Подарок судьбы

— А вы очень сообразительная девочка, Вика. Если я даже не поеду в Атланту или в Найроби...

— Поедете, Наталья Михайловна. Я чувствую, вы туда поедете.

— Вы так уверены? Разве я могу оставить...

— Свое дело на заместителя? Безусловно. Потому что ваш заместитель — ваша собственная тень.

Она рассмеялась, и Вика увидела, какие у нее прекрасные белые ровные зубы. Такие стоят гораздо дороже, чем полет в Атланту или в Найроби даже в первом классе шикарного «боинга».

Эта клиентка очень здорово помогла Вике. И не просто потому, что все-таки съездила в Атланту, тем самым подтвердив, что Вика работает убедительно, но она самой Вике лишний раз доказала: то, что есть в твоем уме, то будет и в твоей жизни.

«Ну хорошо, — сказала она себе сейчас, лежа в предутреннем безмолвии лондонской гостиницы. — А что в твоем собственном уме?»

В ее уме засел Петр Суворов, его круглая, коротко стриженная голова, золотой пушок на руках, большие замшевые мокасины. Его тело, такое притягательное, к которому хотелось прижаться, просто так, чтобы подпитаться этой избыточной силой. Вика знала, что он щедрый. Она поняла это не потому, что он пригласил ее на ленч или заплатил за такси, нет, в нем избыток сил, которые человек не может потратить на одного себя. Даже если у него огромное собственное дело. Потому что эта сила, тратясь, восстанавливается с избытком. Чем больше отдаешь, тем больше возвращается.

Вике снова стало жарко. «Тихо, гормоны, тихо», — скомандовала она. Но они не унимались, и Вика отбросила одеяло, спустила ноги на ковер, потянулась и направилась в ванную.

Бело-розовая ванная блистала в свете зажегшейся лампы, белоснежные полотенца лениво уцепились за крючки вешалки, махровый розовый халат лег на плечи сам собой, и Вика подошла к зеркалу. Огромные темные глаза горели, щеки были в тон халата, молочно-белая кожа шеи выделялась невероятной белизной на фоне щек. Вика едва узнала себя — чужая, нет, новая, красивая женщина. «Да, красивая, — без ложной скромности сказала она себе. — И Петр под стать такой женщине».

Воображение заработало, она увидела его рядом с собой, сердце забилось, а тело готово было прильнуть к нему. Она повела плечами, халат соскользнул на пол, на розовый коврик перед ванной, ее обнаженное тело выгнулось, и она прижалась к большому зеркалу, туда, где мысленно видела его. Он тоже был нагим, она не сомневалась ни секунды, что он именно такой, каким она видит его сейчас. Красноватая от загара кожа, как у всех рыжих, широкие мускулистые плечи, подтянутый, совершенно плоский живот, узкие крепкие бедра и... желание. Его сильная плоть хочет ее, тянется к ней, требует впустить, и уверена, что она согласится.

Вика тихо застонала, внезапно ощутив остужающую прохладу зеркального стекла. О да, она готова заниматься с ним любовью, прямо здесь, в ванной. Ее тело хочет его сильного мужского начала. Но разум? Мозги? Что делать с ними? Они требуют остановиться. Остановиться вовремя. Она выстроила идиллический сюжет, исполнение которого возможно только на необитаемом острове, в безвоздушном пространстве, в раю, наконец.

Вика знала, так не бывает, она уже «сходила» замуж и пока не собиралась повторять уже известный шаг.

Спать! — приказала она себе и заставила руку нажать на выключатель. Дрожащий свет крошечной лампочки расплылся пятнышком на белой пластмассе выключателя. Она спустила воду и вышла из ванной.

Но как же насчет егообещания? И твоегосогласия? Поехать с ним завтра на море? — ныл тоненький жалобный голосок — ее плоть хотела получить свое. И она знала безошибочно, зачем он зовет ее на море.

