Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 38 из 52

Виктор ударил молнией в гущу врагов, туда, где в какой-то момент не оказалось никого из своих. Его цель затряслась, маленькие молнии посыпались на всех соседей. Но, кроме небольшого замедления, это заклинание опять же не принесло ощутимого урона.

Маг в сердцах сплюнул и двинулся вперед. Чего-то особо оригинального больше ему на ум не приходило, но мечом он владел ненамного хуже других.

Мугре удалось в какой-то момент подкосить одного из своих врагов, и схватить его рукой за голову. Ощущение было не из приятных — у этого мертвого на голове еще оставались волосы, и скальп вместе с ними начал слезать от прикосновения воина. Но Волк сосредоточился и вызвал огонь, мгновенно выжегший внутренности черепа и перекаливший позвоночник мертвеца до полного разрушения. Оттолкнув упокоенного от себя, Мугра вновь увидел силуэт волка, выжженный на лбу трупа.

Больше половины патруля оказались мертвы, или достаточно серьезно покалечены, чтобы не представлять серьезной угрозы.

Брентон оттащил в сторону и сплющил еще одного.

Виктор шоркнул посохом о меч, как будто затачивая лезвие. На мгновения, в сталь меча влилась магическая сила, чего не мог знать патрульный, бросившийся на мага. Виктор уклонился и ударил врага мечом по спине. Силы, добавленной мечу, оказалось достаточно, чтобы разрубить тяжелые доспехи как тонкую жесть, и оставить мертвеца падать с перерубленным позвоночником.

Виктор шоркнул посохом по лезвию меча еще раз…

Мугра встряхнул рукой, и, несмотря на некоторую опустошенность, почувствовал, что сможет повторить фокус еще раз, но уже не с такой силой. Хотя, он начал приноравливаться, и понял, что даже более слабый огонь сможет упокоить любого мертвеца.

Рем попал в сочленение лат очередного врага — между доспехом и наручными пластинами, да так удачно, что достал до позвоночника, но на этот раз меч выдернуть не сумел. Выдернув у упокоенного его оружие, он позволил ему свободно падать на землю. Чужой меч непривычно лежал в руке, да и казался просто гнусным после меча долины мастеров, но закончить бой можно было и с ним.

Вар и Дормуд, на которых теперь остался только один мертвец, приноровились и поотрубали ему сначала руки, потом ноги, и теперь кромсали его на куски, пытаясь добраться до позвоночника или довести неживого до такого состояния, когда он перестанет двигаться. Удалось им только второе. В какой-то момент труп, порубленный на дюжину кусков, перестал двигаться.

Постепенно, незаметно, бой перешел в состояние добивания. Ни одного мертвеца, способного оказать значимое сопротивление не оставалось. Зато почти половина еще шевелилась — кто обездвиженный — но с мечом, кто способный ходить, но без пальцев, способных удержать оружие.

Карету пришлось сжечь. Кто-то из патруля успел покалечить лошадей, да и на какое-то время карета могла их только сдержать. Вообще, при первой возможности они перестали следовать дороге, уйдя в глухой лес.

Мертвецов же на этот раз пришлось бросить. Следующий патруль мог появиться не более чем через полчаса, и появился бы еще быстрее, завидя дым. Слишком близко к столице, чтобы спокойно оставаться на месте преступления и заметать следы. Они тащили на себе только своих — и, чтобы отдать им последний долг, и — чтобы хоть на сколько-то запутать возможных ищеек, не слишком быстро навести их на Сингара.

Это сначала запутало Сингара, когда он очнулся на спине у Брентона. Увидев, что другие несут его жену и слугу, дворянин сразу рванулся к ним, думая, что они выжили и всего лишь нуждаются в помощи.

Сейчас его оставили одного, у костра, на котором догорали останки его жены и любовника. Спустилась ночь, они развели огонь в ложбине, так, чтобы его нельзя было разглядеть издалека, а дым в темноте не было видно. Только если приглядеться — то можно было различить, что звезды мерцают чуть сильнее в том месте, где вверх подымался столб жара от костра.

Все они сидели и разглядывали звезды, пока Сингар прощался с родными. Молчали, лишь изредка кто-то передавал друг другу еду из припасов. Этим вечером они довольствовались старыми запасами, ни у кого не было желания разжигать еще один костер, чтобы приготовить пищу, а ближайшие деревни и таверны лучше было до поры до времени избегать.

