Страница 26 из 47
Дома она первым делом вынула из шкафа пузырек с приманкой, желая услышать успокаивающее бульканье. Услышала. Кукушка в кухонных часах подала голос. Ого, уже шесть, ей пора ехать.
Лилька опустила флакон в сумку, быстро оделась и отправилась на свидание с мужем однокурсницы.
Свидание деловое, поскольку она уже позвонила ему и представилась сотрудником сельской администрации. Дело в том, что этот человек два года назад хотел скупить всю деревню Скотниково, в которой стоял и ее дом тоже. Его люди уже определили границу между Скотниковово и поселком Петраково. Оказалось, она проходит под серым, давно окривевшим штакетником Лилькиного забора.
Но поднялся деревенский бунт, народ написал прошение, мол, не хотим в лапы кровопийцы. И требовал ввести Скотниково в границы поселка Петраково.
Бизнесмен испугался и отступил. Его жена рассказывала, как трудно он расставался с мечтой — засадить все поля и все палисадники льном, который цветет голубыми цветочками. Он вообще любил все голубое, даже джин — он пил только «Бомбей» на травах, голубого цвета.
Все осталось на своих местах, но данные о границе стали известны народу, само слово «граница» вошло в обыденный обиход.
— Куда, Ивановна, с хворостиной-то? — кричала Лилькина соседка своей подружке.
— За теленком, негодник за границу убег…
Интересно поближе познакомиться с таким фантазером — надо же, деревню купить при живых-то людях. Но к удивлению примешивалась уверенность — хотеть можно все, только вопрос, сколько заплатить за исполнение желания. Значит, дело в одном — в деньгах.
Его офис на Страстном бульваре, жена рассказала, где именно. Лилька на всякий случай поехала пораньше, посмотреть. Ничего себе, приятный особняк, старинный. Он Лильке понравился. Она видела и портрет мужчины — тоже жена показала, тогда в баре. Серенький такой, в глазах — холод вечной мерзлоты. Вот и все, что она определила по фотографии.
Но ей с ним не чай пить, ухмылялась она.
Перед тем как войти в офис, завернула в туалет и поферомонилась, как она называла эту процедуру. За ушами, в ямку под шею, на запястья.
Лилька надела деловой костюм, она помнила заветы Евгении Тимофеевны, поэтому ее широкие с манжетами брюки нависали над тонкими каблуками туфель.
Рыжие кудри золотым облаком парили над белым лицом. Огромность ультрамариновых глаз и ярко-красные губы вогнали в ступор охранника. Он попятился, пропуская Лильку. Секретарша распахнула последнюю дверь — его.
Мужчина в сером костюме с серыми жидкими волосами указал ей на стул.
— Я вас слушаю, — произнес он. Серый взгляд уставился в ее синий.
Лилька вынула из кожаной папки бумагу, которую сочинила вчера и напечатала на компьютере. Она не сомневалась, что до чтения дело не дойдет.
Она точно не знала, запах от запястий или от ямки на шее сразил его. Но через пять минут они уже катили в его машине…
Слава феромону, слава видеокамере, слава Лильке! Деньги от бизнесменовой жены — тоже Лильке. А жене — развод, вместе с ним все, что записано в контракте: деньги, недвижимость… Все было легко и просто.
Один успех притягивает другой, поскольку меняется представление человека о самом себе. Вот как, оказывается, можно получить то, о чем до успеха и подумать не смел! Или отказаться от того, от чего никак не мог прежде…
Лилька осмелела окончательно и занялась продажей дома. Она заманила художницу, приготовившись как следует.
Когда художница вошла в комнату, в которой был распылен препарат, она воскликнула:
— Великолепная атмосфера! Я чувствую себя здесь в полной безопасности.
Агентство недвижимости, которым теперь владела вызволенная из брака однокурсница, провела операцию быстро и бесплатно для Лильки. Она переселилась в хорошо знакомую квартиру в Тушине. То, что произошло здесь с Костей, поднимало Лилькин дух еще выше — теперь многое возможно!
Она с жадностью впитывала все вокруг, теперь другим казался даже вид из окна. Хотя по-прежнему она смотрела на новый кирпичный дом с башенками. Даже ежевечерние крики из окна дома напротив: «Малышка! Возвращайся!» — так зазывали собаку, и «Сере-ежа! Ужинать» — ребенка, грели душу, а не злили, как раньше.
