Я слышу тишину

   - Лучше позаботиться обо всем заранее, - мягко настаивала я. В убийствах ведь главное - аккуратность. Одно неверное движение - и вас могут поймать. Впрочем, вслух я этого не сказала. Ни к чему портить момент близости ненужными признаниями. Однако Джонатан, очевидно, согласился со мной, потому что осторожно высвободился из моих объятий, встал и начала одеваться.

   - Вы правы, - сказал он. - Я оставлю вас привести себя в порядок, а сам спущусь вниз. Нужно избавиться от тела, - Джонатан накинул рубашку и начал застегивать пуговицы. - Вряд ли у нас получится списать все на несчастный случай, Ева. Вскрытие покажет, что Эд умер от удушья, а это вызовет массу ненужных вопросов. К счастью, - он быстро взглянул на меня и щелкнул пряжкой брючного ремня, - никто не знает, что вы здесь. Вы ведь не звонили подруге?

   Я отрицательно покачала головой.

   - Нет.

   - Это хорошо, - Джонатан, похоже, совершенно успокоился. На его лицо даже вернулась легкая улыбка. - Так вам будет проще уехать, и ничто не будет связывать вас с этим домом.

   - Но прислуга... - возразила я.

   - Они будут молчать, если я прикажу, - он снова шагнул к кровати и взял мое лицо в ладони. - Я не могу допустить, чтобы на вас упала даже тень подозрения. Вы мне слишком дороги. Поэтому сейчас я отвезу вас в аэропорт, а потом вернусь и приведу все в порядок.

   Его губы в очередной раз прижались к моим, и я с трудом подавила раздражение. Что за дурацкая привычка без конца обмениваться телесными жидкостями!

   - Нет, - возразила я, слегка отстраняя его. - Я никуда не поеду. Мы начали это вместе, вместе и закончим. Растворим его тело в кислоте. Здесь ведь найдется помещение, куда нет доступа прислуге?.. Потом вы поедете по делам, вернетесь к ужину. Ярдли не придет, и вы начнете волноваться. Утром позвоните его родственникам, а затем, через день-другой, в полицию. Его начнут искать, но не найдут. Никто его не найдет, понимаете?

   Я улыбалась. Признаться, мне ужасно нравился мой план. А вот Джонатан сходу нашел в нем недочет.

   - Погодите, - медленно сказал он. - А где мы возьмем кислоту?

   Кажется, мне все-таки придется признаться. Странно, но это меня совершенно не пугало. Я доверяла Джонатану целиком и полностью, а значит, не могла больше хранить от него никаких секретов. Завернувшись в одеяло, я молча встала с постели и направилась к своему чемодану, который так и стоял открытым. В секретном отделении, которое Ярдли, увы, все-таки успел обнаружить незадолго до того, как замолчать навеки, у меня была припасена приличная железная бутылка с серной кислотой. С торжествующим видом я извлекла ее на свет и протянула Джонатану.

   Выражение его лица было трудно описать словами. В нем смешалось сразу все: и удивление, и любопытство, и восхищение.

   - Будь я проклят! - выдохнул он, не сводя с меня потрясенного взгляда. Я ответила ему улыбкой доброй феи. Лично я считаю, что Джонатану бы следовало бы быть осторожней и не озвучивать подсознательные желания вслух. На примере Ярдли легко было заметить, к чему это может привести. Однако я сказала другое.

   - Конечно, целиком тело не растворить не получится, но если кислоту разбавить водой и положить его туда на пару дней, от вашего помощника мало что останется. А потом можно будет и в полицию звонить.

   - Вы делали это раньше? - поинтересовался Джонатан.

   Я неопределенно пожала плечами. Мой взгляд упал на содержимое ящика, грубо распотрошенного Ярдли. Одна из вещей привлекла мое внимание, и мне подумалось, что стоит прихватить ее с собой вниз - просто на всякий случай. Никогда ведь не знаешь, чем закончится день.

   - С человеком -- никогда, - сказала я. Нос у меня зачесался, будто бы я сейчас чихну, - похоже, сырой местный климат все-таки сказался на моем здоровье. - Я пробовала на свиной туше. Вы знаете, что эксперты-криминалисты используют их для подобных опытов?

   - Нет, этого я не знал, - Джонатан осторожно поставил бутылку на стол и приблизился ко мне. - Спасибо, что рассказали. Знаете, у меня теперь остался только один вопрос. Зачем вы привезли с собой кислоту?

