья тебе сказал? Он сказал, что тебе не надо даже стрелять?

Рита отбросила палки. Наконец, до нее дошло — все позади!

— А кто мне помог? — с улыбкой от уха до уха спросила она, сдвигая со лба вязаную оранжевую шапочку.

— Кто же?

— Твоя семья.

— И я тоже, — добавил он. — Они думали о тебе. Я тоже. Они посылали тебе свою любовь…

Рита замерла. Он скажет сейчас: «Я тоже»? Ей так хотелось, чтобы он сказал… Она не сводила с него глаз. Она видела в них то, что хотела услышать. Тогда зачем слова? Зачем, зачем… «Женщина всегда ждет признания, облеченного в слова, если даже точно знает то, что в них заключено», — вспомнила она фразу из романа про любовь, который она взяла почитать у Любы на ночь.

— И я тоже, — тихо признался Иван.

Рита выдохнула с таким облегчением, как будто только сейчас добежала до финиша.

Не думая, что делает, Рита наклонилась и отстегнула крепления. Потом попробовала приподняться на цыпочки, но жесткие ботинки не позволили. Она подпрыгнула. Она хотела коснуться губами его губ, но получилось иначе. Носом она ткнулась в его щеку. Какая горячая…

— Не холодно целоваться на морозе? — услышали они звонкий голос и смех. Это Люба вынырнула из ниоткуда.

— Нисколько, — бросила Рита. Потом повторила то, что только что сделала.

Иван не посмотрел в Любину сторону.

— Приходи ко мне на последнюю репетицию, Рита, — сказал он.

— Конечно, сейчас переоденусь и приду.

Глава 14. Тревога

В школьном актовом зале Рита и Иван были вдвоем. Но все равно он вышел на сцену в концертном наряде. На нем малица из оленьих шкур, унты, маска. В таком наряде она видела его раньше, на школьных праздниках. Но маска новая. Точнее, маска лишь новая деталь, сама она старая, даже очень. Почти древняя. Эту маску дала Ивану мама, когда они с Ритой гостили в доме родителей. Она принадлежала прадеду-шаману. Рита хорошо запомнила, что сказала мама, когда Иван надел ее:

— Ты чувствуешь? В ней все по-другому, да?

Иван молчал.

— Иван, не уходи, — тихо попросила мама. — Не сейчас, — добавила она, а Рита почувствовала, как мурашки побежали по спине. — Потом. — Мама помолчала и продолжила: — Ты будешь петь так, как не пела я, как не пел ты до сих пор. Теперь твое время, ты вырос. Ты уйдешь так далеко, как захочешь. Но вернешься из любой, даже самой длинной и трудной песни. — Иван не снимал маску. А мама каким-то особенным голосом предупредила: — Теперь ты встретишь в песне то, чего никогда не встречал. Уже пора, Иван.

Он быстро снял маску.

— А что это? — Темные глаза засветились в сумеречном свете дня.

— Сам узнаешь, — мама улыбнулась. — И поймешь. А если это возьмешь в песню, тебе не станет равных ни в каком конкурсе.

— Мама, но что это? — не отступал Иван. — Скажи, это дух? Может, это — дух наших предков?