Сингар вернулся к остальным только под утро. Аль'Шаур, стоящий на часах, молча следил за его приближением. Было очень холодно, но огонь они так и не разожгли. Поэтому все спали рядом друг с другом, чтобы не замерзнуть.

Сингар подошел к спящим, огляделся, увидел часового и произнес в воздух свое решение:



— Заберу крестьян и буду пробираться в степи. Больше меня здесь ничего не держит. У меня остался только долг перед подданными.

Аль'Шаур кивнул и добавил:

— А еще лучше, подожди до весны. Потерпи. Глядишь, многое изменится. Все равно зимой семьи не смогут одолеть этот путь.

Гладиаторы

Снег падал второй день, почти не переставая. Каретам на дорогах стало нечего делать, но и пешие пробирались с трудом. Снег укрывал деревья, скрывал следы. Был даже слабый шанс, что он накрыл и уничтоженный патруль, хотя надеяться на это было сложно.

Как ни странно, но наступление зимы не принесло немедленных морозов. Воздух остыл, но лишь настолько, чтобы снег не начал таять. Зима решила все-таки заступить на пост, но спросонья делала свою работу с ленцой, без старания.

Впереди шагал Вар, которого убедили, что участи важнее, чем протаптывать остальным дорогу, просто не существует. Все остальные трамбовали тропинку, достаточно плотную, чтобы идущий замыкающим Фантом чувствовал себя просто на прогулке.

Так они и шли, пока вновь не добрались до тракта — теперь уже в прямой видимости от столицы.

— Вокруг Сунары множество мелких городков и деревень. — Произнес Сингар. — Я бы попытал счастье там, на вашем месте. В столицу вас могут и не пустить, даже с золотом, слишком грозно вы выглядите. Если хотите посмотреть, хоть издали, на королевский замок, то обойдите столицу с юга, он всегда был вынесен за пределы города. Да и нечего вам делать в столице, можете мне поверить. Мертвый город. Скоро живыми там останутся только Его слуги, да присягнувшие ему дворяне — разменявшие свою собственную жизнь на целые деревни своих подданных.

— Как нам можно… увидеть Затворника, — с некоторой заминкой спросил Виктор.

— Вам — никак. Я видел, что ты делал в том бою, маг. Тебя он и его шавки почуют за тысячи шагов. А остальные просто не пройдут. Никто не смеет приблизиться к Затворнику, кроме его самых верных подданных. Да вы сходите, посмотрите издали на замок, сами все поймете. Мне кажется, что теперь я знаю, зачем вы здесь, но помочь мне нечем. Только одним — не путаться у вас под ногами. Пойду, сделаю свои дела в столице. Я и мои парни будем молчать до последнего, это я могу обещать. И еще — я подожду до весны. Действительно подожду. Как ни силен Затворник, что-то мне все равно кажется, что у него наконец-то появился достойный противник.

Сингар отсыпал им золота значительно больше, чем обещал, но это сейчас не играло роли, всего лишь позволяло не думать о мелочах.

Когда они расстались, отряд решил удариться в загул.

Получалось у них неплохо. Для того чтобы лучше изображать вдрызг напившихся наемников, им пришлось и действительно изрядно выпить, хотя и совсем не столько, сколько могло показаться по их поведению.

Они перебирались из таверны в таверну — благо вокруг города их было достаточно. Пили, слушали сплетни, иногда пели песни, старательно их запоминая. Выходили — и брели к следующей таверне, во всю горланя только что выученную песню. Теперь их никто не мог принять за чужеземцев.

Окрестности столицы как будто отмечали свой самый последний праздник. Таверны были переполнены. Купцы, не решающиеся зайти в столицу, и пытающиеся торговать вокруг, — им это не очень удавалось и они заливали неудачу элем. Вояки всех мастей, но временами становилось слишком много патрульных из живых, отдыхающих от службы — такие таверны отряд старался пропускать. Иногда дворяне с прислугой, держащиеся в стороне, но волей-неволей тоже участвующие в общей вакханалии. Разговоры, слухи, сплетни. Речи, которые никто бы не решился произносить на трезвую голову. И странные личности в черных капюшонах, ничего не пьющие, но внимательно следящие за каждым, кто начинал говорить слишком громко.