Лилька любила выходить на балкон. Ветки мелколистного американского клена лезли между щелями ограждения. Сосед снизу обломал те, которые ему мешали. Но она не станет. У нее нет никакой аллергии на зелень. Она была уверена, что вся эта аллергия не в носу, а в голове, но людям проще лечить нос, чем собственные мозги…
Да, мозгам нельзя давать спать! Если бы она предавалась романтическому сну, сейчас сидела бы там, где еще недавно сидела. Конечно, вечерние чаепития, обеды, ужины у Карцевых продолжались бы. Но все равно это не ее дом, не ее семья. Теперь все иначе. Теперь можно благодарить себя за то, что живешь, потому что жить означает для нее одно — жить богато и хорошо. И она сумеет наполнять каждый день своей жизни чем-то новым — новыми желаниями, а стало быть, новыми успехами.
19
Какой обыденный разговор вышел с Лилькой, думала Ирина Андреевна. А ведь она боялась его с тех пор, как Марина умерла. На самом деле откуда ей знать, как все происходило у Марины с тем мужчиной. Все, что она сделала — синтезировала препарат, и он сработал.
Ирина Андреевна гордилась собой — Марина Решетникова, сорокадвухлетняя некрасивая женщина, родила прелестную девочку. Для Карцевой это событие означало одно: препарат сработал не просто хорошо — отлично, так же, как аналогичный работает для норок.
Она дала своей лаборантке то, что она хотела. Марина хотела ребенка не от деревенского или поселкового мужика.
— Замуж красота не пускает, — смеялась она над собой. — А ребенок мне нужен от красивого.
Они поехали в командировку в Новосибирск, в Академгородок. Нужно было сравнить данные их и выводы ученых-сибиряков по пахучим приманкам.
Марина сказала ей на второй день командировки:
— Я увидела его.
— Ты на самом деле сошла с ума? — Карцева помнит, как забилось сердце от предощущения… Конечно, ей хотелось проверить, возможно ли такое. Но она не позволяла себе даже думать…
— Хочешь, Ирина Андреевна, я напишу бумагу — любую. Что я сама, никто не принуждал меня. Он такой красавец, у него трое детей, будет четвертый. У меня. Знаешь, столько раз снилось, что я беременна… Все получится. Я чувствую. Ну дай мне хоть кусочек счастья. Для чего тогда мы путаемся с этими гормонами-феромонами? Неужели только ради зверюшек?
Марина смотрела на нее, а Ирина Андреевна чувствовала, как по телу бегут мурашки — столько надежды в этом взгляде, выцветшем от многолетней печали, от слез. Ее лаборантка так хотела радости, обыкновенной, как у всех…
— Ты намажешься препаратом и пойдешь? К нему, мимо или…
— Не твоя забота, — губы Марины насмешливо скривились. Казалось, она знает то, о чем никогда не догадается Карцева. — Он поведется, я знаю…
Если иметь в виду только физиологию, размышляла Карцева, все должно получиться. Но… все-таки человек обладает волей, он умеет противиться желаниям, даже самым первобытным.
Еще Ирина Андреевна боялась скандала.
Марина угадала ее опасения, иногда интуиция сотрудницы удивляла и пугала Карцеву. В то же время — успокаивала.
— Никакого скандала. Он не соединит меня с тобой. Я ничего и никогда не собираюсь от него требовать. Я возьму только то, что мне надо, я подготовилась, я все высчитала, я даже — запаслась… — без остановки, на одном дыхании, говорила Марина. Она показала пробирку. Ирина Андреевна поняла, для чего…
— Ага, не только внутрь, но и на вынос, — усмехнулась Карцева. — Понимаю. Но за результат не отвечаю, — повторила она.
— За него отвечаю я, — засмеялась Марина. — Я буду растить результат, а ты — наблюдать. Только давай договоримся — я ничего тебе не расскажу. Меньше знаешь — крепче спишь.
Все получилось. Ирине Андреевне оставалось удивляться силе того, чем она владеет. С одной стороны, она рада, а с другой — страшно. Если о власти феромоновых приманок над желаниями человека узнают те, кому не стоит о них знать, неизвестно, что они от нее потребуют…