   Вздохнув, с улыбкой пожала плечами, и он ответил мне понимающим взглядом. То, что я увидела в его глазах, в очередной раз убедило меня: я нашла своего мужчину, наяву встретила идеал, который даже не мечтала отыскать. Он понимал меня без слов, видел все, что я годами скрывала от других, - и не боялся этого. Все это было совершенно невозможно, а оттого еще более прекрасно.

   - Я расскажу вам все-все, - пообещала я. - Вы ведь тоже хотели мне кое в чем признаться, не так ли?

   Его губы тронула чудесная легкая улыбка, которой просто невозможно было противостоять.

   - Все так, - подтвердил он. - Что ж, тогда за дело!

   19

   - Порой мне кажется, что Бог и правда есть, - сказал Джонатан. - Ведь какова была вероятность нашей встречи, Ева? Один шанс из миллиона? Один шанс из миллиарда? Подозреваю, что тут не обошлось без вмешательства свыше.

   Оглянувшись по сторонам, я, пожалуй, была готова с ним согласиться. Мы были в тайном месте, спрятанным за огромным книжным шкафом в библиотеке. Словно в шпионском романе, прикосновение к одной из книг сдвинуло стену в сторону, стоило лишь слегка нажать на корешок.

   Комната, в которую мы притащили тело Ярдли, оказалась идеальной для исполнения наших планов. Не просто подвал или чулан - это место было полностью оборудовано для того, чтобы избавиться от последствий действий, которые в какой-то момент пошли не так.

   Что я почувствовала, узнав, какую тайну скрывает Джонатан? Признаться, у меня не нашлось бы слов, чтобы это описать.

   Это было как богоявление, необъяснимое чудо, столь яркое и ослепительное, что разум поначалу отказался его воспринимать. А что бы почувствовали вы, поняв, что не просто нашли любовь своей жизни, но свою половинку, того, кто подходит вам до самой последней клеточки, того, кто встроен в ваш генетический год, того, для кого вы сами были созданы?

   Мы встретились глазами, больше не скрытые покровом тайн - беззащитные в своем доверии, отдавшиеся на волю друг друга.

   Джонатан прервал молчание первым.

   - Что ж, - сказал он. - Вот теперь вы и правда знаете обо мне все.

   Он ждал ответа, но слова покинули меня. Все, что проносилось в моей голове, казалось слишком мелким, глупым, незначительным. Возлюбленный мой принадлежал мне, а я -- ему. Он ввел меня в дом пира, и знамя его надо мною было -- любовь. [2]Так что я молча подошла к Джонотану и поцеловала его.

   Это было совсем не так как раньше: наш поцелуй не напоминал ни один из тех, которыми мы до этого обменялись. Сейчас я не думала о том, насколько влажным был его рот, чем пахла его кожа и какими были на ощупь волосы его на затылке. Мед и молоко были под языком его, и я изнемогала от любви. Джонатан был моим - весь, без остатка, до самой последней клеточки, а я была вся его. В этот момент мы и правда стали одним - единым целым. Раньше я не думала, что слово "любовь" однажды покажется мне недостаточно выразительным. Если бы я сама могла выбрать момент своей смерти, это был бы он.

   Когда мы наконец оторвались друг от друга, я едва могла дышать. Взяв меня за руку, Джонатан принялся показывать мне вещи, которые, кроме меня, никто не мог оценить по достоинству -- так ребенок демонстрирует свои любимые игрушки новому другу.

   Здесь был великолепный, блестящий разделочный стол с удобными желобками для стекающей крови. Я видела подобные только в кино, и, признаться, всегда хотела иметь один такой в своем распоряжении. Здесь было множество инструментов, с помощью которых привычную форму человеческого тела можно было разделить на любое количество частей, вплоть до самых маленьких и совершенно неузнаваемых. Здесь была отличная, накрытая крышкой прорезиненная емкость, где получилось бы растворить без остатка полк солдат. Моя бутылка с серной кислотой на фоне гигантской канистры с той же жидкостью показалась вдруг маленькой и жалкой.

2

 Возлюбленный мой принадлежал мне, а я -- ему. Мед и молоко под языком его... Он ввел меня в дом пира, и знамя его надо мною было -- любовь... Положил меня, как печать, на сердце свое, как перстень, на руку свою... Я давала ему все богатство дома моего за любовь, но была отвергнута с презрением... - Ева цитирует "Песнь песней Соломона" (30-я часть Танаха, 4-я книга Ктувим, каноническая книга Ветхого Завета, приписываемая царю Соломону).