«Утро вечера мудренее, — оборвала это нытье Вика, снова укладываясь в постель. — Завтра наступит, и все будет так, как и должно быть». Она закрыла глаза и быстро заснула. Завтра наступило, оно постучалось первым лучом солнца в окно, но Вика не поддалась ему, она повернулась на другой бок и досыпала — меньше чем за восемь часов она не высыпалась. Вика не верила тем, кто говорит, будто им хватает пяти часов сна в сутки, а то и того меньше, — эти люди наверняка добирают днем, но не признаются. Природа задумала человека так, как задумала, и ничего с этим не поделаешь. Поделать, конечно, можно, но в ущерб чему-то в себе самой. Недосып отражался на лице, на настроении, а Вике нужна форма. Потому что она сама себе инструмент для работы. От нее требуется мгновенная реакция, а когда ты борешься со сном, какая уж тут реакция, так, сонная тетеря, которую может подстрелить даже начинающий охотник.

Она открыла глаза и вздрогнула. Телефон на тумбочке мигал красной лампочкой. Она поморгала, соображая, где она и что с ней, потом поняла, где находится, и до нее дошел смысл этого мигания. Вика вспомнила, как однажды в американском мотеле, где она жила во время стажировки и еще довольно плохо знала детали местной жизни, а английский был на уровне «читаю со словарем», она никак не могла понять, чего ради мигает лампочка на телефонном аппарате. Она мигала весь вечер, а укладываясь спать, Вика прикрыла аппарат подушкой, чтобы не раздражал этот красный глаз. Утром Вика попыталась объяснить девушке в регистратуре, что у нее что-то произошло с телефоном. Оказалось, что та не понимала ее английский и передала для нее «месседж» — сообщение. А когда Вика взяла оставленную ей записку и вернулась в комнату, то увидела радостную картину — аппарат перестал мигать. Вика догадалась: он подавал ей сигнал о «месседже».

Значит, и сейчас для нее что-то есть у администратора.

Вика вскочила с кровати, быстро натянула темно-синие джинсы и красную майку. Она выбежала из номера и по коридору прошла в вестибюль. Здесь было полно народу, приехала группа туристов, судя по громким голосам и мужским пиджакам в клетку — американцев. Пенсионеры, скорее всего, потому что уже не сезон и большие скидки на самолет, на гостиницу. Девушка за стойкой, мило улыбнувшись, протянула Вике письмо.

Вика мигом вернулась к себе в номер и быстро вскрыла конверт. Она не сомневалась, что это от Петра Суворова.

«Сожалею, но сегодня встречи не будет, дорогая моя Артемида. Я срочно улетаю в Германию. Встреча не отменяется, она переносится — в другое место и на другое время. Надеюсь, если я на этом листе бумаги сообщу тебе, что целую, — ты доподлинно вспомнишь, как это было вчера возле ресторана на Бейкер-стрит. Мне кажется — по крайней мере, я льщу себя надеждой, что тебе понравилось. Как и мне самому. Словом, я целую тебя точно так же, но четыре раза, и до встречи».

Вика опустила письмо на кровать и посмотрела в окно, правда ли, что солнышко скрылось за тучей? Нет, неправда, оно по-прежнему светило на лужайку за окном и на цветник с желтыми зимостойкими розами, на плющ, пущенный умелой рукой садовника по каменистой стене, которой на вид не одна сотня лет, как и самой гостинице. Вика прочла в рекламной листовке о том, что эта гостиница некогда служила приютом сперва для монахинь, потом для людей светских, а потом превратилась в нынешнюю процветающую, не самую дорогую, но и не самую простецкую. Ее коридоры, узкие по нынешним временам, устланы толстыми коврами, деревянные лестницы, ведущие на второй этаж, в ресторан, скрипели, но это не раздражало, а напротив, умиротворяло, они словно обещали желанный покой душе, поскольку познали, что такое настоящая вечность.

Она попробовала представить Петра в гостиничном коридоре — наверняка он пробирается бочком и наклонив голову.

Вика хотела порвать письмо и выбросить в корзинку, но что-то удержало ее. Нет, она сохранит его на память об очень романтической встрече. Будет ли новая встреча — никто не знает.

Вика вздохнула, огляделась, посмотрела на часы и включила телевизор. Установленный на консолях непривычно высоко, почти под потолком, он показывал новости. Вика смотрела на движущиеся картинки, но не вникала в суть.

Что ж, сегодня она поедет на конференцию, потом завернет в «Макс и Спенсер» за подарочной майкой для Соколова, а завтра улетит в Москву.